Проращивание таланта, литературной одарённости – дело настолько многотрудное, что я приступаю к некоторым методологическим заметкам с понятным страхом, опираясь при этом на опыт сколь почти 15-летнего преподавания в Литературном институте им. Горького, столь и трёхлетнего участия в работе Международного детско-юношеского литературного конкурса «Лето Господне» им. Ивана Шмелёва. Иначе вряд ли бы я имел право вообще брать слово
Первые симптомы
Как понять, что вы воспитываете не просто одарённого, а именно литературно одарённого ребёнка?
Если вы отмечаете его успехи в школьном предмете «литература» на протяжении хотя бы триместра – это, разумеется, повод заострить внимание на том, почему у него стало хорошо получаться писать и говорить.
В первую очередь, естественно, обратите внимание на то, как он говорит и пишет, непременно сделайте себе хотя бы мысленную пометку наподобие «Ничего себе! Как это у него так складно получается?»
Во вторую очередь знайте, что развитая устная речь не синонимична речи письменной. Ребёнок может прекрасно говорить, но с видимым трудом фиксировать мысль на бумаге, и ровно наоборот – чудно изъясняться на письме и при этом быть предельно застенчивым и немногословным, даже косноязычным (!!!) при ответах у доски и с места в классе, избегать литературных и иных дискуссий даже в семейном кругу. А дело в том, что устная и письменная речь могут как развиваться рука об руку, так и двигаться с принципиально различной скоростью, как угодно, только не синхронно.
Но именно литература-то как раз и образуется письменностью, так что второй случай (немногословная устная речь и удивительные глубины письменной) для литературной стези подходит несколько больше…
«Интроверту», «аутисту» «чистой письменности» нужны лишь темы для излияния. Молчаливо и видимо бесстрастно взирая на явления и предметы бытия, он способен проводить впечатляющую внутреннюю работу исключительно потому, что ему почти всецело подвластна письменная речь.
На таких детей в основном и обращают внимание, судя об их способностях по тому, как они отображают себя в тексте.
О наследственности
Наследственная теория почти не работает там, где речь идёт о литературных династиях. Да, сын или дочь лингвиста, поэта, писателя будет с детства окружён специфической атмосферой, «дискурсом»: отец и мать говорят о литературе, публикуются, гости дома также привержены словесности. Вслух читаются как отрывки, так и целостные произведения. О них говорят, порой жарко спорят…
И всё же литературно одарённый ребёнок вырастает именно в сопротивлении среде – он, если хотите, выстраивает вокруг себя литературу в качестве защитного барьера, средства выживания в мире, инструмента личных достижений, и потому особенно благоприятная обстановка к занятиям литературой не способствует появлению в ребёнке основных функций сражающегося за себя словесника.
Ближайший аналог – матери меня поймут – естественные мучительные роды или чуть облегчённое, но всё же кесарево сечение.
Словесность как гуманитарное направление исследовательской и познавательной деятельности представляет собой сферу, где можно искусственно вырастить приличного работника, всячески способствуя ему, но что касается поэзии – сопротивление жизни в ней неизбежно. Поэтому не следует, как видится, освобождать ребёнка от домашних и учебных обязанностей, выделяя ему «время для сочинения стихотворений»: поэзию такое отношение только погубит.
Развитие симптоматики
Единичная удача (сочинение, стихотворение, рассказ, рецензия на книжку, рассказ, повесть или поэтическую подборку, получившие высокую оценку учителя и тем более родственника, пусть даже и сведущего в литературе) не может однозначно свидетельствовать о том, что ваши дети литературно одарены. Увы, «случайности случаются»! Завтра ваше чадо уже может увлечься чем-то иным, прямо противоположным словесности – спортом, точными науками. И лишь когда случайности начинают происходить периодически и постоянно, они имеют шанс превратиться в систему.
Типичный диалог разочарованного родителя с ребёнком:
- Но у тебя же так хорошо получалось!
- Мама, мне интереснее карате-до.
Проверено: настаивать – не стоит.
«Раздувать огонёк» – дело и родительское, и учительское, но только при условии, что ребёнок сам образует себе условную матрицу понимания предмета. Только тогда появляется возможность наложить на его понимание своё видение дальнейших занятий, ни в коем случае не противоречащее взгляду ребёнка.
Также типичное заблуждение старших: периодичность получения от ребёнка текстов должна быть максимально интенсивной. Литературно одарённый ребёнок может месяцами жить
исключительно внутренней жизнью, напрочь игнорируя какие-то там «занятия литературой», написание непременных работ, свидетельствующих о том, что он её занимается.
Такт, так и ещё раз такт, которому в России следует учить отдельно и специально!
Глава о такте
Если уж речь идёт о нашем будущем, я полагал бы крайне необходимым ввод в школьную программу всего одного школьного предмета – такта и этикета.
При этом этикет вторичен, а такт первичен.
Такт – это умение способствовать человеку, опираясь на понимание его свободы, образ чувства и соответствующего поведения, не позволяющего относиться к ближнему, как к куску промасленной ветоши.
Такт есть воплощённое сочувствие, милосердное понимание, старание влезть в шкуру другого такое, что приходится вылезать из своей. Та самая Христова любовь к человеку, не душащая в объятиях, прохладная в жизненный зной и тёплая в жизненный же холод. Умение оставить человека наедине с собой, когда это нужно, и быть рядом, когда он не может быть один.
Такт есть то, что противостоит любому эгоизму, но именно эгоизм - в том числе национальный – сейчас и воспитывают. Как гадко насмехаются сегодня над теми, кто проявляет альтруистические задатки! Как подозревают их в хитрости, старании обойти!
Страну – рабочие и личные отношения – губит именно отсутствие такта, всеобщая подозрительность, зависть, ненависть к благородным порывам в мире будто бы окончательно победившего местничества и материалистического стяжания, неумение разглядеть в человеке главного, распознать его скрытую трагедию. Пролезая в него в грязных сапогах или выказывая полнейшее равнодушие, ближние убивают самые страстные, склонные к благородному самопожертвованию натуры. Гибнут подчистую не только поэты! Огромное количество не словесников мучатся от непонимания, конского жизнелюбия родни и друзей, отрицающего их муку...
У нас отчего-то (наследие и «крепостного права», и «монгольского ига», и всевластия князей и государей) принято не просто презирать ближнего, но считать его конкурентом в обладании жалкими холопскими благами.
Лишь такт, божественный такт способен свести на нет отношения «хозяин товаров и услуг против клиента-лоха» и «вечно правый клиент против вора-подонка-толстосума».
Как видно, корень зла – власть. Каждый из нас, признанный или непризнанный, разыгрывает на сцене своей судьбы маленькую властную трагедию, точно соответствующую его представлению о том, как реализуется власть в принципе, насколько она демонична или блага.
Такт постулирует власть как обязанность сбережения человеческой судьбы, но ни в коем случае не диктат над ней.
Речь о социальном согласии, и если предмет войдёт в жизнь, школьную программу, сделается нормой, общество может, наконец, цивилизоваться, задышать полной грудью. Легче станет и людям. На счету у бестактности – и судьбы, и жизни.
Об утилитаризме в понимании одарённости
При появлении зазоров в пониманиях литературы у ребёнка, родителя и педагога обнуление усилий неизбежно.
Причиной разлада часто может выступать утилитаризм и взрослых, и ребёнка. Вспомним трагические истории вундеркиндов: они ломаются на том, что внимание к ним с возрастом ослабевает. Привыкшие к гипертрофированному вниманию, как к психологическому наркотику постоянного одобрения и восхищения ими, что бы они ни делали, подросшие дети не выдерживают вакуума.
Так следует ли с младых ногтей методично-истерично растить «юного гения», буквально сдувая с него пылинки, навязывая себе роль секретаря при важной персоне, лично отбивая любые попытки дезавуировать талант сына или дочери, беспрерывно трезвоня в инстанции, требуя обратить внимание на детские экзерсисы?
Если у ребёнка изначально имеются какие-то изрядно отклоняющиеся от правды бытия престижные соображения о литературном ремесле («писать модно, все писатели беззаботны, им не приходится возиться в грязи, сиди и пиши себе, получай большие деньги»), они обязательно явят себя в работе. Зачастую их можно наблюдать в нервных реакциях ребёнка на непризнание его правоты и таланта. Здесь следует непременно объяснить ему, что его внутреннее чувство далеко не всегда может совпадать с отношением окружающих. Если не сделать этой важнейшей ремарки, конфликт выйдет за рамки понимания ремесла и превратится в гонку за званиями и наградами.
Ребёнок, игнорирующий само чудо словесности, благо самосовершенствования в слоге, будет целенаправленно работать только на награды, изучив «рыночную» конъюнктуру, станет, скача по верхам, производить из себя «беспроигрышные тексты», выискивая для них беспроигрышные темы и беспроигрышный же тон. Жалко бездомную кошечку, больную собачку, ветерана войны (именно в таком ряду)? Дави из читателя слезу, не стесняйся.
Если в творениях юного чада вы прозреваете готовую технологию выжимания эмоций, знайте, что вы растите бездушного карьериста. Раны на таком пути неизбежны, включая понятную «несправедливость судейства». Только кажущаяся несправедливость часто бывает вполне объективна: ребёнок увлечён вовсе не языковыми красотами, а холодно и цинично относится к слову лишь как к средству достижения известности, выступающей главным механизмом оказания влияния на всех без исключения окружающих, включая вас. Ребёнок-лауреат, как ему мнится, имеет право требовать себе исключительных благ и от учителей, и от родственников…
И вторая сторона медали: цепкий учитель или родитель, начинающие использовать ребёнка как средство достижения высшей ли квалификации, повышенных стимулирующих выплат. Цепкий родитель, как правило, реализует свою нереализованность. Не сложилась судьба – дети наверстают. Зардевшаяся мама выйдет на сцену и дополучит от общества внимание, которое ей не оказывали в детстве. Смутно мерещится женщине, упивающейся удачами своих отпрысков и превосходство над другими мамами класса, и некая присущая «элите» власть над «простаками», и внимание классных пап, и переезды в столицы, и иные туманные возможности, которые, как правило, никогда не реализуются. Потому что ребёнок – не рычаг, и ничьих судеб, кроме своей, поднять не в состоянии. Ему бы со своей справиться. Но миф о провинциальных «золушках», прорвавшихся в высшие слои общества, тем более живуч, чем изолированнее эти слои от судеб простых обывателей…
Ухватки утилитаристов в отношении ребёнка, попавшего к ним в объятия, стопроцентно медвежьи; никто из тех, кто хочет превратить ребёнка в средство достижения престижа, не думает о самом ребёнке, более того – попирает его свободу воли, порой так изощрённо жестоко, что травмы не заживают десятилетиями и иногда кончаются трагедиями.
Не следует готовить ребёнка к литературному поприщу, как скаковую лошадь: рано или поздно он соскочит с череды олимпиад по словесности и литературных конкурсов, не выдержав ни массированного изучения источников, ни встраивания, например, научного аппарата в структуру реферата, если не будет сам всерьёз увлечен словесностью. Как только график внешкольной деятельности станет слишком плотным, словесность станет ребёнку в тягость.
Выход единствен: чтобы не разрушить хрупкую прелесть словесности в ребёнке, следует развивать в нём саму рефлексию – мысль о человеке, его душе, впечатлениях, в которых отражаются личные мотивы, вырабатывается его и только его отношение к явлениям природы и общества.
И, разумеется, развивать следует слог: чем глубже мысль, тем она кажется проще, но всё дело состоит в том, каким образом она подсвечивается, чем подкрепляется, и какие выразительные средства языка используются для подтверждения мысли. Прежде всего, стоит отдать себе отчёт об используемых ребёнком выразительных средствах языка: метафоре, гиперболе, сравнении, помогающих выразить мысль полнее и глубже. Ответьте себе на вопрос, насколько чист детский язык, насколько прямо он идёт к цели, что в языке представляет для маленького автора наибольшую сложность – преамбулы или концовки, отождествления или прямая речь (диалоги), где его сильные, а где слабые стороны. Помните: мысль в художественном слове и есть само художественное слово, а мельчайшие детали стиля и есть стиль – он же основной смысл литературного мастерства.
Вместе с тем – хороший стилист уловит сразу же – не стоит полагать, что сложная метафора однозначно приводит к успеху. Слишком сложно выраженная мысль зачастую приводит ребёнка в такие дебри внутренних ощущений, из которых его потом придётся доставать с помощью психологов, если не психотерапевтов.
Главный показатель речевого развития – умение доступно излагать ветвящиеся ощущения, не отступая от общей канвы, строить фразу достаточно полнозвучную, отчасти символическую, но при этом поддающуюся расшифровке без особой сложности.
Временные трудности
Общаться с одарённым ребёнком следует, как с уже сформировавшейся личностью. Как со взрослым. При общении с наставником школьник либо чувствует, что вступил в серьёзнейший период своей жизни, либо по-прежнему ощущает себя «предвзрослым» и, соответственно, «предчеловеком». Словесность – что угодно, только не игра. Замешанная на евангельских истинах, она не терпит лукавства. Рано или поздно лжецы и особенно развязные глумливцы её замолкают, судьбы их претерпевают драмы, могущие быть отождествлёнными с возмездием за игры со Словом.
Будьте в курсе:
- Ляля, ты собиралась написать тютчевском стихотворении. Как там твоя работа?
- Мама, отец, мне разонравилась тема. Она слишком космична, я не понимаю отдельных выражений, возможно, неверно интерпретирую их. Мои гипотезы мало на чём основаны… Не могу объяснить лучше.
- Помочь тебе или, может быть, возьмёшь иную тему?
- Пожалуй, пусть пока полежит.
- Что ж, пусть.
Соглашайтесь с внутренним ритмом авторского осмысления. Не понукайте его: литературная работа, требующая вдохновения как стремления к работе и радостного, затмевающего все остальные впечатления ощущения, основана на постоянной мысли о предмете, которая может (и должна) время от времени исчезать, скрываться от исследователя.
Некоторые итоги и выводы
Итак, однозначно говорит о литературной одарённости:
- запойное чтение – не только по школьной программе.
NB: авторитарное ограничение круга чтения («тебе ещё рано читать Мопассана») даст скорее отрицательный эффект там, где круг чтения сужен в принципе – самой цивилизацией, переходящей на визуальные способы донесения информации.
Чтение в интернете можно при желании рассматривать как справочное, однако оно, как правило, таковым не является, а претендует на основное.
ИНТЕРНЕТ УСТРОЕН КАК СРЕДСТВО, ОТВЛЕКАЮЩЕЕ ОТ ЧТЕНИЯ (обилие параллельных ссылок, колонки справа, слева, вверху, внизу, по ходу текста, назойливая контекстная реклама, и т.п.), но если ребёнку удобнее читать с планшета, пусть он лучше читает с него, чем не читает вовсе.
Небольшая хитрость: вы можете попробовать скачать книги в отдельные файлы и распечатать их, привлекая тем самым ребёнка к переплётному искусству. Здесь и азы «хэндмэйда», то есть, развитие моторики, и закрепление отношения к чтению, как ритуалу познания.
Но просто чтения мало. О литературной одарённости говорит, естественно:
- желание говорить о прочитанных книгах: фактически, это подступы к литературоведению. Ваша задача – приучать подростка не просто отзываться о книгах, но вести более расширенный «читательский дневник», нежели требуется школьной программой.
Критик, литературовед – своеобразный гений рефлексии. Если вы недостаточно хорошо умеете отвечать на запрос ребёнка о смысле каких-то строк, толковать контексты, его рефлексия найдёт, куда устремиться за ответами. Возможно, он случайно набредёт в Интернете на приятное ему сообщество книголюбов, но уповать на такое чудо не следует. Вы, именно вы, родители и учителя, обязаны учиться отвечать на вопросы о смысле того или иного высказывания, героя или сюжета. Вне постоянного контакта со словесностью она превращается в протокольно-наводящие вопросы учебника и ими же исчерпывается.
Литературно одарённый ребёнок испытывает желание подражать потрясшим его авторам, преобразованное в стремление писать самому, и демонстрировать этот навык потенциальн
Микро-глава о подражании
Не следует бояться эпигонства (подражательности) тому или иному автору, из-под влияния которого ребёнок долго не может выйти. Он просто не знает, как обрести собственный стиль.
И точно так же не следует бунтовать против лишённых влияния проб, выглядящих поначалу неуклюже. Настоящая беда придёт, если неуклюжесть осознает себя как приём и начнёт ребёнком тиражироваться, как самобытность. Если всмотреться пристальнее в лики и новоявленных, и древних «авангардистов», без труда обнаружится, что все они – не выросшие дети языка, сделавшие свою стилистическую неприглядность своей единственной сутью. Заставь их рассказать обычным, понятным всем языком о том, что их волнует, они потерпят неудачу: взрослость, зрелость им просто не по плечу.
И подражательность, и самобытность – признаки поисков в языке самого себя. Отсутствие поиска обозначается стёртым стилем, попыткой выражаться самыми общими, почти канцелярскими фразами, неотвратимо губящими и смыслы, и самого автора. Литература признает что угодно, отчасти и «авангардную» эквилибристику, кроме скуки, газетной публицистики, рядящейся в словесность.
Во имя объективной оценки трудов
Идеально всегда иметь под рукой квалифицированного читателя, которыми могут считаться:
- преподаватель словесности в вузе,
- заведующая библиотекой,
- заведующий литературной частью местного театра,
- литературный критик,
- просто добрый знакомый, готовый дать отзыв на произведения ребёнка.
При внешнем отзыве, имеющем для ребёнка гораздо большее значение, чем мнение учителей и родителей, важно уберечь его от ВЗРОСЛОГО СКЕПСИСА. Оценка профессионала может быть не только восторженно удивлённой, но и объективной («что-то в этом есть, следует продолжать, однако…» (далее следуют указания на стилистические огрехи)).
О некоторой надежде может свидетельствовать:
- победа детского сочинения в общешкольных и вплоть до федерального уровня конкурсах. Однако не следует полагать, что конкурсы всемогущи, и каждая победа есть знак грядущего поступления в профильный вуз: оценочные шкалы конкурса и вуза совершенно не совпадают. Фактические знания (с учётом ЕГЭ, ГИА и других преобразований отечественной системы образования) и умение самостоятельно мыслить – вещи зачастую полярные. Кроме того, нельзя не учитывать и ошибок оценивающей стороны, и внезапных неудач подготовленного, уже с «набитой рукой» абитуриента. Его могут оставить силы, он может занемочь, не сфокусироваться достаточно для того, чтобы быть блестящим. Добросовестные домашние заготовки будут излагаться им топорно, без выдумки, и тогда экзамен превратится в пытку.
Но чего не стоит по результатам конкурсных усилий делать ни в коем случае – это использовать пачку ребячьих грамот и иных отличий как рычаг давления на приёмную комиссию. Противодействие окажется скорым и ассиметричным, а искомого результата вы точно не достигнете.
НАКОНЕЦ
Литературно одарённый ребёнок непредсказуем. Поступательное движение его к словесности может извне казаться дёрганым и неровным. Во множестве случаев дети могут «промолчать», сосредотачиваясь, несколько недель или месяцев, прежде чем начать выговариваться. И здесь на сцену судьбы вступает финальный герой – Терпение.
Смиритесь. Всё в воле Божьей. Сделаться словесником должен человек, имеющий волю к слову. Ребёнок, умеющий связно изъясняться, ещё не поэт, не прозаик, не критик, не переводчик и не драматург. Для того, чтобы сделаться ими, ему должно быть, что сказать.
Поступление в Литинститут школьников изрядно снизило уровень выпускников: у молодых людей просто нет адекватного словесности опыта живой жизни, на котором настаивал основатель института Максим Горький. В результате в двадцатидвухлетних выпускниках института сегодня мы не видим и пяти людей каждый год, согласных отдать словесности всю свою жизнь, беспрестанно, за грошовые гонорары или вовсе без них, присутствовать на страницах литературной прессы.
Научить профессии могут, простите за банальность, профессионалы. Ни один из них в качестве репетитора не способен «раздуть» из искры пожар мирового пламени. Не стоит уповать на прожжённого редактора, громоздящего из вашего чада ослепительного самородка: только ваш сын или дочь могут начать, продолжить и закончить свои рассказы и стихотворения. В воле наставников – предложить тему, не настаивая на ней, и увидеть результат, не правя в нём ничего, кроме орфографии и пунктуации. Стилистические советы – почти за рамками компетенции. Максимум – «эту фразу лучше слегка перестроить».
Дальнейшее – дарение судьбы – не в ваших силах, и никому из нас не поручено насильственно вручать её ни единому из малых сих.
Посему – терпите, терпите до тех пор, пока дар не созреет и не приоткроет себя в сочинении, заметке, дневнике. По прошествии многих лет вы скажете себе несколько примерно таких слов: «Я сделал то, что мне предназначено, любя и своего малыша, и словесность. Я не сводил их против их воли. Да повенчаются они в горних сферах, если на то будет воля Создателя».
