Новый год Колюшки

Автор: Елена Нестерина Все новинки

Дедушка на все времена

Дедушка на все времена
255 лет назад родился Иван Андреевич Крылов. Что можно добавить к этому? На память сразу приходят десятки цитат, несколько литературных анекдотов и облик медлительного щекастого мудреца

Царь русской басни


К этому жанру до Крылова в России обращались и Симеон Полоцкий, и Антиох Кантемир, и Василий Тредиаковский, и Михаил Ломоносов – но для них «эзоповы» эксперименты все-таки не стали событием, хотя некоторые басни первых русских классиков стали известными. Более плодовитым баснописцем оказался Александр Сумароков, во многом ожививший для русского читателя Эзопа и Лафонтена, но и он предпочитал другие жанры. Когда Крылов стал сочинять басни, мастерами этого жанра считались два Ивана – Дмитриев и Хемницер.

Первый славился певучей поэтической речью, второй считался отменно остроумным. Но у Крылова имелось решающее преимущество: он без натуги и фальши воплощал в басенных сюжетах русский характер. Для французов таким знатоком народной души стал Лафонтен – и его ценили необыкновенно. До сих пор ценят! А ещё Крылов писал занимательно и афористично – это сразу бросается в глаза при сравнении с другими русскими баснописцами. Например, классический сюжет про ворону (ворона) и лисицу до Крылова на русский язык перелагали не раз. У Тредиаковского басня завершалась так:

Оною корыстью, говорит тому на смех:
«Всем ты добр, мой Ворон; только ты без сердца мех».

После Крылова это читать трудно.

В 1809 году скромным тиражом 1200 экземпляров вышел в свет первый сборник басен Крылова, принесший ему уже не известность, но прочную славу. Некоторые из тех, первых, крыловских басен стали хрестоматийными: «Ворона и лисица», «Стрекоза и муравей», «Петух и жемчужное зерно». За ними последовали новые басенные книги, каждая из которых многократно переиздавалась. Крылов сделал открытие. Оказывается, басни – это не только притчи про животных и современников Эзопа. В этом лукавом жанре можно представить всю Россию – как Данте вывел всю ренессансную Италию в «Божественной комедии». В «Воспитании льва» Крылов критиковал Фредерика Лагарпа, который учил будущего русского императора Александра I, но не знал Россию, в «Квартете» посмеивался над затянутыми и нескладными заседаниями «Беседы любителей русского слова», в которой сам состоял на первых ролях. Потом стал писать о событиях 1812 года – у него получались патриотические басни.

В баснях Крылов приноровил поэзию к русскому разговорному языку, к живой молве, к просторечной интонации – то саркастической, то дидактической, то открыто насмешливой. Как положено баснописцу, Крылов поучал. Но мог и просто посетовать вместе с читателем: «У сильного всегда бессильный виноват». И это подлинно крыловский оборот, который посильнее чеканных моралите.

А сколько басен Крылова стали хрестоматийными почти сразу после первой публикации! Уникальный случай.

Почему же нашу словесность покорили именно басни? Почему именно они превратили русскую поэзию в народное искусство, без которого нет живой речи? Можно отметить связь с фольклором, со сказками, в которых тоже хватает притч, в которых тоже действуют животные, в которых мы узнаем самих себя. Ну а потом, Крылову под маской баснописца легче было излагать вольные, смелые мысли. Эзопов язык, аллегория – это отличная маска. Проверенная. Но он не злоупотреблял политическими «фигами в кармане». Пережмешь с политикой – потеряешь легкость. А у Крылова каждая строчка дышит. Он был вольным философом, а не пасквилянтом. И, сохраняя репутацию монументального чудака, сумел добиться не «палат каменных», но уважительного отношения сильных мира сего. К нему и придираться побаивались. Крылов сказал – значит, так всё и было. В злонамеренности его не подозревали. По крайней мере, в годы зрелой славы.

Более живых сюжетов в русской поэзии не найти, они – как искры мудрой иронии в повседневной речи. И не беда, что многие из них восходят к Лафонтену, а то и к Эзопу. Секрет не столько в фабулах, сколько в интонации, в афористическом сочетании слов. Культура языка – не в витиеватых построениях и уж, конечно, не в точной расстановке ударений. Вот если исчезнет, выйдет из употребления «демьянова уха» – речь обмелеет. Интонация важнее грамматики. Крыловские крылатые выражения расцветили русскую речь. «А Васька слушает да ест», «Да только воз и ныне там», «Беда, коль пироги начнёт печи сапожник», «Слона-то я и не приметил», «Не плюй в колодец – пригодится воды напиться», – всё это до сих пор нет-нет, да и слетит с языка.

Арсений Замостьянов/Год Литературы