Этой публикацией мы открываем цикл статей, вошедших в сборник «Духовный кризис в русской литературе и революционные потрясения XX века» (составитель – Дмитрий Михайлович Володихин, М: Снежный Ком М, 2020), составленный по материалам одноимённой конференции, прошедшей в Издательском Совете Русской Православной Церкви в прошлом году.
Значение сборника велико в том плане, в котором тема ложности революционно-разбойничьего мифа ещё звучит в нашем обществе и делает нашу гуманитарную сферу предательски изменчивой, ловящей отголоски грозных событий, а порой и открыто уродующей языковые стилистики во имя «леваческих» соблазнов сокрушения всего и вся.
Сборник открывает небольшая статья митрополита Калужского и Боровского Климента (Капалина), в которой он поясняет актуальность рассмотрения событий столетней давности сегодня как потребность самую острую
Сергей Арутюнов
Со времен исчезновения СССР прошло почти два десятилетия. Однако многие исторические вехи в судьбе русского народа по сию пору воспринимаются через призму советской идеологии.
В СССР хватало достижений — научных, военных, спортивных. Однако создавался он на почве страшного социального потрясения, на костях миллионов жертв, поэтому и прочность советской государственности оказалась гораздо меньше, чем мечтали ее творцы. Россия простояла с момента создания Иваном III во второй половине XV столетия до начала XX века 450 лет. И это если не считать историю домонгольской Древней Руси! СССР продержался всего семь десятилетий. Надо полагать, не на том фундаменте он стоял, чтобы долгая жизнь ему была обеспечена.
Судьба государства, рожденного революцией, умещается по своему смыслу в одну евангельскую притчу. Сказал Господь: «Итак всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне;и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что основан был на камне. А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое» (Мф. 7:24—27).
Поэтому, видимо, в наши дни уместнос разумной долей скептицизма вглядываться в старые советские объяснения сути исторических явлений.
Так, например, отношение к революционным потрясениям 1917 года не как к великой трагедии, а как к началу «светлого пути» в наши дни выглядит и неуместно, и архаично. Революция и Гражданская война были братоубийством, они необыкновенно дорого обошлись нашей стране и нашему народу. Речь идет не только о миллионах павших, не только о чудовищных материальных потерях, но также о падении нравственного чувства, о богоборческой и антицерковной политике победивших сил. Таким образом, всякого рода славословие в адрес революционного взрыва столь же неприемлемо, как поздравления со свадьбой в день похорон. В отношении социальных потрясений начала XX века уместны скорбь, молитвы о безвременно ушедшихи стремление честно разобраться в том, что привело к этой катастрофе.
Так вот, разбираясь с причинами катаклизма, стоит задуматься о том, что подобного рода сдвиги не происходят на фоне абсолютного духовного благополучия. Конечно, тяжелейшая Первая Мировая война, натиск внешнего врага и «труды» руководимых им революционеров, которые изнутри подтачивали Империю, действовали на державу разрушительно. Однако то гласное и негласное одобрение, которое получали радикальные силы от русского образованного общества, было плодом не одних лишь недолгих военных лет. Открытому революционному взрыву предшествовало длительное духовное развращение образованного класса. В итоге оно обеспечило революционерам, то есть врагам государства и Церкви, почти полную вседозволенность.
И русская литература, как ни тяжело говорить об этом, сыграла свою негативную роль в развращении общества. Разумеется, не вся, было достаточно исключений. Но в период так называемого Серебряного века нетрудно заметить нарастание печальных тенденций. Корнями же они уходят в эпохи, отстоящие от кануна революции на полстолетия, если не на столетие.
Так, в обществе размывается идеал целомудрия. Распутство же, в самом прямом и незамысловатом смысле этого слова, усилиями известных писателей и поэтов становится делом милым, приемлемым, чуть ли не частью общественной нормы. Литература обращается к темной мистике, не имеющей ни малейшей христианской основы. Внимание к языческой культуре, мифологии, вплоть до обрядов и мистерий дохристианской древности, растет. Повышается градус магизма, эзотеризма, и даже столь именитые поэты, как Валерий Яковлевич Брюсов, отдают им дань.
Идеал «общественного блага» и «социальной справедливости», которые могут быть достигнуты путем сокрушительных ударов по государственному строю, оправдывается и даже получает прославление. Например, у Максима Горького. О существующем социуме открыто и прямо писали: он «душен», в нем «не хватает свободы» и «всё прогнило».
Что же касается православия как духовной основы русского общества и Церкви как столпа веры, то немногие осмеливались возвысить голос в их пользу, в их оправдание. Напротив, Церковь оказывается предметом обличения. Так, много говорится в предреволюционную эпоху о том, что Церковь не поддерживает ту самую «социальную справедливость», что она наполнена пустым «обрядоверием», а живая душа из нее ушла! Показательна в этом смысле позиция Льва Николаевича Толстого.
Революция в очень значительной степени выросла изо всей этой «вольности» духовной. Русское общество, напитавшись идеалами ложной свободы и уйдя от свободы истинной, обрело судьбу евангельского «разделившегося дома». Иисус, обличая фарисеев, сказал: «всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Мф. 12:25).
Итак, сначала дом, стоявший на камне, разделился и пал. Затем новый дом, построенный на песке, долго не простоял и рухнул, как и первый. Это печальные уроки, которые нельзя забывать, — столь дорогой ценой они получены.
