Любят у нас ворчать на календарь: вот, мол, и от Запада отстаём, и к Востоку не примыкаем, и шут его знает, зачем и почему.
О, поверхностные! Идёте мимо чуда и не видите его сияния!
Знаете ли вы, что именно с 7-го января (Рождество Христово) астрономический день – величина светлого времени суток, если быть точным – только и начинает увеличиваться на одну минуту, а ровно с 19-го января (Крещение Господне) – на целых две? Я открыл эти цифры, пристально – уж больно надоедает порой темень – изучая длительность дня на протяжении года, и никак не могу счесть это открытие случайным.
Для верующего вообще случайностей не бывает.
***
Как славно, что Он родился в самые тёмные дни года: лишь для того, кажется, чтобы ярче сияла Звезда, приведшая к Нему волхвов.
Нет ничего более умиротворяющего, чем картина той пещеры – по сути, природного грота и одновременно стойла, занавешенного догадливой Марией так, чтобы образовалась ещё одна – человеческая стена – длинным полосатым покрывалом, по сути, чуть ли не единственным имуществом беглецов. И такое наспех оборудованное лоно снова отливает нечеловеческой точностью – на три четверти Иисус рождается в природе, от Бога, и только на одну – от человека с его бесчисленными тяготами, грехами и заботами, отягчающим душу скарбом, не дающим веровать полно и бесстрашно.
И ещё Он рождается, как сегодня немногие из нас, в дороге… по пути в Вифлеем, волей родителей, подчинившихся указу о будущей переписи населения «быть в своём городе». Он появляется в пути, символизируя тем расхожую истину о том, что все мы вечно в дороге, и не знаем, ни что за её изгибом, ни где будем следующей ночью преклонять главу.
И так понятно русскому сердцу, что такое «не нашлось места в гостинице»! Будто бы нарочно на всех приёмных стойках наших советских «отелей» (деревенские читали «отёл») красовалась жесткая надпись «МЕСТ НЕТ», и даже – в две строки, для пущей внушительности. Мест не было нигде, потому что «держалась бронь» на всякий случай (а вдруг – начальство?), и потому что возиться с проезжающими не было особого желания, вдруг испортят что-нибудь, радио, например… и вообще, наши гостиничные порядки – те самые, древние. Это вам не теперешняя насквозь туристическая Европа, где, куда ни сунься, везде круглосуточно открыто.
Где же сегодня у нас укрыться путнику? Одно из самых евангельских произведений советской литературы – «Старший сын» Александра Вампилова. Там как раз о приюте, ночлеге души, и о встрече Отца и Сына, в меру блудного, но больше – счастливо обретённого из мириад иных.
***
Что решительно нельзя зачеркнуть в памяти – Свет, что сопровождал роды. Повитуха просто не понадобилась: вся сцена заполонена ярчайшим светом в пещере, целомудренно скрыта от глаз и Иосифа, и Саломеи, пришедшей помочь Марии.
Они опоздали: когда свет сделался нормальным для глаз, мальчик уже явился. Как в сказке.
Свиданий наших первые мгновенья
Мы праздновали как Богоявленье
- пожалуй, эти строки Арсения Тарковского – лучшие из всей советской поэзии именно по напряжению религиозного, как бы сказало «начальство», чувства. Когда у людей отнимают и Бога, и Богоявленье, с чем оно сравнивается? Со свиданьями… «Со свиданьицем» - говорили в нашем великом народе, собираясь и поднимая скромные рюмки. И встреча Встречу не отменяет, а намекает, одна на другую.
К слову, в неверующем Советском Союзе до 1929 года, то есть, целых двенадцать лет после революции (Боже, что за недосмотр!) Рождество было государственным праздником и выходным днём и отмечалось по григорианскому календарю. Но что даже более удивительно, первые христиане Рождество не праздновали, считая его началом страданий, но как может, скажите на милость, человек не праздновать его, как первый шаг к очеловечиванию на самом великом в человеческой истории пути?
Славим.
***
Слушая тихое и, кажется, одобрительное блеянье домашней живности, легко забыть, что эта семья скоро окажется беглецами. Снова – дорога, безвестность перед Вечностью… Полотна, озаглавленные «Бегство в Египет», рисуют нам ослика, влекущего на себе Марию с одним из самых человеческих выражений на лице – совсем ещё юная, она наяву грезит о будущем, и не боится. Под уздцы ослика ведёт земной отец Иисуса, Иосиф, и вокруг них – сумерки или совсем уж мгла Передней Азии.
Невозможно не вспомнить, как сто лет назад бежали от революции и войны русские люди в Узбекистан, Таджикистан и на Кавказ, в «Ташкент-город хлебный» и иные далёкие города, где можно было укрыться от отечественных нестроений, как оставались там, и лишь тридцать лет назад, снова гонимые, устремились на север. Веками раньше бежали от бескормицы и дальше, в Сибирь и на Каспий, целыми сёлами, теряясь в пустынях и предгорьях, основывая русский быт там, где он почти физически невозможен.
Есть в этих наших переселенцах что-то от перелётных птиц: заслышав грозное дыхание беды, они могли легко сняться с места, и только сегодня, когда мир сделался таким крохотным, что, мнится, и бежать в нём некуда. Будто бы не осталось в нём ни гор, ни степей, ни лесов. Остались, и ещё ждут нас перед свершениями нашего духа.
А глобальные и глобализированные донельзя «зоны комфорта» - для слабых, как ни прискорбно. Для тех, кто боится показаться Господу, стыдясь и слабостей, и вытекающих из них микроскопических поступков. Теперь, куда более зависимые от городов, чем тысячи лет назад, почуяв новый ледниковый период, люди тревожно оглядываются и не дают себе воли переменить место: скарб за спиной даёт себя знать. А, между прочим, при пожаре из наших домов стоит вынести немногие деньги и немногие же документы, а с ними разве что телефон или компьютер с домашним архивом…
***
Он должен был погибнуть, этот ясноглазый мальчик, смолоду объявленный мудрецом. Стражи Ирода врывались в дома и изымали детей на казнь. По разным данным, сотни и тысячи их были истреблены. О, страх правителя потерять власть! Но потерял этот злыдень гораздо больше: само имя его стало символом изуверства и садизма, укоренившись даже в русском языке, круто замешанном на евангельских рассказах.
Иисус должен был погибнуть, но Он не погиб, просочившись через препоны и заслоны, караулы и блок-посты, увернувшись божественным провидением от любого насилия. Ведомый Судьбой, Он не мог проиграть в самом начале.
В легковерии своём мы часто забываем, что вся Его история неравномерно и крайне правомерно уложена в первые четыре месяца года. Зима – Рождение, Крещение, поздняя весна – уже Распятие и Воскресение, этакий малый цикл бытия, предельно насыщенный, чтобы вслед за Пасхой чуть отступить в тень. И верно: в лете, кажется, ещё так много языческого, но всё-таки лето всё без остатка наполнено Его будущим Пришествием, и даже ранняя осень – вся Его…
К Крещению Его приходят неслыханные холода, словно бы говоря нам о том, каково это, бестрепетно входить в нашу льдистую воду, и что это был за шаг, после которого пути назад уже не было. «Чашу эту мимо пронеси» - «Но продуман распорядок действий», противопоставляет Пастернак, и здесь оказывается безусловно правым, хотя и намекает он здесь почти исключительно на свои «контры» с «начальством».
Здесь – от Рождества до Крещения мы выпускаем всё Его детство и юность, но и сказал же он земным своим родителям сразу, что он не ребёнок, а «муж совершенный», и придут поклониться Ему и звери, и птицы…
***
А календарь наш, верьте слову, – верен, и нет его вернее.
Заставка - Pravlife.org
