Порой, будучи приглашённым в собрание для обсуждения цеховых проблем, стоит замолчать и прислушаться. Да-да, именно «молчать и слушать», как заповедано одному литературному герою родом вовсе не из людей. Слушать, как твои старшие коллеги и отчасти ровесники говорят не о себе, а о наболевшем у всех, и говорят притом – с Церковью. К кому сегодня ещё апеллировать? Это когда-то власти живо интересовались словесностью, уверенные в том, что от неё зависят общественно-воспитательные функции, но теперь от подобной уверенности осталось разве что воспоминание.
И вот сидишь и слушаешь… а параллельно спрашиваешь себя, а писатель ли ты. И отвечаешь, несмотря на обилие изданного вполне себе ничтожными тиражами, - нет. Писатель – это, как ни смешно, именно тиражи, достаточные для того, чтобы как-то влиять на сознания. А что у тебя? Вечное подполье, не признанность, ставшая дурной привычкой, книжки «за свой счёт», а если за счёт издательства, но не более полутора тысяч штук, и то не чаще, чем раз в пять лет.
А жизнь коротка, и её уже явно не хватает для того, чтобы стать «писателем» в полном смысле этого всеобъемлющего слова. Поэзия – «это другое».
***
Издательский совет, вручающий Патриаршую литературную премию, собирает ее Попечительский Совет и говорит на нем с писателями регулярно. Обо всем и сразу. Но этого, понятно, в основном технического органа явно недостаточно.
Вот почему Совет устами митрополита Калужского и Боровского Климента спрашивает: что вам нужно для того, чтобы чувствовать себя менее бездомными, чем сегодня? И предлагает: приходите, мы инициируем постоянный форум для тех, кому небезразлична судьба Отечества, Веры и Слова. Может быть, так и назвать будущее собрание – «Мир Слова»? Или – «Мiр Слова»? Или – просто «Мiр»?
Тут бы и вступить в разговор с дельными и выверенными мыслями о том, что нужно писательскому сообществу, властно взять поводья на себя и потрясти собравшихся товарищей глубиной откровения. Но – лично у меня – не вышло. Слава Богу, коллеги подготовились куда лучше, и говорили. Но были и те, кто, как я, внимал.
Отчего же так? Может быть, оттого, что все эти проблемы уже поднимались неоднократно, и решение их, видимо, лежит в плоскости, которая ещё непостижна уму. Сказать «литература гибнет, спасите её, спасите и меня вместе с ней» может каждый, руководствуясь конкретными цифрами, хотя бы даже относящимися напрямую к самому себе. Но разве книжные магазины пусты?
Изменился и общественный климат, и общественные установки. А главное, изменилось место словесности в обществе, и былое книжное «воспитание» грозит перейти в «развлечение». Не все могут вынести подобного перехода.
Поэзия, которая есть область выявления и воспитания чувств, тем более.
***
Статью «Какого окормления хотят писатели от Церкви» я писал не так давно. Да, хотелось бы прямых священнических консультаций, особенно в области исторической романистики, изъяснения тайных пружин исторических событий, продолжающих влиять на нас, и, что греха таить, вразумления о том, что происходит сегодня. Писатель делает болящую душу инструментом познания, и инстинктивно ищет «читателя, советчика, врача».
- На лестнице колючей разговора б!
- эти мандельштамовские строки залегли слишком глубоко, чтобы можно было бы их не припоминать по каждому поводу…
«Конечная цель всех наших усилий – просвещение», - напомнил митрополит Климент. Возражений не было. Я кивнул и тут же засомневался, но лишь насчёт себя.
Поэзия – просвещает? Лично моя – да или нет? Пожалуй, просвещает, но косвенно, через интонацию, построение фразы, инверсии, характерные для куда более ранних десятилетий. Да что там! – поэты Золотого века не слишком затруднились бы понять меня, ощутить биение эпитетов… Пожалуй, я мог бы быть им братом, но – Просвещение? Всё Просвещение в целом?
Так понимаешь своё место.
Урок.
***
Форум открыт. Его учредительное собрание состоялось. Что дальше?
Один безмерно уважаемый коллега постулирует: форуму надо способствовать распространению лучших книг. Церковь с готовностью отвечает: да, конечно, в рамках книжной выставки «Радость слова», которая как раз разъездная по самым отдалённым городам и весям страны, а порой и стран СНГ.
Другой безмерно уважаемый коллега напоминает: статус писателя упал, но когда он был высок, на писателей обращали внимание не они сами. Намекаем: о нас нужно хотя бы изредка говорить.
Может, иногда стоит напоминать людям о том, что каждая книга – это борьба, результат которой не предречён, что писательство – это добровольно выбранные и каторга ума, и его горний полёт, что чтение хорошей литературы – не «беллетристики» - излечивает от примитивных вожделений и поселяет в душе чувство сопричастности со всем миром? То есть, цели писательства и Церкви более чем сходны, и состоят в освобождении человека от пребывания в расплющивающей сознание бытийной плоскости?
Церковь отвечает: да, мы – одно, только методы достижения свободы человеческой у нас разнятся. Вы всё отдали Слову, мы – Литургии, объемлющей и Слово, и музыку, и пост, и покаяние, и всему этому название – Служение.
Так рядом, что руку протяни, а кажется иногда, что не дотянешься…
***
Превращаться во всемогущий советский Литфонд, спасающий неимущих словесников, выдвигающих наиболее достойных на государственные награды, литературный форум при Издательском Совете пока не станет.
Предлагали даже литературное агентство при Совете учредить, а также учредить при нём юридическое агентство по прищучиванию плагиаторов, но надо же сообразовываться с реальностью.
Писатели плохо с ней сочленяются. Посланцы мира куда более вольного, чем наш, и основанного куда менее на «необходимости», чем на «свободе», они с трудом представляют себе иное занятие, нежели текстовое или текстологическое, и потому нуждаются в призрении (не путать с презрением). Если у них не возникает ощущения нужности, о какой семантике можно говорить применительно к их книгам?
Третий безмерно уважаемый коллега вдруг, посреди обычного усиления жюри конкурса «Новая библиотека» замечательными словесниками из регионов, сказал: «Знаете, а ведь у нас нет образа будущего. То есть, есть, но он какой-то недостаточный. Может быть, поэтому у молодых его нет почти совсем. То есть, какое-то будущее они себе представляют, но качество его ужасает. Потребительство, карьера – в лучшем случае. В худшем – апокалиптика, но даже не христианская, а какая-то языческая по духу. Мы просто обязаны сформировать образ будущего, и будущего, могущего быть светлым, причём с их же, молодых, участием».
Здесь я заново встрепенулся. Будущее… забытое слово. Со времен «развитОго» (Боже, ну почему ударение тогда ставилось так странно?) социализма.
Будущее – это же то, о чём говорилось больше тридцати лет назад! Потом оно исчезло, выродилось в ссохшуюся корку хлеба, которую хорошо бы купить не втридорога, потом разлезлось в неопределённые цвета и тона, образовав некое пятно в поле зрения.
Когда мы перестали мечтать?
Не о коммунизме, где всегда солнечно и радостно, а просто мечтать. Нельзя же счесть мечтой планирование семейного отпуска или откладывание каких-то средств с зарплаты на электро-мотоцикл… Может быть, общество наше выросло и потому пребывает в состоянии сугубого прагматизма? Но если оно такое уж взрослое, то почему его так легко обмануть, повести за примитивной пропагандой, расколоть на два и больше лагерей, посеять смуту и ненависть друг к другу?
С целью формирования образа всё-таки нормального, а не апокалиптического будущего обсуждался на первом литературном форуме рекомендательный список литературы для юношества, в который, по результатам предварительного голосования на портале Издательского Совета попало не так много произведений современных… Кстати, почему?
Малые тиражи.
У современных издательств только и выхода, что перепечатывать на русском языке отменно сделанные западные и восточные бестселлеры, а национальный язык здесь – посмотрите на полки центральных книжных магазинов! – смущённый пасынок. Мы растеряны, вот уже три десятилетия – растеряны, смущены отсутствием некой «генеральной линии», за которой бы стояло не потребление-обогащение, а одна большая цель для всех нас. Вне хлебных корок и даже строительства лунных баз. Нам уже недостаточно, как шестьдесят лет назад, мечтать о коммунистических колониях на Луне и яблонях на Марсе или Титане. Солнечная система, экспансия, распространение «космического человечества» - где эти научно-фантастические романы, предлагающие готовиться в отряды покорителей Пространства? В родительских шкафах, за пыльными стёклами…
Сегодня, как и на рубеже «перестройки», можно, констатируя нынешнюю духовную нищету, предлагать выход из неё вековой, простой и доходчивый: думай о душе, загляни в неё, проникнись сознанием того, как она замутнена и чем, счищай с неё глупые вожделения. Подспудно это совокупный призыв к покаянию, но слышен ли он достаточно?
Русь веками жила без идеологии, эрзаца Веры, и прекрасно себя и кормила, и обслуживала, и защищала. Отчего же сейчас мы обессилены тем, что не можем выдумать пороха? Человек, один-единственный человек важен и Церкви, и словесности. Он как центр мишени, в который нацелены стилосы, сознания и усилия. Он – предмет забот и тревог тех, что понимают гибельность оставления человека на задворках общества и истории.
Голос человека – вот чего сейчас не хватает.
Если бы его расслышали – неважно, чей – то обязательно поверили бы ему. Пока на его месте – рой разнонаправленных, иногда откровенно лживых и истеричных голосов, которые со временем начинаешь воспринимать как уличный невнятный шум, и больше не веришь им. В равномерном ропоте их – тот же крик страсти, у кого-то обусловленный тем, что «им за это платят», а у кого-то – совестью. И порой разделить их стоит немалых усилий. Да и зачем? Если никто никому так и не поверит, будущего не настанет. Цивилизация топчется сама на себе без цели десять, двадцать, тридцать лет, но в конце концов или находит, куда применить силы, или исчезает.
Та страна, которую я худо-бедно знал девятнадцать лет своей жизни, когда-то знала, куда идёт, но скоро очнулась и сказала себе: стоп, я пролила столько крови, а будущего, которого я так хотела, так и не настало. Может, не стоит?
И тут же пропала.
Наше современное общее дело – в чём оно состоит?
***
Для того, чтобы писателей не убивало равнодушие общества, должно направить их усилия в какую-то понятную и для общества, и для писателей сторону. Пробудятся и гении, если вдруг везде и повсеместно пробудится уверенность в том, что человек слышит человека. Что человек человеку нужен. Тогда эрзацем прекратит быть всё видимое, и отношения переменятся, и торжество любви станет заметным.
Двести лет Достоевскому! Как не заметить, что в православной стране со своей проповедью православия он был поразительно одинок?
…Собравшиеся вчера, 28-го января 2021-го года, в Совете прекрасно знают, во имя чего трудятся, но речь идёт о куда большем: формировании большого класса словесников, для которых Отчизна не пустой звук, и слово которых при этом звучит гораздо громче, чем сегодня.
Церковь помочь готова.
