Пушкин - духовное противоядие

Пушкин - духовное противоядие

Мы живем в эпоху небывалого технологического прогресса: чудеса стали нормой, дедам нашим даже не снилось небывалое и при этом обыденное изобилие нашего ежедневного быта. Во всем развитом мире фактически сбилась т.н. «американская мечта». Везде, в любом магазине и по всему Интернету, нас эпатируют и словно бьют по голове этим же бесконечным рогом изобилия: какая бы прихоть ни взбрела нам в голову, она осуществима, да выбор фактически неограниченный у нас, реально «всё есть», только плати. И всё же… как-то так получается, что при том, что, мол, всё есть, увы, самого главного – счастья – нет и в помине. Вместо этого, увы, повсюду распространены пессимизм, депрессия и зависимость…

Я полагаю, что это происходит от самого потребительского настроя современной культуры (особенно в ее самой бесчеловечной, корпоративной форме). Ведь наша культура по сути прославляет эгоизм, и фактически мы все живем по так называемым «Правилам Форбса»: «Жизнь: игра, где тот, кто умер с наибольшим количеством игрушек, победил». Подстрекая эту бессмысленную игру, беспощадная реклама по зомби-ящику нас постепенно превращает из здоровых людей в больных и зависимых потребителей продуктов. Друзей нет? Что ж, пей пиво Coors Lite – тогда всё будет all right. (При этом 44 % американцев – почти половина населения – употребляют чрезмерно много алкоголя). Нет радости в жизни? Какие проблемы? Купи Twizzlers (лакричные палочки, почти полностью из крашеного сахара, при том, что примерно 64% американцев страдают от ожирения, а больше 30 миллионов от сахарного диабета).

Нажирайся, лишь бы не задуматься! Нет? Нет, всё-таки чего-то не хватает? На, прими таблетку! Уйму же таблеток нам предлагают ежедневно (обезболивающие, антидепрессанты, успокоительные, стимулянты, всякую всячину для повышения либидо… и только очень быстро по экрану пробегающим мелким шрифтом нас предупреждают, что эти таблетки создают страшную зависимость). В России, как в Америке, везде нам рекламируют сладкий яд, и всегда восторженно: «Кока-кола, вливайся!» «Не тормози, Сникресни!». А в душе мы чувствуем и понимаем, что больше в зомби-ящике учений от Маммона, нежели от Матфея: Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше. (Мф. 6, 19-21)

С другой стороны, далеко не факт, что «в старые добрые времена» было лучше – нет: «что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем». Ощущение «суеты сует», о котором так писал Соломон-мудрец в Екклесиасте, находим даже в древнейшем стихотворении мира, найденном при раскопках древнейшего города мира Ур в Месопотамии:

Несчастный современный человек!
Таскается, один-одинѐшенек,
По шумным улицам грязного города,
Голова у него раскалывается от едкой боли.
Друзей у него больше нет.
Он уже не слышит голос Бога своего,
Поющего ему в тишине.
Несчастный современный человек!

5000 лет спустя, мы все остались в некотором смысле жителями города Ур. Да, технический прогресс с тех пор невероятен, но духовный прогресс далеко не соответствует. Когда по телеку и кино крутят в основном пустые шоу, блокбастеры и ужастики в голливудском стиле, когда в суетном одиночестве виртуальной вместо реальной семейной жизни пустые «лайки» вытесняют любовь, когда смотрим вверх сквозь смог на беззвездное небо, всё-таки ноет душа. Иначе быть не может, когда мы лишаемся даже мимолетного утешения сердечности, поэзии, ранимости, музыки, когда даже скоро ожидаемый конец света стал очередным маркетинговым приемом. Но и это, наверное, не ново. Как заметил Лермонтов:

И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг,
Такая пустая и глупая шутка.

С Лермонтовым, конечно, не поспоришь. Правда, физика практически доказала уже, что мысль материальна. «В начале было Слово». Искусство сотворяет, а не только отражает мир.

Итак, быть может, продолжение всей жизни нашей на Земле потребует перехода от «мудрости» разумной депрессии к «глупости» сердечного тепла, веры, надежды и любви. А в этом нам поможет Пушкин. Ведь Пушкин – сильнейшее духовное противоядие. Он же никогда не смотрит «с холодным вниманием вокруг». Он смотрит с неизменным теплом. И даже унылой зимней порой, если только посмотрим его глазами, мы сразу увидим, что: «вся комната янтарным блеском / Озарена…»
Глазами Пушкина, мы научимся снова смотреть на жизнь с благодарностью.
А, в самом деле, прежде всего в жизни нужна благодарность.

Пушкин однажды писал Жуковскому: «назовите меня хоть взбалмошным, хоть ветреным, но только не неблагодарным». Он понимал: когда мы забываем быть благодарными за то, что имеем, мы уже ничего не имеем. Есть писатели, которые пользуются своим талантом, чтобы излить свою желчь и обиду. Но Пушкин, солнце русской поэзии, даже болью cвоей делится всегда с благодарностью и теплом. Поэтому мы, читая его, становимся неизбежно лучше, и нам захочется звонить родным и близким и напоминать им, как мы их ценим и любим. Пушкин – это же наш нескончаемый фонтан любви!

Фонтан любви, фонтан живой! Fountain of love, Fountain alive!
Принес я в дар тебе две розы. As gift to you I’ve brought two roses.

Пушкин – одновременно и великий, и народный поэт, одновременно парень-рубаха, и в высшей степени олицетворение благородства просвещенного русского аристократа глубочайшим образом пропитан всей европейской культурой. И всё это с несказанной «всемирной отзывчивостью русской души» (словами Достоевского). Его легкая гармония наполнена и безупречной грацией, и вселенским теплом-милосердием, к которым в преданном изумлении тянется душа, уязвлена неистребимым стремлением к святости, к истине, к любви, к Богу.

Увы, не все тянутся к его божественному теплу. В «шоу-бизнесе» «рейтинги» cменили истину, а вино поэзии всё чаще превращается в духовную «Кока-Колу». Мысли только о цене давно обесценивают искусство. Поэтому многие уже сомневаются: «Актуален ли Пушкин еще?»

Тебе бы пользы всё – на вес You only care for gain; by weight
Кумир ты ценишь Бельведерский. You price the Belvedere Apollo
Ты пользы, пользы в нем не зришь. No use, no use in him you see.
Но мрамор сей ведь бог! Yet this marble's a god.

Но в «актуальности» не нуждается дивная красота. Словами Пушкина отвечает Моцарт:

Нас мало избранных, счастливцев праздных, So we’re but few, we chosen, happy idlers,
Пренебрегающих презренной пользой, Who of mere “use” neglectful and disdainful
Единого прекрасного жрецов, Are high priests of the One, the Beautiful.

В древности пифагорейцы, жрецы Единого Прекрасного, лечили больных не только зельями, а стихами, веря в целительную силу молитвенной поэзии. Пушкин – в высшей мере такой целитель. Пушкин – Евангелие в стихах, духовное противоядие от окружающей нас пошлости и уныния. Вот как Пушкин сам себя определил:

Небесного земли свидетель, Of heaven’s realm on Earth a witness
Воспламененною душой, With all within my soul on fire
Я пел на троне добродетель I sang before the throne of goodness
С ее приветною красой. That warmth and beauty did inspire.
Любовь и тайная свобода And love and secret inner freedom
Внушали сердцу гимн простой Taught my heart hymns and honest tales.
И неподкупный голос мой My voice, which never was for sale,
Был эхо русского народа. Expressed the Russian people’s yearning.

Пушкин - поэт русской души потому, что он чистейший проводник любви:

Печаль моя светла; My melancholy’s light;
Печаль моя полна тобою, My melancholy’s full entirely
Тобой, одной тобой... Унынья моего Of you and just of you... This gloominess of mine
Ничто не мучит, не тревожит, Nothing’s tormenting, nothing’s moving.
И сердце вновь горит и любит - оттого, My heart again burns up with loving, because - why?
Что не любить оно не может. It simply cannot not be loving.

«Нет истины, где нет Любви», писал Пушкин. И нет любви, где нет Свободы. Именно поэтому:

Мы ждем с томленьем упованья We wait each minute, longing, longing,
Минуты вольности святой, For Freedom's sacred fleeting bliss
Как ждет любовник молодой The way young lovers fret while counting
Минуты верного свиданья. The minutes to a secret tryst.

В России есть сотни памятников Пушкину, у пьедесталов которых, и в зной, и в леденящие морозы всегда живые цветы. Сам я читал речь при открытии памятника поэту в Вашингтоне, и занимаюсь активно воздвижением памятника Пушкину в Лондоне, столице всемирного английского языка. Это реально важно. Памятники эти не только символизируют нерушимую преданность русского народа к «нашему всему». Они еще призывают нас снова и снова вернуться к светлым его идеалам. Но главный памятник поэту должен всё-таки стоять не на улицах, а храниться в сердце каждого из нас, в наших ежедневных поступках и стремлениях.
Примечательно, что стихотворение Пушкина «Памятник» на самом деле является своего рода импровизацией на тему, заданную Горацием в своей великой ХХХ оде Exegi Monumentum. Гораций сказал (в переводе Ломоносова):

Не вовсе я умру, но смерть оставит
Велику часть мою, как жизнь скончаю.
Я буду возрастать повсюду славой,
Пока великий Рим владеет светом...

Пушкин ответил:

Нет, весь я не умру - душа в заветной лире No, I won’t fully die – my soul in sacred lyre
Мой прах переживет и тленья убежит - Will yet out live my dust and despite withering thrive.
И славен буду я, доколь в подлунном мире And I will glorious be, as long’s in moonlit world entire
Жив будет хоть один пиит. One single poet’s still alive.

Какая бы ни царила власть или идеология, Пушкин останется любимым, «пока сердца для чести живы». Сама его поэзия, как ангел-утешитель, его память сбережет, помогая нам любить и быть благодарными за всё, что нам даровано Провидением в этой жизни.

Поэтому, если нам важно «сохранение, поддержка и продвижение русской культуры и русского языка за рубежом», покорнейший прошу поддержать мой международный проект: «Пушкин – всему миру». Чтобы, помимо памятников поэту на улицах, у всех чутких и интеллигентных людей на свете, кому нынче так нужно его духовное противоядие от пошлости и цинизма, хранились в сердцах памятники Пушкину, путеводной звезде нашей культуре. И пусть там, в душе, вечно будут цвести нам на радость эти две чудные розы, принесенные нам великим поэтом в дар: «любовь и тайная свобода».