Русская поэзия начала ХХ века как свидетельство кризиса

Николаева Олеся
Русская поэзия начала ХХ века как свидетельство кризиса
Фото: Сергей Ломов

Из сборника "Духовный кризис в русской литературе и революционные потрясения XX века"


А.М. Горький сказал, что поэт —«чувствилище» эпохи. Так, он чувствует общественные настроения, токи, в нем есть интуиция, предчувствия… Когда еще ничто не предвещало произошедшего, Лермонтов написал:

Когда царей корона упадет,

Забудет чернь к ним прежнюю любовь,

И пища многих будет смерть и кровь.

По языку искусства можно судить о состоянии общества, которое, возможно, само еще не осознает, что с ним происходит. Александр Сегень сказал, что состояние литературы в предреволюционные годы напоминает наши дни. Действительно, напоминает. Как все это развивалось исторически? Не с революционеров-демократов, не с оправдания Засулич, которая покушалась на градоначальника Трепова, даже не с убийства Александра II. Такая дерзость! Все подумали: «А что, так можно было, оказывается?».

Посмотрим с другой стороны, не с политической. Появляется русский авангард, и выходит такой «дурашка-дурашка» Крученых: «Дыр, бул, щыл, убещур…». И так далее. Или Виталий Бурлюк… Этакий «бред собачий», так забавно, так мило. «Морковка в петлице» — так смешно! Выходит на сцену кто-то из авангардистов и начинает обзывать сволочью сидящую перед ним публику. Кажется, это так оригинально, так забавно. На самом же деле начинается метафизическая война с Логосом, которая продолжается по наши дни. И сейчас вновь набирает силу. Через нас, преподавателей Литературного института, проходит много поэтических текстов. Взрослых и подростковых. Наблюдаем разложение синтаксиса, убийство смысла, борьбу со словом, потом со Словом с большой буквы, с Логосом.

Я не оговорилась, это именно метафизическая война, тяжелая борьба. На поверхности мелькают какие-то социальные вещи. Например, ненависть к исторической России. Это мода. Модно ругать Россию. Как и сейчас. А что подразумевается под Россией? На самом деле это прежде всего ее религиозная идея. Православие, Самодержавие, Народность. С. С. Уваров сформулировал то, что органично и неосознанно существовало как верование внутри всего социального организма. Ту самую метафизику. Но что ненавидят в России? Что ругают? Не социальное и не географическое. Не множество «лесов, полей и рек». Не то, что «широка страна моя родная». Ненавидят Православие, Самодержавие, ну и Народность тоже — понимаемую как-то своеобразно. Поэтому еще во время войны с Японией возникают радикально негативные, разрушительные тексты, которые публика воспринимает с большим восторгом. Например, слова Андрея Белого, в период своего расцвета и популярности написавшего стихотворение: «Тухни, помойная яма, рухни, российский народ! Скоро уж маршал Ояма с музыкой в город войдет!». Это гимн врагу, а идет война, между прочим.

К нашему времени вышло много бесценных воспоминаний о тех годах. Например, воспоминания А. В. Герасимова, который был главой Охранного отделения Санкт-Петербурга с 1905 года. Он пишет, что бомбистов было очень трудно поймать, потому что им сочувствовало население. По какой причине началась скверная история с внедрением провокаторов, агентов в революционные движения? Потому что их покрывали у себя мещане и дворяне. Это, как сейчас говорят, «крутым» считалось.

Напомню замечательный рассказ Достоевского «Скверный анекдот», как генерал решил показать свой либерализм и приперся к своему сотруднику на свадьбу. Это очень смешной, очень едкий рассказ. Или, например, Юлия-губернаторша из «Бесов», лебезящая перед революционером-террористом. Вообще множество людей были захвачены этим мыслительным движением. Опять произнесу слово «модно». Людей, которые сопротивлялись умонастроению большинства, называли или черносотенцами, или реакционерами. С ними не здоровались. Вновь — очень похоже на сегодняшнее время... Попробуй сказать, что ты поддерживаешь нашу власть. Если кто-то говорит такое, его уже в «приличное» общество не пустят.

Великое множество умов захвачено настроениями против Самодержавия, России и против Православной Церкви, против исторического Православия. Проходят религиозно-философские собрания, на которых обсуждаются «пути спасения, альтернативные церковным путям спасения». Что это такое? Увлечение антропософией, ницшеанством, спиритизмом, масонством, всякого вида эзотерикой, Блаватской, восточной мистикой, буддизмом, даже черной магией. Я считаю, что недооценена роль хлыстовства в нашей истории. Существовало сатанинское течение «Утренняя звезда», где поклонялись люциферу. Всё перечисленное выше— среди писателей! Секта «добролюбовцев», во главе которой стоял поэт Александр Добролюбов. И даже была какая-то секта старообрядцев с эзотерической идеей: нужно сделать «сердечный магнит», чтобы им примагничивать к себе людей. Я уж не говорю о В. Соловьеве с его мистицизмом, о мистическом анархизме Г. Чулкова, об арцыбашевщине...

Модной стала эстетическая поза: «Общественность — скука, политика — пошлость, работа — Божье наказание». Появляются почти повторяющие друг друга стихи: «Нет двух путей — добра и зла. Есть два пути добра. Проклятье в том, что не дано единого пути. Блаженство в том, что все равно — каким путем идти» (Николай Минский). И почти то же самое у Д. С. Мережковского: «И все равно, куда идти, ведут к единой цели оба». Романтизация порока, иначе говоря: «Порок — художественен, а добродетель — пресна».

В творческих кругах создается очень высокий градус напряжения жизни. «Всё или ничего!» Свою жизнь нужно прожить, как будто сыграть спектакль, где главным героем будешь ты сам. И еслиты погибнешь, то потечет твоя горячая кровь. Какая-то полнота одержимости! Эти люди были очень страстные, хотя снаружи это могло иметь вид скуки или безразличия.

Творчество виделось альтернативным путем спасения. Блок пишет:

Есть в напевах твоих сокровенных

Роковая о гибели весть.

Есть проклятье заветов священных,

Поругание счастия есть.

И такая влекущая сила,

Что готов я твердить за молвой,

Будто ангелов ты низводила,

Соблазняя своей красотой...

Красота блоковской поэзии очень соблазнительна. «Какому хочешь чародею отдай разбойную красу»— вот его отношение. Потом «Двенадцать»: «Эх, эх, без креста!..». Или: «Задерем подол матушке-России!» Ну это просто Каганович…

Истоки революции лежат, конечно, в духовной, метафизической плоскости. И беда в том, что все это воспроизводится сейчас, у нас на глазах. Просто тогда не знали слов «инсталляция», «перформанс»… Большевики хотят отмечать год октябрьской революции. И оргкомитет принимает проект: гладильная доска, а к ней цепью прикован кирпич. Это называется «Ленин в ссылке». Абсолютная инсталляция, какая могла бы быть сейчас. Наши нынешние авангардисты — жалкие подражателитого, что было более ста лет назад.