Никто ничего не подгадывал: завершение очного этапа шестого сезона «Лета Господня» им. Ивана Сергеевича Шмелёва пришлось на его день рождения, 3 октября «по новому стилю». Имя человека, ставшего символом верности православной Руси, витало в Белом зале Храма Христа Спасителя, неслышно и ласково касаясь макушек молодых конкурсантов.
Кем же нужно быть, чтобы вернуться в Россию, будучи похороненным во Франции, и спустя 147 лет после рождения собирать вокруг своей словесности, силового притяжения личности людей, не ложно обеспокоенных будущим страны, ее нравственных оснований? Шмелёвым. Достоевским. Леонтьевым. Теми, кто звал в такое будущее, в котором было бы не страшно ни за себя, ни за ближних и дальних…
***
С Верой не страшно. По крайней мере, мирянину. О Страхе Божьем мы знаем мало, и слава Богу: с ним справляются далеко не все. Страх Божий есть открытость правде мира такой, какая она есть, и выдержать правду способны снова не все, а избранные. От веры мы знаем горячее весеннее струение надежды внутри нас. Обращаясь ко Христу и ликам святых, мы жаждем ощутить в себе растворённость в бесконечной любви, касание внутренней жизни, противостоящей внешней непомерной устойчивостью в приверженности добру и свету.
Шмелёв – это любовное вглядывание в себя и мир вокруг, мир московский, старообразный, мастеровой, с его десятками и даже сотнями позабытых, втоптанных в разъезжую грязь новых времён обычаев. Все они единятся Христом, сходятся к нему резвыми весенними ручейками.
Именно такая «уставная» жизнь некогда показалась скучной, закольцованной в самой себе навечно, и её круг решили разорвать – сперва образованные сословия, всё реже ходя в церковь, а потом и те, кто никогда и не выходил, не мог выйти за пределы бытийного круга.
И лишь спустя несколько десятков лет обнаружилось, что Христос, пропитавший собою всё сущее, воздвиг близ людей череду православных обычаев – охранным кругом, за которым жаждут нашей же крови и плоти и бунты, и нестроения, и разбой, что частный, что государственный, и бедствия, каких история ещё не знала. Холодно спланированное душегубство шрамами пролегает сквозь поколения, корёжит жизни спустя множество десятилетий после своего совершения.
Так близким и родным нам становится тот, кто властно говорит кровопийству «стоп», проникая в израненную душу целительной памятью о том, что такой лад, строй, гармония, и делая это простыми успокоительными жестами, самим порядком внутренней и внешней речи. Будто старый доктор склоняется над вами и спрашивает, как у нас дела. В такие моменты сам хочешь стать старым доктором и спасать занедуживших одним звуком безгранично уверенного в хорошем исходе голоса.
Но не все становятся врачами, и Шмелёв, слава Богу, наверное, осеняет не всех: в ранней юности, кипящей не определёнными ещё свершениями, жаждой влияния на судьбы мира любой ценой, даже позора и стыда, лишь избранные – «притормаживают», ища ответов на вопросы, подвластные только старшим.
Дети взыскуют смысла жизни, и им охотно отвечают и «неподцензурные» писатели и поэты, все устремления которых сосредоточены на удовольствиях, и рок- и поп-музыканты с той же манией наслаждений, и иные деятели «культуры», запертой в «рынке» и его понятиях «пользы», «прибыли», «накопления» и «приумножения», не видящей из него выхода. Как угодно, лишь бы цветистее, революционнее, оскорбительнее – слышится незримый клич над разноцветной толпой.
Шмелёв признаёт всего несколько цветов; синий – вольной печали и воздыхания о былом, серый – раздумья, чёрный – отчаяния и невыразимой тоски, алый – рассвета в ночи и надежды. С этими цветами и с ритмом его повестей надо сжиться, понять их и ощутить своими. И способен на такой подвиг лишь человек, вовремя притормозивший, усыпивший в себе вожделения и богатства, и состояния, и власти. Власть человеческая одна – над собой.
***
Нынешняя осень в Москве славная, истинно шмелёвская.
Подумать только, о ЧЁМ «Лето Господне»! - об утрате мальчиком дорогого отца и о смирении с утратой. В осени 2020 года не слышно ни разочарования, ни опасения. Жизнь, несмотря на тревогу, течёт и течёт себе. Света, кажется, больше, чем весной. Основная гамма города потому голубая и светло-бежевая: золотится листва, чисты широченные бульвары и проезды, выметены и даже вымыты проспекты.
По утрам в центре, у Храма, малолюдно: люди учатся, работают… Немногие туристы проходят из проулка в проулок, задумываясь о свете и тьме. Им есть, о чём, и каждому из нас – есть.
О чём же – нынешнее «Лето Господне»?
О скорости, злобном идоле современности, губителе юности – Алена Капенина:
«…круговорот жизни закружил меня. Вот мне уже десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать лет. Я уже в компании друзей, подруг… Церковь стала дежурным моментом в моей жизни. Нет, я не перестала ходить в храм, но мне всё реже хотелось приобщаться к Причастию Святых Христовых Тайн. Зачем? У меня и так всё неплохо складывается. Только ложась вечером спать, я чувствовала, как мне шептал внутренний голос – или сам Бог? – Алён, ведь ты понимаешь, что это не настоящая жизнь? Фальшь, замена? Где твоя вера, Алёна?» - так возникает главный русский вопрос – где твоя вера, в чём? Это – важнее имени, места и времени рождения, вообще всех паспортных данных. Превыше них.
«Уход кого-то из нас не должен быть нашим вечным проклятием… Человек, зверь, птица – Божьи творения, нам свойственно огорчаться, злиться, болеть, умирать. Это жизнь, но главное в жизни – научиться любить осень такой, какая она есть, тоскливую и безнадёжную, и дождаться лета, но лета не земного, а небесного. Лета Господня!» - торжествует Кирилл Лехмус.
«После смерти нашей дорогой Ольги мама разрешила мне забрать те самые ножницы, которые за всё время ни капли не испортились. Они драгоценны! Все годы я храню их как память о замечательном, сильном и великодушном человеке – Ольге. В военное время она была героем» - говорит о тихой и удивительно доброй соседке устами своей героини Дарья Золотарева.
«Сколько же жизней спасла Родительская Любовь! Это тоже была битва. Невидимая. Битва души за жизни» - возвещает Василиса Дмитриева, рассказывая историю отца, молившегося всю войну за своих ушедших на войну и вернувшихся с неё живыми четырёх сыновей.
«Сбылось предсказание старца, всю войну я прошёл без тяжёлых ранений. И долго не мог я отблагодарить своего спасителя, пока в одной деревушке не зашёл в маленькую церковь. Ноги сами понесли меня вглубь зала к иконе, на которой я увидел старца, спасшего меня из трясины и благословившего пройти всю войну невредимым» - свидетельствует Михаил Смыков.
Ну, как? Готовы ли вы судить по отрывкам, каким светом наполнены их в полном смысле, по выражению митрополита Калужского и Боровского Климента, литературные произведения? Рассказы, новеллы, свидетельства, рассуждения и размышления? А скоро их не только вывесят на нашем портале, но и сброшюруют для нового сборника лучших конкурсных работ «Серебряный луч»…
***
И ещё совпало: 5 октября – день Учителя.
Разве Иван Шмелёв, несмотря на «отсутствие педагогического образования» – не учитель? Лучший из возможных. Потеряв сына, а затем Родину, всю прежнюю жизнь без остатка, лучшее в себе обнаруживший лишь на чужбине и напитавший свои строки великой поэзией Старой Москвы, только он и может взывать к нам – берегите то, что имеете, не отдавайте никому.
Не отдадим, Иван Сергеевич.
Святое – не отдаётся.
