Снег «параллельно линии смерти». Памяти Ирины Ратушинской

Снег «параллельно линии смерти». Памяти Ирины Ратушинской

В России на слово стало меньше. Это было слово поэтессы Ирины Ратушинской. Православной поэтессы – как накануне подчеркивали СМИ, сообщая об ее уходе. На самом деле – журналисты допускали тавтологию. Так как настоящий русский поэт всегда православный, он всегда с Богом, всегда – о Боге. Иначе – он не поэт.


С Богом Ратушинкая была не сразу, хотя всегда знала о Его существовании. Будучи девочкой еще говорила с Ним, и так как девочкой была сообразительной, то понимала – если я с Ним говорю, значит Он есть. Простая наивная истина. Хотя не такая уж наивная, если вдуматься. Но если в сознании ребенка (и поэта, который всегда ребенок) появляется Бог, то с Ним нужно сперва выяснить отношения.

Об одном таком «выяснении» писательница как-то рассказала в интервью. Дело было в родной Одессе, в школе устроили урок атеизма. По очереди все взрослые убеждали собранных в актовом классе детей, что Бог – это бред старушек. Были и оскорбления Его, и насмешки над Ним… Другие – смеялись вместе с учителями. А Ира – сработали дворовые понятия – посчитала несправедливым, что такая толпа нападает на Него Одного. Ну нечестно!

«И я подумала тогда (это была даже не молитва, но я думала «адресно», Богу): «Бог, а похоже, что Ты-таки есть, если на Тебя так наваливаются! Но если Ты есть, Ты ведь понимаешь, что нас тут из-за Тебя мучают. Ну, выручай, делай что-то, если Ты есть!»

И тут в южной Одессе пошел снег! Снегопад! Да такой, что лекция о Боге (атеизм – это тоже о Боге) была отменена, и детей распустили по домам.

Тогда Бог первый раз Ответил Ирине снегопадом. Ключевое слово – Ответил. Потому что Бог всегда говорит с настоящими поэтами. Прежде всего потому, что Сам – Поэт. В греческом Символе Веры читаем: «Верую во Единого Бога Отца Вседержителя, Поэта неба и земли».

Скорее всего, именно в тот момент, в момент снегопада, Ратушинская и родилась как стихотворец. Неслучайно образ снега, осмысление снега – станет лейтмотивом всего его творчества.

Вот ее «киевский» снег. В этом городе жил муж поэтессы, здесь они впервые поговорили о вере, здесь поставлены первые свечки в храмах, здесь же в 1982 году арестуют якобы за антисоветские стихи. Но это будет потом, и снег потом для нее станет иным, а пока он лишь часть погоды:

Расскажите мне, как там на улицах?
Прежний ли город?
Не боятся ли окна зажечь на кривых этажах?
Расскажите об их занавесках, об их разговорах,
И не тает ли снег,
И не страшно ли вам уезжать?

А вот ее диссидентский снег. Именно диссиденткой она вошла в советскую историю, но диссиденткой честной. Ратушинская никогда не критиковала политику партии на заграничные гранты. Она печаталась в самиздате, ее рукописи ходили по советским квартирам, ее слова ждали, ей верили. И она понимала, писать за деньги – это значит предать себя, выгнать из себя поэта, а значит – Бога. Стихи ее и без финансового вдохновения были остры:

Отчего снега голубые?
Наша кровь на тебе, Россия!
Белой ризой - на сброд и сор,
Нашей честью - на твой позор
Опадаем - светлейший прах...
Что ж, тепло ль тебе в матерях?

Вскоре в стихах Ирины сыпет снег – тюремный. Многие СМИ сегодня пишут, что она лишилась свободы за стихи о Боге. На самом деле, это был лишь один из поводов, и далеко не главный. Семь лет лагерей в колонии строго режима Ирина получила за нежелание сотрудничать с КГБ, то есть, за отказ «стучать». Будучи настоящим поэтом, она осознавала цену своему слову, и разменивать его не имела право. Многие тогда разменяли, не будем называть имена, просто поверьте, что это очень четко прослеживается литературоведами – в тот момент, когда поэт соглашается на сделку с органами (с дьяволом?) – он как поэт умирает. Дальше до самой смерти следуют неудачные стихи.

Итак, в застенках тюрьмы снег Ирины отдает хлоркой, он «негашеный» и «казенный:

Что за классика! Что за нега!
Упустить ли случай такой?
Упускаю. Казённым снегом
Простыня горит под щекой.

А дальше - снег лагерный.

Ратушинскую отправили в ШИЗО Мордовии. К особо опасным государственным преступникам. Эта коварная месть кэгэбэшников. Им было мало засадить ее «на всю катушку» за антисоветскую агитацию и пропаганду (7 лет по этой статье – чересчур жесткий приговор), так они еще отправили поэтессу куда подальше, где потяжелей. Слишком уж непокорной была эта одесская девочка, и слишком нагло вела себя на допросах, вообще ничего не говорила, не «кололась» в свои-то неопытные 28 лет, пусть, мол, теперь посидит, подумает.

36.png

Не ошибусь, что именно в лагере у Ирины Борисовны открылось второе дыхание снега. Бог с ней заговорил с еще более мощной поэтической силой. Вот лишь одно стихотворение того времени, приведу его полностью.

Вот и снова декабрь
Расстилает холсты,
И узорчатым хрустом
Полны мостовые,
И напрасно хлопочут
Четыре стихии
Уберечь нас от смертной
Его чистоты.
Пустим наши планеты
По прежним кругам -
Видно, белая нам
Выпадает дорога.
Нашу линию жизни
Залижут снега -
Но ещё нам осталось
Пройти эпилогом.
Но, упрямых следов
Оставляя печать,
Подыматься по мёрзлым ступеням
До плахи -
И суровую холодность
Чистой рубахи
Ощутить благодатью
На слабых плечах.

1983 ЖХ-285/2 ШИЗО, Мордовия

«Нашу линию жизни залижут снега». Красиво. Проникновенно. Метафизически. А для биографов и литературоведов эти строки ценны особенно. По ним можно проследить «покаяние» как изменение сознания поэтессы. Ведь, до своего воцерковления (в 24 года) Ратушинская ходила совсем другими линиями, то были не линии жизни, а линии смерти. Из раннего:

Пусть мне будут чёрные кони
Вместо бледных цветов в конверте!
Я пройду по чьей-то ладони
Параллельно
Линии смерти.

Поэт как человек всегда ходит рядом со смертью. Но в тот момент, когда поэт находит своего единственного собеседника, Бога, он начинает идти совсем иным путем. Путем, который всегда под покровом, под «великим снегом»

В наших садах одуванчики да крапива,
Как малолетние воры, вершат набег.
Нашим глазам - расплавить зло и счастливо
Тот, адресованный свыше, великий снег.

Это уже английские стихи, и английский снег. После безжалостного приговора за Ратушинскую вступилось все мировое сообщество, только представьте – одним из условий встречи Горбачева и Рейгана было освобождение Ратушинской. Какой еще поэт может похвастать такой биографией?! В 1985 году русскую писательницу-диссидентку освободили досрочно, но лишили гражданства. Так она оказалась в Лондоне, где познакомилась со своим будущим духовным отцом – Антонием Сурожским.

Однажды Ирина Борисовна рассказала удивительную историю, связанную с тюрьмой и знаменитым батюшкой. Перед заключением муж Ирины сделал для нее крестик. «Я со своим крестом всю зону прошла и с ним и вышла» - вспоминала она. Но крестик был не освящен, это тяготило верующую заключенную, и вот уже на свободе, встретившись с отцом Антонием, она просит – освятите, батюшка. А тот вдруг отвечает – он уже давно освящен. Только спустя время Ратушинская догадалась – там, где она сидела, в годы репрессий расстреливали монахинь, там же их хоронили. На этих могилах стояли нары. Какое тут еще освящение нужно?!

В Мордовии Бог был с ней рядом (Иоанн Крестьянкин говорил про лагеря: «Там Бог близко»), Бог говорил с Ней и через нее со всеми нами.

... В конце девяностых Ратушинская вернулась из вынужденной эмиграции домой, в Россию. Но в новом лихолетье места для поэтов уже не было, потому о ней не говорили президенты, не писали СМИ, стихи в основном расходились по интернету. В последние годы Ирину Борисовну больше знали как сценариста. Знаменитые сериалы «Моя прекрасная няня», «Приключения Мухтара» - она придумала.

И все же под снега Ратушинской еще предстоит попасть российским читателям, ученым еще предстоит оценить ее вклад в российскую словесность. Так уж принято у нас с настоящими поэтам - «когда ты мертв, ты больше значишь»

И снова в одиночество, как в воду,
С весёлой жутью, с дрожью по хребту.
Кто остаются - мне простят уходы.
Уже так было.
Я опять приду.

Ещё горят ожоги жадной суши,
Но губы леденеют глубиной,
И тишина до боли ломит уши.
И меркнет свет,
Ненужный и земной.

Пустые цифры дома-века-года
Смываются с былого бытия.
Там правит сердцем строгая свобода.
Там лишних нет.
Там только Бог и я.

И нет дыханья, чтобы молвить слово.
А только ждёшь, что, может быть, опять -
Так редко с лаской, чаще так сурово -
Но прозвучит,
Что Он хотел сказать.



Максим Васюнов