Иногда читатели спрашивают у современных писателей, отчего те пишут так мрачно, уныло, и жизнь в их произведениях предстаёт как некое страдание во тьме? На это писатели отвечают, что пишут так ради гонорара и известности, потому что именно такие книги в нашем мире хорошо продаются.
Однако ориентация на рынок – губительна для писателя, который однажды оглянется на прошедшие годы и увидит, что жил напрасно.
Известная и по-настоящему классическая поэтесса Олеся Николаева говорит, что к ней часто за поддержкой обращаются молодые пишущие люди. Но, если раньше у неё и вправду просили советов мастерства, то теперь от неё ждут рекламы и продвижения своих книг. То есть – та же глупая ориентация на успех, вся бессмысленность которой показана ещё Гоголем в его рассказе «Портрет».
Если мы и вправду хотим сделать что-то стоящее, то трудиться нужно не ради славы или денег. Дело человека на земле – постоянно умножать красоту в себе и вовне, и каждый делает это теми талантами, которые ему даны Богом.
Некоторые спросят – а как же заработок? Ведь нужно же что-то кушать? Но наш мир устроен таким чудесно сказочным образом, который выражается одним древним библейским законом – что всякий, умножающий в этом мире свет и добро, не будет оставлен и никогда не будет нуждаться. Только для этого нужно научиться доверять пути доброты.
Заметивший этот чудесный закон Арнольд Шварценеггер выразил это так: «Успеха можно добиться только в той области, в которой вы могли бы работать бесплатно».
Андре Моруа приводит в «Письмах незнакомки такую историю: «Лорд Дансэни написал на эту тему весьма любопытную пьесу. В первом действии перед нами человек, опоздавший на поезд: в ту минуту, когда он приближается к выходу на перрон, поезд уходит. Вследствие этого опоздания дальнейшая его жизнь складывается неудачно, и он то и дело твердит: "Подумать только, что секундой раньше..." И вот в один прекрасный день какой-то восточный торговец предлагает ему купить волшебный кристалл, позволяющий его владельцу видоизменить по своему желанию одно из минувших событий. Герой пьесы, разумеется, желает оказаться на том же перроне, только секундой раньше. На сей раз он садится в поезд, и жизнь его начинается сызнова. Однако, хотя внешне все складывается по-другому, герой терпит столь же полное фиаско, как и в первый раз, так как коренные причины неудачи были заключены в его характере, а не в обстоятельствах».
Течение нашей жизни зависит от того направления, которое мы избрали. Если мы желаем умножить добро, то и наша дорога приведёт к добру нас самих, в независимости от того, сколько у нас будет недоброжелателей и трудностей на пути. И наоборот, – злые цели и методы неизменно приводят к злу…
Дар писателя – видеть глубину и открывать её другим. Глубина мира – это те духовные законы, по которым существует бытие. Это Бог, действующий во всём, и почти никому при этом не заметный, потому что у людей не хватает мудрости, внутренней тишины и времени, чтобы Его замечать.
Писатель по К. Паустовскому – тот, кто прибавляет к людскому зрению зоркости. Тот, кто учит не только смотреть, но и видеть. Эта мысль хорошо выражается одной древней китайской легендой, которую мы приведём целиком:
Князь Му. повелитель Цзинь, сказал Бо Лэ: "Ты обременен годами. Может ли кто-нибудь из твоей семьи служить мне и выбирать лошадей вместо тебя?" Бо Лэ отвечал: "Хорошую лошадь можно узнать по ее виду и движениям. Но несравненный скакун - тот, что не касается праха и не оставляет следа, - это нечто таинственное и неуловимое, неосязаемое, как утренний туман. Таланты моих сыновей не достигают высшей ступени: они могут отличить хорошую лошадь, посмотрев на нее, но узнать несравненного скакуна они не могут. Однако есть у меня друг, по имени Цзю Фангао, торговец хворостом и овощами, - он не хуже меня знает толк в лошадях. Призови его к себе".
Князь так и сделал. Вскоре он послал Цзю Фангао на поиски коня. Спустя три месяца тот вернулся и доложил, что лошадь найдена. "Она теперь в Шаю", - добавил он. "А какая это лошадь? " - спросил князь. "Гнедая кобыла", - был ответ. Но когда послали за лошадью, оказалось, что черный, как ворон, жеребец.
Князь в неудовольствии вызвал к себе Бо Лэ.
- Друг твой, которому я поручил найти коня, совсем осрамился. Он не в силах отличить жеребца от кобылы! Что он понимает в лошадях, если даже масть назвать не сумел?
Бо Лэ вздохнул с глубоким облегчением:
- Неужели он и вправду достиг этого? - воскликнул он. - Тогда он стоит десяти тысяч таких, как я. Я не осмелюсь сравнить себя с ним, ибо Гао проникает в строение духа. Постигая сущность, он забывает несущественные черты; прозревая внутренние достоинства, он теряет представление о внешнем. Он умеет видеть то, что нужно видеть, и не замечать ненужного. Он смотрит туда, куда следует смотреть, и пренебрегает тем, что смотреть не стоит. Мудрость Гао столь велика, что он мог бы судить и о более важных вещах, чем достоинства лошадей.
И когда привели коня, оказалось, что он поистине не имеет себе равных.
Мудрый писатель, человек высокого дара, неизменно открывает мир как христианскую мудрость, даже если он ничего не знает о христианстве. Его талант – увидеть суть и умножить красоту неповторимым, до него прежде не бывшим образом. Ибо в красоте каждый из нас расцветает по-разному.
Шмеман пишет: «Ничего, абсолютно ничего не достигается и не разрешается путем "дискуссий", споров и обсуждений, все это аберрация нашего времени. Невозможно представить себе Толстого, Рембрандта, Шекспира на каком-нибудь "коллоквиуме", посвященном "путям современного искусства". Все, что убеждает, обращает других, вырастает в одиночестве, в творческой тишине, никогда не в болтовне».
Данте творит «Божественную комедию» в тишине монастыря, кельтские поэты-иноки создавали стихи, испытывая ликование посреди какого-нибудь ирландского леса, Серафим Саровский совершает молитву вдали от всех, и каждый из них безмерно далёк от обсуждений и конференций, старающихся дать определение высокому. Нет, они просто живут высотой и знают, что дело всегда не в формальных определениях, но в измерении рая наполняющем сердце и позволяющим всякий раз говорить «как власть имеющий», к негодованию и ужасу всевозможных умников и формалистов.
Подлинному величью и красоте нет нужды утверждать себя собой, за них это делает сама истина. Какой-нибудь мелкий писака всеми силами добивается известности, и к восторгу местных болот добывает славу, которая, по выражению древнегреческого драматурга, «не проживёт и трёх дней». Но Сервантес или Шекспир знают, что созданное ими не умрёт никогда, и при этом они смиренны, потому, что явно ощущают источником своего дара Бога, без Которого великий человек всегда чувствовал бы себя нищим.
Вот как Честертон описывает свою встречу с знаменитым английским поэтом Томасом Харди:
«Сам я, неизвестный молодой писатель, ждал тогда беседы с издателем. И меня особенно поразило, что Харди вел себя так, словно и он неизвестный писатель, даже начинающий писатель, ожидающий такой же встречи. На самом деле он был знаменит».
И так всегда: там, где низкий человек заботится о рекламе, высокий ищет созвучия своего пути с настоящестью Духа Святого, и, по слову Конфуция, «Ожидает велений неба».
Бродский в эссе «Состояние, которое мы называем изгнанием» пишет: «На одного читателя сегодня приходится слишком много писателей. Несколько десятилетий назад взрослый человек, раздумывающий о том, какие книги или каких авторов предстоит прочесть, как правило довольствовался тридцатью-сорока именами; сейчас эти имена исчислялись бы тысячами… и очень немногие из этих тысяч — хорошие писатели».
И современный (впрочем, как и древний) читатель, чтобы ориентироваться в десятках тысяч книг и прежде чтения выбирать из них немногие драгоценные, должен иметь вкус пчелы, берущей с цветов мёд и облетающей яд стороной. Подобно как в знаменитом булгаковском диалоге Мастера и поэта Ивана Бездомного:
«– Профессия?
– Поэт, – почему-то неохотно признался Иван.
Пришедший огорчился.
– Ох, как мне не везет! – воскликнул он, но тут же спохватился, извинился и спросил: – А как ваша фамилия?
– Бездомный.
– Эх, эх... – сказал гость, морщась.
– А вам, что же, мои стихи не нравятся? – с любопытством спросил Иван.
– Ужасно не нравятся.
– А вы какие читали?
– Никаких я ваших стихов не читал! – нервно воскликнул посетитель.
– А как же вы говорите?
– Ну, что ж тут такого, – ответил гость, – как будто я других не читал?»
Этот вкус пчелы можно так же назвать вкусом Святого Духа, созвучием сердца небу, которое помогает добрым и чистым людям находить те книги, которых так же, как и их сердца, коснулся Бог.
Замечательный современный апологет Дарья Косинцева в своей книге «Дневник бывшей атеистки» приводит интереснейший случай. Она рассказывает, что, в годы своего атеизма вела в интернете блог, и часто полагала много сил на то, чтобы написать что-то оригинальное, но обычно ничего не выходило. А потом, когда она пришла к вере и жизнь её обратилась к небу – оригинальные мысли стали приходить сами собой, да так часто, что она могла записывать их повсюду: в метро, в магазине, на прогулке и дома.
И здесь Дарья подспудно описывает некий важный духовный закон, касающийся творчества, совершенно, увы, незнакомый всевозможным современным постмодернистам и людям, пишущим ради чаемого гонорара.
Пока человек стремится к самовыражению, он буквально на стенку лезет, чтобы быть оригинальным, умничает, вспоминает известные ему мифы, обрабатывает классические сюжеты, составляет коллажи из цитат, с учёным и гордым видом намекает на содержимое выеденного яйца, рассказывает о своём посвящении в высшие тайны, недоступные иным смертным, или просто насмехается над подлинной красотой и рекламирует страсти, – но остаётся всё таким же банальным и скучным и ни в чём не причастным вечности. Потому что творчество и всякий труд умножения красоты и света существует лишь там, где мы трудимся ради чьей-нибудь радости и в благодарном восторге славим Творца!
Наследник
