Я давно мечтал пожить в каком-нибудь старом городе с узкими улочками, где соседу, живущему на противоположной стороне, можно пожать руку со своего балкона. Эта мечта родилась в Таллине, куда в студенческие годы можно было без особого труда добраться из Ленинбурга на поезде за 6 часов. И билет плацкартный стоил рублей пять. Потом это желание возникало во всех европейских городах, где есть узкие улочки. Неожиданно этим летом мечта моя исполнилась (и это при всех ковидных ограничениях и запретах). Оказалось, что для посещения Черногории не нужны никакие тесты на наличие злобного вируса. А в Черногорию меня пригласил мой друг (просил не называть его имени).
Меня поселили в Будве в квартире посреди старого города. До моря пятьдесят метров, до храма – сто. Утром утреня, вечером вечерня, в воскресенье литургия. Никакого хозяйского надзора: хочешь – кофе пей, хочешь – книгу читай, сидя на диване под кондиционером и спасаясь от тридцатисемиградусной жары. А хочешь – наблюдай с балкона сцены из итальянского кино, когда под веревками с сохнущим бельем перекрикиваются соседки, а их отпрыски залезают на лежащие во дворе верхушки дорических колонн и носятся с громкими воплями друг за дружкой и иногда сбивают с ног забредших во двор туристов. Во дворе старинная колонка, из которой можно напиться. Беда только – далеко не все, напившись, закрывают кран. Но даже местные жители не всегда спешат прекратить утечку ценной влаги.
У левой стены три маленьких столика с высокими стульями. Это наружная часть кафе. Днем желающих оседлать высокие стулья и напиться пива или кофе немного. Зато вечером и до часу ночи они всегда заняты. Те, кому не достались стулья, сидят со стаканами пива на корточках, прислонившись спинами к стене. Они, да и счастливые обладатели посадочных мест, довольно громко болтают и рассматривают проходящих мимо людей. Несколько раз я наблюдал за фото- и видеосъемками молодоженов. Одеяние у решивших соединить свои судьбы совершенно одинаковое. Наверно, берут его напрокат в одном и том же ателье. Женихи в черных полуфраках. Глубоко декольтированные невесты с огромным букетом белых роз в белых платьях с длинным шлейфом. Его поддерживает подруга невесты. Невесту усаживают за столик с одной стороны, жениха – с другой. Фотограф долго объясняет, как правильно влюбленно смотреть друг на друга, пока ассистент оператора аккуратно расстилает шлейф на асфальте. Все это продолжается довольно долго. То жених недостаточно лиричен, то невеста в нужный момент оглядывается на проходящего мимо двухметрового красавца.
Попал я в это замечательное место потому, что моему другу – хозяину квартиры – понравился мой фильм о святынях Черногории. Здесь не часто снимают фильмы о том, как благодарные черногорцы и сербы чтут память наших царей, много веков поддерживавших их в борьбе с различными угнетателями. Но поддержка оказывалась не только воинской силой. Русские государи были ктиторами многих монастырей и посылали огромные средства на их содержание. В моем фильме «Там, где нас любят» глава Черногорской Церкви митрополит Амфилохий рассказывает о своей любви к России и о мало известном у нас эпизоде из Первой мировой войны, когда Николай II поставил ультиматум союзникам – англичанам и французам: если те не пришлют пароходы для спасения сербских и черногорских воинов, которые с большими потерями вышли из вражеского окружения, то он – русский царь – заключит сепаратный мир с Германией. И те прислали пароходы. Так наш государь спас братских воинов, и черногорцы с благодарностью хранят память об этом.
Нам с Ларисой Смирновой (соавтором по созданию этого фильма) удалось записать часовое интервью с владыкой Амфилохием. После его ухода оно не теряет своей значимости, поскольку он говорил о непреходящих ценностях и огромной роли России в духовной, политической и экономической жизни сербов, черногорцев и других южнославянских народов.
Я хотел посетить место погребения владыки. Слава Богу, это удалось. Другой целью моей поездки было выяснение условий участия в кинофестивале в сербском городе Нови Сад. Драматург и писатель Горан Беланович сообщил, что отправит наш фильм на этот фестиваль, но выяснилось, что в этом году будет лишь конкурс игровых фильмов. Документальные фильмы собираются показывать только в следующем году. Есть еще фестивали документальных фильмов в Белграде и Сараево, но для них нужно подготовить титры на сербском и английском языках. Так что перспектива участия в конкурсе отодвигается до следующего года.
Меня ожидало и другое неприятное известие. У нашего героя – отца Бориса Радковича – умирал тесть. В прошлый приезд отец Борис возил нас по монастырям (результатом этих поездок и стал наш фильм). Беспокоить батюшку, естественно, я не стал. На второй день моего пребывания в Будве семья отца Бориса уехала в Никшич на похороны. Это печальное событие отразилось и на моих планах. Дело в том, что я собирался снять рассказ жены отца Бориса матушки Ратки о страшной трагедии, происшедшей рядом с ее родным селом во время Второй мировой войны. Фашисты согнали жителей в несколько домов и сожгли всех. Когда женщины, которым удалось убежать в горы, вернулись на пепелище и увидели, что произошло, они поклялись родить не менее семи детей, чтобы не угасла жизнь в их селе. Матушка Ратка – третье послевоенное поколение. Но она выполнила клятву своей бабушки – родила семерых.
К сожалению, матушка Ратка отказалась сниматься. Она очень сильно горевала по умершему отцу, и ей было не до съемок. Но неожиданно она предложила мне поехать вместе с ней на девятый день помолиться об отце на панихиде. Не стану рассказывать о том, чем я занимался до этой поездки. Скажу только, что удалось побывать в монастырях в Цетинье, Превлаке и в Острожском.
Похоронили отца матушки Ратки в Никшиче, где он и проживал. А по дороге в Никшич мы заехали в Подгорицу и пошли в храм Воскресения Христова. Это самый большой собор в Черногории: величественный, с замечательными иконостасом и фресками. Построен храм недавно. Здесь в крипте погребен митрополит Амфилохий. Матушка вошла в крипту первой. Владыка часто навещал ее семью. Он постоянно проявлял заботу о ней и ее детях и был крестным отцом Душана и Крестины. Я подождал, пока матушка коленопреклоненно молилась у надгробной плиты, а когда она поднялась и направилась к высокому Распятию, вошел в крипту и словно оказался в облаке благодати. Я почувствовал, будто воздух уплотнился и наполнился какой-то теплой энергией. Что-то произошло со временем. Я не помнил, как долго стоял на коленях, какими словами молился, как вышел из крипты и оказался под фреской с изображенной на ней семьей нашего государя Николая II, которого так любил владыка Амфилохий…
По дороге в Никшич мы заехали в Острожский монастырь, где нам удалось приложиться к мощам Василия Острожского и заказать поминовение по новопреставленному рабу Божиему Радомиру.
Панихиду служил иеромонах Хризостом из монастыря Прасковицы. Чтобы добраться до кладбища Никшича, ему пришлось проехать по горным дорогам более ста километров, да еще и при жаре в тридцать четыре градуса в тени. А уж сколько было на солнце – нетрудно догадаться. А что воистину трудно представить, так это, каково было человеку в черном монашеском облачении да еще с больными ногами отслужить под палящим солнцем панихиду!
После поминальной трапезы матушка Ратка отвезла меня в монастырь Пива. Ей нужно было возвращаться домой, но мне было обещано, что ее родной дядя покажет мне места великой скорби, где фашисты расстреливали и сжигали заживо ее земляков.
Игумен Евфимий оказался единственным монахом в монастыре. До позднего вечера он был занят хозяйственными работами: поливал огород и сад, а я остался в храме Успения Божией Матери. Прочитал по памяти вечернее правило и долго рассматривал замечательные фрески.
Удивительна история этого храма. Раньше монастырь находился внизу на берегу реки Пива и должен был попасть под затопление, когда строили электростанцию и воздвигали гигантскую плотину. Поскольку он является одним из важнейших монастырей Черногории, решено было перевести его на новое место, выше прежнего на два километра. Уникальная реконструкция длилась более двенадцати лет. Каждый камень был помечен и в новом монастыре встал на свое место. Особенно сложно было переносить ценные фрески, написанные греческими мастерами в первой половине XVI века, но это удалось сделать без утрат. Поразительно красив резной позолоченный иконостас с прекрасными иконами, написанными одним мастером в XVII веке. А сам Успенский храм похож на Ноев ковчег – истинный корабль спасения. Такому никакой потоп не страшен. Во всяком случае, одного удалось избежать.
Я переночевал в монастыре, а утром мы с игуменом Евфимием поехали на службу в храм в честь Третьего обретения главы святого Пророка и Крестителя Господня Иоанна. Этот небольшой храм находится в селе Руденица в мемориальном комплексе «Дола» – на месте массового расстрела местных жителей. Здесь уже нас ждали две монахини и звонарь. Пока отец Евфимий совершал проскомидию, я спустился к памятнику жертвам фашистского злодеяния. Это два групповых памятника, а между ними – две белые ладони, устремленные из-под земли к небу. Фашисты не пощадили ни стариков, ни женщин, ни детей. Слава Богу, теперь в церкви регулярно молятся об убиенных. Время от времени звонит колокол, призывая помянуть их и никогда не забывать.
Я, пожалуй, не забуду. Такое забыть невозможно. Не только потому, что находишься на земле, политой кровью многих людей, но и от явного сильного ощущения присутствия всех этих мучеников на литургии.
Отец Евфимий служил неторопливо, возгласы подавал тихо, словно боясь потревожить души убиенных мучеников. А монахини пели воистину «яко ангелы». У старшей голос был похож на голос Дивны Любоевич. Только в нем была редко встречающаяся молитвенная нежность. Никаких вокальных эффектов, никакого старания показать красоту голоса – лишь тихое пропевание литургических молитв, проникающих в сердце. Казалось, что слушаешь это дивное пение именно сердцем, а не ушами. В середине службы к нашему малому стаду присоединился еще один человек. Он перекрестился, поцеловал икону Воскресения Христова и положил под нее купюру в 20 евро. В Черногории принято класть деньги рядом с иконами.
Этот господин – Раденко Демианович – оказался дядей матушки Ратки – обещанным проводником по святым и памятным местам округа Пива. После службы мне показали икону пивских мучеников. Они причислены к лику святых Сербской Православной Церковью. Потом мы с Раденко и отцом Евфимием спустились к памятнику, где они подробно рассказали о происшедшей здесь трагедии.
Это одно из самых страшных преступлений против православных сербов в Черногории. Произошло оно летом 1943 года. По вине и при содействии Иосифа Тито оккупанты устроили расправу над мирным населением, в результате чего было убито и сожжено в домах около 1300 сербов. В 15-ти километрах от местечка Дола близ Плужина каратели сожгли около 60-ти домов. Немецкий офицер, руководивший этим злодеянием, хотел надругаться над одной красивой девушкой, но она вырвалась и бросилась в горящий дом, где погибала в огне ее семья. Звали ее Яглика Аджич. Она причислена к лику святых Сербской Православной Церковью.
Раденко Демианович оказался замечательным краеведом. После трапезы, устроенной любезными сестрами монастыря, он до позднего вечера возил меня по всей округе, рассказывая о знаменитых местных жителях, сыгравших большую роль в истории Сербии и Черногории. Несколько доблестных местных мужей были тесно связаны с Россией во время освободительных Балканских войн. Забегая вперед, скажу, что статья, присланная мне Раденко, вызвала интерес у ученых-историков. Ну а мне, мало сведущему о прошлых и недавних исторических событиях, происшедших в этом крае, было невероятно интересно слушать рассказы Раденко. Он как-то быстро вспомнил многие русские слова, и мы без особых проблем понимали друг друга. Сначала он поразил меня, прочитав наизусть письмо Татьяны из «Евгения Онегина» (в Югославии оно входило в школьную программу), а потом – своей искренней радостью, когда он вспоминал какое-нибудь нужное слово. Замечательных людей этот край дал немало.
В селе Руденицы родился Байо Пивлянин – сербский юнак Герцеговины и Черногории, воспетый в эпических песнях. Он родился в 1630 году, а погиб в 1685-м, командуя отрядом из 1200 бойцов и отражая атаки 20.000 турок при обороне Цетине и Цетинского монастыря. Согласно венецианским архивным документам, Байо Пивлянин во время Кандийской войны (1645–1669) получил 36 ран, многие из которых могли стать смертельными. Он был близким другом святителя Василия Острожского, а в Морейской войне после поражения турок под Веной командовал всеми отрядами гайдуков в Боке. Черногорский король Николай назвал в честь него главную улицу в тогдашней столице Черногории Цетине, а Негош воспел его подвиги в знаменитой поэме «Горный венец».
Потом Раденко подвез меня к дому Соколовичей. Эта семья дала миру четырех патриархов. Макарий Соколович был основателем Сербской Патриархии.
Раденко называл по памяти имена, даты. Я был немало удивлен. Нынче мало кто знает историю своего края и может вразумительно рассказать о земляках, прославивших свою родину.
Я слушал Раденко с большим удовольствием, но когда он стал называть имена гайдуков, участвовавших в Венском конгрессе, даты значительных для Пивского края событий, имена десятков деятелей, кто из них и когда уходил на Афон, мне пришлось извиниться и попросить рассказать о тех, чья деятельность как-то связана с Россией. Я боялся, что невольно смутил рассказчика, но не смутил. И таких героев в Пивском крае оказалось немало.
Здесь родился архимандрит Арсений (Гагович). Будучи иеромонахом монастыря Пива, он отправился в афонский монастырь Хиландар, откуда вместе со старцем Афанасием в 1783 году первый раз пришел в Россию. Второй раз архимандрит Арсений поехал в Россию в 1803 году, чтобы заручиться помощью для организации восстания против турок и для присоединения балканских славян к России – для так называемого «объединения славянских народов в едином Славяно-Сербском царстве». Архимандрит Арсений постоянно общался со святителем Петром Цетинским и Карагеоргием – вождем Первого сербского восстания, а также с представителями России на Балканах. Император Александр I наградил его крестом, украшенным драгоценными камнями. О деятельности архимандрита Арсения в архиве Синода Русской Православной Церкви сохранился ряд документов общим объемом в 183 страницы.
Архимандрит Арсений был на аудиенции у русского императора 2 декабря 1803 года и получил от него задание распространять идею освобождения балканских народов при содействии России. Турки заковали его в железные кандалы в 1811 году, но после четырех месяцев освободили благодаря вмешательству графа Ивелича, представлявшего интересы России в Черногории и Боке Которской. В третий раз архимандрит Арсений отправился в Россию в 1813 году и пробыл здесь четыре года. За заслуги в войне с турками император Александр I по предложению графа Румянцева назначил архимандриту Арсению ежегодную пенсию в размере 150 рублей серебром. Но самое важное – это грамота русского императора от 27 октября 1816 года, на основании которой по просьбе архимандрита Арсения монастырю Пива была назначена значительная помощь. К великой скорби, по возвращении из России архимандрит Арсений был убит турками.
Даты Раденко называл по памяти без запинки. Оказывается, архимандрит Арсений был не единственным уроженцем этого края, имевшим связи с Россией.
Другая знаменитая личность – Лазарь Сочица. Он был известным воеводой, довершившим дело Байо Пивлянина и архимандрита Арсения. Под его командованием Пива освободилась от турецкой власти во время черногорско-герцеговинского восстания 1875–1878 гг. Лазарь Сочица был награжден русским орденом – крестом святого Георгия четвертой степени.
Потом мой Вергилий стал рассказывать о благодеяниях русских государей, а когда узнал, что я не удосужился побывать в музее монастыря Пива, предложил мне исправить мое нерадение. Мы вернулись в монастырь, и игумен Евфимий показал нам постоянную экспозицию с древними иконами, потирами из золота и серебра и прочей ценной церковной утварью, старинными архиерейскими облачениями, рукописными Евангелиями в серебряных окладах… На стенах рядом с иконами висели портреты наших императоров: Александра I и Николая II.
Отец Евфимий ненадолго нас покинул и вернулся с каким-то документом, вставленным в раму из красного дерева. Это был указ с личной подписью царя Александра III о помощи Пивскому монастырю и о предоставлении ему особого статуса и монаршего покровительства русскими императорами.
Я поблагодарил отца-игумена, пригласил его в Петербург, и мы с Раденко покинули гостеприимного настоятеля Пивского монастыря. Я полагал, что знакомство с краем завершилось, но Раденко неожиданно предложил продолжить наше путешествие. Вторая часть была посвящена исключительно красотам. Мы проехали вдоль живописного горного озера. Озеро это искусственное. Образовалось оно при перекрытии горной реки Пива. Его долго было видно, пока мы ехали по горному серпантину до самого перевала. А потом, спускаясь, мы выехали в долину с пасущимися коровами и овцами. Прежде это была житница Пивского края. Теперь количество коров уменьшилось в десять раз. Про овец Раденко умолчал.
И долина, и горы, мимо которых мы проезжали по узкой дороге, невероятно живописны. Ехали мы в Жабляк. Это горный курорт с очень красивым озером. Описывать эту часть нашей поездки я не стану. Сюда можно попасть из Будвы вместе с экскурсией. Но путешествие, которое мне устроили матушка Ратка и Раденко Демианович, никакое туристическое бюро не организует. Завершилось оно в Подгорице. Здесь ждал меня отец Борис. Нам удалось попасть в храм Воскресения Христова за несколько минут до закрытия, и батюшка успел отслужить на могиле владыки Амфилохия краткую литию.
Мы простились с Раденко как друзья, знающие друг друга целую вечность. И теперь, сидя за столом в моей петербургской квартире и глядя в окно, за которым льется косыми струями холодный северный дождь, я вспоминаю каждый миг этой удивительной поездки. Вспоминаю прекрасных людей, показавших мне Черногорию не как место пляжных и ресторанных удовольствий, а как край храмов и монастырей, где в молитвенном усердии лучшие люди Черногории отмаливают погрязший в грехах мир.
Всего лишь один день, но как преизобильно наполнил его Господь духовной радостью – радостью сердца и покоем души.
Православие.ru
