Даже когда Лановой гуляет по Москве с высоко поднятым воротником и в глубоко натянутой на голову кепке – его все равно узнают прохожие. По офицерской выправке. Десятки ролей в исторических и военных фильмах: Иван Варавва – «Офицеры», Вадим Чистяков – «Приступить к ликвидации», Анатоль Курагин – «Война и мир», Карл Вольф – «Семнадцать мгновений весны»… Что не фильм, то легенда, что не роль, то событие. И так уже почти 60 лет. Откуда актер черпает силы в своем преклонном возрасте, почему современную культуру считает безвкусицей, чем гордится и о чем сожалеет – в интервью порталу "Православие.Ру".
– Василий Семенович, вы много играли в военных картинах, а какова была ваша война? Ведь вы родились в 1934 году в Москве, значит, вряд ли вас эта чаша миновала…
– Я почти четыре года был в оккупации у немцев мальчишкой – с семи до одиннадцати лет, так что я это тоже прошел и понимаю такое определение, как дети войны. Еще Карамзин когда-то давно сказал, что дети войны быстрее взрослеют и быстрее видят разницу между правдой и ложью. Это действительно так, и это остается на всю жизнь. Меня часто спрашивают: откуда у вас берутся силы? Я думаю, что из того времени. И я действительно считаю: будь тогда у нас другое поколение, то неизвестно, что было бы со страной.
Вот я возглавил движение «Бессмертный полк», когда несут портреты своих воевавших родственников. Это замечательное движение ради памяти того поколения – святого поколения, – которое отстаивало страну и за ценой не постояло. Это движение уже охватило несколько сотен городов.
– А быть актером вы решили в то непростое время? Или это желание уже сознательного человека, живущего под мирным небом?
– Это началось в 12 лет – с самодеятельности, с драмкружка при заводском доме культуры. Я тогда жил на окраине столицы, однажды мы с моим другом пошли гулять и наткнулись на афишу «Друзья из Петерсберга» – это оказался спектакль по «Тому Сойеру». Мы посмотрели его, и погиб казак! Пропал для всего казацкого рыцарства! Я стал заниматься при этом кружке. Достаточно сказать, что там в 12–13 лет мы уже делали чтецкие программы, и я в этом возрасте читал отрывок из «Войны и мира» – выезд Наташи на бал. Наша любительская студия была, конечно, удивительной прививкой литературного вкуса. И это мне всегда по жизни помогало.
А еще надо сказать, что послевоенный период был достаточно сложным и много молодежи на улице превратилось в хулиганов и воров, а нас этот народный театр увел с улицы, спас нас.
– Если можно, то расскажите подробнее о прививке литературного вкуса…
– Люблю Пушкина, люблю Лермонтова, люблю Серебряный век, обожаю Гумилева, Ахматову, Цветаеву. Для актера это великая школа.
Когда нет работы в театре или в кино – ну и не надо, я беру этих авторов, читаю, выступаю с сольными концертами, и мой творческий организм все время находится в форме. Я очень люблю читать, и это останется со мной.
Только классика воспитывает. Только классика!
– Вы еще преподаете в Щукинском театральном училище, заведуете кафедрой художественного слова. Там вы тоже прививаете любовь к классике?
– Я с самого начала заявил: «Ребята, будем обучаться по русской классике». Еще Сергей Федорович Бондарчук мне в свое время рассказывал, что великий Герасимов, занимаясь с ними, говорил: «Только классика воспитывает, только классика!» И они занимались только классикой.
– Про молодых современных актеров не скажешь, что они воспитаны классикой. Да и вообще смотришь на актеров советских и сегодняшних – разница, что называется, налицо. Даже взгляд у советских артистов другой, более настоящий, глубокий, проникновенный… А как вы считаете, изменился ли русский актер?
– Думаю, что сегодня немного русский актер все-таки изменился. Советский, действительно, был глубже. Не зря же на Западе так ценились наши актеры. Вообще русским артистам свойственно рвать сердце, рвать душу, насмерть рвать, но сегодня предпочитают комедию, предпочитают развлекаловку. Серьезных каких-то глобальных философских вещей, на мой взгляд, избегают. Избегают классики. Мне это обидно, мне жалко, потому что без этого душу актерскую и человеческую просто не воспитаешь. Не может быть души, если актер не знает Достоевского, не знает Толстого, если он не знает Чехова… Сегодня авангардизм не дает покоя, и под его эгидой, под эгидой развлекаловки к большим глубинам подойти не получается. Повсеместно наблюдается безвкусица.
Русским артистам свойственно рвать сердце, рвать душу – но сегодня предпочитают развлекаловку
– Вы поэтому стараетесь все меньше сниматься в кино и не снимаетесь в сериалах – не хотите мараться?
– Да, я в сериалах вообще не снимаюсь. Все-таки очень жалко, что мы разменяли какие-то дивные традиции советского кинематографа на сегодняшние сериалы, это неправильно. Неправильно!
– Да, вы имеете право так говорить, потому что сыграли в одном из самых великих наших многосерийных фильмов – «Семнадцать мгновений весны»…
– И слава Богу, что родоначальником сериального жанра в России, как мне кажется, оказалась Танечка – Татьяна Михайловна Лиознова (режиссер кинофильма «Семнадцать мгновений весны». – Ред.). Она максималистом была невероятным, у нее абсолютно мужской характер был. И это ведь она придумала и попросила Юлиана Семенова, чтобы он довел сценарий почти до документального – с указанием часа, мгновения, места… Это все было ею подсказано. И в результате художественный фильм воспринимается как документальный. И поэтому, кстати, его нужно смотреть в черно-белом цвете.
– Цветную версию вы не видели?
– Нет, и смотреть не буду. Мне однажды звонят и говорят: «Василий Семенович, вам повезло! Мы будем раскрашивать вашу роль». Я сказал: «Попробуйте только, сволочи! Не прощу!» И потом я узнал задним числом, что Татьяна Лиознова была нездорова, ей было не на что жить, и ей в этих условиях предложили деньги, чтобы она разрешила раскрасить «Семнадцать мгновений весны». Они ее купили, заставили. Ей некуда было деваться, нужны были деньги просто на питание, это шли девяностые годы… Жуть.
Татьяна Лиознова
– Но Лиознову можно понять. К тому же актриса Екатерина Градова, сыгравшая радистку Кэт, мне рассказывала, что однажды Сорос предложил Татьяне Михайловне три миллиона долларов, чтобы она сняла антироссийский фильм. Лиознова отказалась со словами: «Русские режиссеры не продаются»… Но вернемся к «Семнадцати мгновениям…». Говорят, режиссеру за вами пришлось побегать, прежде чем вы согласились сыграть обергруппенфюрера СС Карла Вольфа…
– Ой да, я отказался вначале, говорю: «У меня много съемок, роли в театре, мне трудно очень», – а Лиознова: «А если я подожду?!» Я понимал, что от нее так легко не отделаешься, поэтому сказал: «Ну… давайте через недельки две поговорим». Через две недели она приезжает прямо в театр и с порога говорит: «Я очень хочу, чтобы вы эту роль сыграли». И она привлекла еще тем, что предложила играть умного и обаятельного противника, а не как до этого в нашем кино: если фашист, то неотесанный дурак. И я счастлив и благодарен, что она вот так добила меня.
– Кстати, Карл Вольф – это же реальный исторический персонаж, и я где-то читал, что он успел посмотреть вашу работу…
– Я как-то иду по улице Горького, а с другой стороны улицы – Юлиан Семенов кричит: «Вася, Вася!» Перебегает дорогу, подбегает ко мне, говорит: «Я был недавно в Германии, там был прием какой-то, и, представляешь, Вольф появился! Появился твой Вольф! Он жутко толстым стал! Я подошел к нему: “Герр Вольф, смотрели ли вы "Семнадцать мгновений"? “Да, – отвечал он, – смотрел”. – “Ну как, вам понравился актер, который вас сыграл?“ – “Абсолютно непохож”». А Юлиан ему: «Вы должны быть счастливы, что наш худой Лановой вас сыграл». Тот захохотал. Потом пошел купил бутылку коньяка и сказал Семенову: «Прошу передать моему исполнителю». (Смеется.)
– До мурашек история. И в вашей богатой биографии подобных историй тысячи. Но скажите честно, а есть ли что-то в вашей жизни, о чем вы сожалеете?
– Мне грешно жалеть о чем-то. Не гневи Бога, что называется. У меня, слава Богу, жизнь сложилась и на театре, и в кино, и в чтении, и в преподавании, я достаточно востребован, и это великое счастье. Нет, мне гневным на Бога быть невозможно.
