Тяжёлая мощь исторической поступи: разворачивается «Державный», отправляя, или погружая во времена второго объединения Руси вокруг Москвы; времена, отделённый от нас плотным мерцанием веков, сложно трактуемые, забываемые…
Густо-медовое письмо Александра Сегеня, словно стремящегося речью приблизить к нам былое, одновременно раскрыв таинственный код истории: будто вычислить исторический икс, от которого столь многое зависит.
Туман рассеивается: на сцену современности выходят многочисленные персонажи: - Дмитрия Шемяки, Василия Темного, Софьи Палеолог, Нила Сорского, Ивана Молодого, Федора Курицына: и каждый показан выпукло, объёмно, с индивидуальной спецификой жизни: какова разница между Нилом Сорским, поэтом скитского житья, и Дмитрием Шемякой! и звучат архаические словеса, изящно вплетаемые в тугую ткань повествования; и зреют, наполняясь метафизическим соком, гроздья событий, определивших дальнейшие пути развития.
На другом полюсе мира, создаваемого Сегенем – «Похоронный марш»: жизнь московского двора, котел пространства вечно варит множественные варианты судеб, подсаливая трагедией; повествование в рассказах, и двор прост, далёк от элитности, и короткие рассказы могут показаться бесхитростными… ан нет, в том-то и вся хитрость: в капле простого сосредоточено столько жизненной сложности, космос заключён в каждом из нас; и повествование, ведущееся от первого лица одного из обитателей оных дворов, словно перебирает людей, как бесконечные чётки высших планов.
От человека к человеку: и превращается на время каждый, попавший в объектив внимания, в главного, и мелькающие картинки не замысловатого, простецкого быта, таят второй план – могучий, с колышущейся бездной, и раскрывающий суть литературы: постигать, используя словесный инструментарий, величественную суть бытия.
…поп – жёсткое слово; но язык, которым живописуется сильная, сложная, стоическая жизнь, может быть мягок, представляя весь жизненный срез вкусно, с массою колоритных подробностей.
Сцены выписываются пестро: так, чтобы в них можно было войти, пропитываясь сочувствием, или… равняя свою жизнь под мужество персонажа.
Псковская православная миссия в годы Великой Отечественной войны; спасение жизни тем, кого с ярой неотступностью разыскивает гестапо, дети-сироты, принятые в семьи, сбор средств для поддержки советских военнопленных…
Вера ведёт.
Стяг её не зримо развивается на онтологическом ветру бытия.
…да пребудет свет в ваших душах!
Снова разворачиваются ленты истории: возникает образ Тамерлана: Железный хромец, промчавшийся в недрах истории…
Колорит приключений завораживает: равно и мера исторического антуража, не слишком привычного нам, нынешним.
История естественна для Сегеня: словно ощущает сердцем сердца, насколько всё едино, и как ложатся блики далёких времён на волхвование современности.
Густо и плотно, разнообразно и щедро дарит выстроенный им литературный мир читателю: дарит, полагая миссию литературы столь же высокой, сколь и далёкой от «развлекалова», обращённой к главному делу человека – росту души.
Александр Балтин/Завтра.ru
