Пока в 1990-х по телевизору и в газетах рассуждали о конце русской литературы, а широкие массы читателей жевали глянцевую чушь, журналист и редактор
Геннадий Сапронов создал в родном Иркутске издательство, которое вскоре стало так и называться: "Издатель Сапронов".
Буквально в несколько лет Геннадий доказал: русская литература жива. Среди выпущенных Сапроновым книг не было ни одной проходной, случайной. Он издавал Юрия Казакова, Валентина Распутина, Виктора Астафьева, Евгения Носова, Леонида Бородина, Валентина Курбатова, Алексея Варламова, Игоря Золотусского, Льва Аннинского...
Все выпущенные им книги без всяких рекламных раскруток быстро расходились. Но для Геннадия главным была не популярность изданных им книг, а то, что с любой из них он мог предстать перед Богом.
От содержания до оформления, от редактуры до корректуры, от запятой до обложки (непременно твердой!) - все в изданиях Сапронова было безупречно.
Благодаря исключительному обаянию и организаторским способностям Геннадия Сапронова на "Литературные вечера в Иркутске" приезжали лучшие писатели, поэты, ученые-гуманитарии, директора музеев. Он умел дружить.
Наша беседа с Геннадием состоялась незадолго до его внезапного скоропостижного ухода. С тех пор прошло уже тринадцать лет, но то, о чем горячо, а порой и резко говорил Геннадий Сапронов, и сегодня трогает сердце и будит мысль.
- Гена, ты рос, конечно же, среди книг?
- Да нет, книг у нас дома было мало. Небольшая этажерочка у моей кровати. Жили небогато, как все в нашем городке Черемхово, это под Иркутском.
Но я любил ходить в библиотеку. Она была в шахтерском Доме культуры. Мне очень нравился запах библиотеки. На улице лужи, покосившиеся заборы, черные от сажи и пыли бараки, а в библиотеке светло и уютно.
- А кто первый раз привел тебя в библиотеку?
- Не помню. Мне кажется, я всегда туда ходил. Я не был уж таким сумасшедшим книгочеем, которого бы в библиотеке все ждали... Нет, мне просто нравилось туда ходить, брать домой книжки про пионеров-героев.
- А когда ты впервые ощутил книгу как чудо?
- В четырнадцать лет мне попал в руки "Последний поклон" Астафьева. Мне было так жалко всех этих деревенских людей, жалко Витьку, его бабушку, всю их родню. Так полюбилась мне эта деревня и все ее жители, таежная природа! Для меня, городского мальчишки, это было потрясение.
- "Последний поклон" будто на одном дыхании написан...
- Это написано на дыхании всей жизни. Астафьев же писал эту книгу до конца своих дней. Издать "Последний поклон" в подарочном, красочно иллюстрированном варианте - наша мечта с моим постоянным художником-иллюстратором Сергеем Элояном.
- Как у вас с Сергеем рождается образ книги?
- В самом начале работы нам с Сережей всегда важно понять, каким будет сквозное восприятие книги. Когда мы находим его, я уже не влезаю в чисто художественные вопросы и Сереже полностью доверяю.
Вот была у нас книга, называлась "Вернитесь живыми", в нее вошли шесть повестей писателей-фронтовиков. Сергей сделал один вариант, другой, и только на третий раз был найден образ: солдатский стол, грубо сколоченный из досок, на нем стоит шесть кружек алюминиевых. И такое небо рассветное, и звезда падает - можно подумать, что это сигнальная ракета. И она же отражается во всех шести кружках.
- Как ты представляешь себе читателя своих книг?
- А никак не представляю. Я даже иногда думаю: а есть он, этот "мой" читатель, или нет?.. Я просто люблю автора, хочу издать его книгу и поставить ее себе на полку, вот и все.
- В ваших с Сергеем книгах - редкое сочетание простоты и изящества. Но в нынешних книжных магазинах разглядеть такие книги очень трудно. Вокруг столько яркого, пестрого...
- На мой взгляд, в нашей книготорговле утрачена культура работы с книгой. Нет даже понятия о том, что есть книги, которые продадутся без всяких на то торговых усилий, потому как "отпиаренные" в средствах массовой информации, они просто "прыгают" на тебя с полок книжных магазинов. Стоит тебе только туда войти, как они нагло хватают тебя за рукав: "Купи меня, купи!"
А есть книги скромные, внешне не такие броские, но зато более опрятные, они ни к кому не пристают, а спокойно и с достоинством ждут своего читателя. К ним надо подойти, с ними надо поговорить, немножко полистать - вот с такими книгами и надо работать книготорговцам, помогать читателю найти именно свою книгу. Это историческая литература, это поэзия, это книги наших сегодняшних писателей, иногда еле сводящих концы с концами...
Раньше все-таки в книжных магазинах работали замечательные женщины, они могли посоветовать, с ними можно было поговорить о литературе, они всю жизнь с книгой провели. Книжный магазин должен быть немного клубом.
Вот в Питере уже есть книжные магазины, которые работают круглосуточно. Можно в любое время войти, взять кофе, чаю или минералочки, посидеть, полистать, почитать. И люди приходят. Мне это очень понравилось. Там так спокойно, тихо, как в той моей далекой уютной библиотеке из детства. Вот в такой обстановке можно совершать открытия и находить книги для души.
Курбатов о Сапронове
Сердце друга
Как входят в нашу жизнь друзья? Почему-то кажется, что если они настоящие, то мы никогда не можем вспомнить мгновение встречи. Ты "опоминаешься" сразу посреди дружбы.
Когда мы встречались с Геной в Иркутске или Москве, не было людей счастливее нас и нежнее друг к другу.
Летом 2009 года Геннадий запланировал провести целую экспедицию с Валентином Григорьевичем Распутиным, Сергеем Элояном, съемочной группой студии "Остров". Предстояло пройти по Ангаре сначала от Иркутска до Братска и Усть-Илимска, а дальше пересесть на катера и пройти от Усть-Илимска до Кодинска по ложу затопления будущей Богучанской ГЭС, где двух- и трехсотлетние села ждали большой воды и торопились, торопились проститься со своей домашней историей, памятью, родовыми кладбищами, налаженным бытом и самой жизнью.
Наверно, это были самые тяжелые две недели в жизни всех участников поездки.
Геннадий хотел видеть рождение книги от самого зачатия и искал нового качества существования текста, потому что книгой были уже сами встречи с усталыми жителями давно перевезенных деревень до Братска. Книгой были резкие диалоги с начальниками Братской и Усть-Илимской ГЭС. Текстом становились лоции, фото- и киноматериалы, плач старых людей и нетерпение молодых, отказ высоких начальников от встречи с экспедицией и хлеб-соль местных властей, которые еще надеялись что-то удержать.
Как старуха Анна из распутинского "Последнего срока", учившая дочь, как "обвыть" ее по-человечески, мы прощались с обреченными селами, приговаривая: "Ой, ты, Кежма, родима матушка... Ой, ты, Едарма, Кеуль, Недокура...." Только уж не "на кого вы нас оставляете", а на кого мы бросаем вас, как неблагодарные дети своих матерей, надеясь после этого по-прежнему считаться людьми.
Геннадий глядел во все глаза, снимал, торопился ввязаться во все диалоги, выпрашивал по деревням старые фотографии, словно ощупывал каждый день и час и принимал их в сердце. Он был печален и он был счастлив, если такое соединение возможно.
Мы расстались в Красноярске, договорившись на будущий год пройти остаток Ангары до Енисея, уже зная свои силы и свои возможности, уже предчувствуя, что мир можно если не образумить, то хоть задержать его падение. Я вернулся в Псков, чтобы начать обдумывать дневник поездки. Через день мне позвонил Сергей Элоян и, захлебнувшись слезами, сказал: "Гена умер"...
Нельзя было даже закричать, чтобы понять это. Надо было только так же умереть.
Валентин Яковлевич Курбатов скончался 6 марта 2021 года
Материал подготовил Дмитрий Шеваров/РГ
