Иван Сергеевич Шмелёв – одна из самых трагических фигур в русской литературе – родился по Промыслу Божиему вскоре после праздника Крестовоздвиженья, 21 сентября (3 октября) 1873 года в Москве, в Кадашёвской слободе Замоскворечья в большом патриархальном купеческом доме. Неотъемлемой чертой этой патриархальности была любовь к родной земле и её истории.
Став известным писателем уже в начале ХХ века, он вместе со всем русским обществом пережил в годы после революции огромную духовную и личную трагедию.
В начале 1990-х его книги, написанные в изгнании, были изданы в России. Сейчас они стали неотъемлемой частью духовного возрождения нашего общества.
Крестик старца Варнавы
Отец будущего писателя Сергей Иванович выполнял работу подрядчика, владел большой плотничьей артелью, держал банные заведения.
«Отец, — вспоминал в автобиографии Иван Сергеевич, — ...строил мосты, дома, брал подряды по иллюминации столицы в дни торжеств, держал купальни, лодки, бани, ввёл впервые в Москве ледяные горы, ставил балаганы... Последним его делом был подряд по постройке трибун для публики на открытии памятника Пушкину... я остался после него лет семи».
Патриархальны, религиозны были и слуги, рассказывавшие маленькому Ване истории об иконах и подвижниках, сопровождавшие его в путешествии в Троице-Сергиеву лавру.
Детство, проведённое в Замоскворечье, стало главным истоком его творчества, всю свою жизнь он черпал из этого неоскудевающего источника.
Жизнь, укорененная в церковности, тесно связанная с годовым кругом православных праздников, такая естественная и органичная для верующего человека, воспитала детскую душу. Она влила в неё силы, стала той основой, которая помогла будущему писателю не только выстоять в вынужденном изгнании первой волны эмиграции, но и исполнить задачу огромной важности – сохранить для потомков душу православного русского народа: его веру, обычаи, быт.
Только вглядываясь в жизнь Ивана Сергеевича, можно увидеть, до какой степени она – сочетание пасхальной радости и страданий, несение своего креста. Крест фигурировал в жизни Шмелёва с самого детства:
|
И.С.Шмелев
|
«Как-то приехала матушка от Троицы. Была она у батюшки Варнавы, и он сказал ей: «А моему... – имя моё назвал, крестик, крестик...». Это показалось знаменательным: раза три повторил, словно втолковывал... «а моему... крестик, крестик!» ... – «А тебе вот крестик велел, да всё повторял. Тяжёлая тебе жизнь будет, к Богу прибегай!» — не раз говорила матушка. И мне делалось грустно и даже страшно. Сбылось ли это? Сбылось».
Благословение «на путь»
В августе 1896 года студент юридического факультета Московского университета Иван Шмелёв «случайно», как тогда казалось ему, выбрал по желанию своей невесты Ольги – худенькой, синеглазой девушки, дочери генерала Александра Охтерлони, героя обороны Севастополя, – местом для их свадебного путешествия Валаамский Преображенский монастырь.
Предки Ольги Александровны по мужской линии были потомками древнего шотландского рода и принадлежали к роду Стюартов. Деды были генералами. Мать Ольги была дочерью обрусевшего немца.
Иван познакомился с Ольгой – ученицей петербургского Патриотического института, в котором учились девушки из военных семейств, – ещё гимназистом, весной 1891 года.
|
|
И.С.Шмелев с женой Ольгой Александровной и сыном Сергеем
|
Родители Ольги снимали квартиру в доме Шмелёвых. Здесь во время каникул и произошла первая встреча молодых людей, определившая их судьбу.
В Ольге была серьёзность, увлечённость, начитанность. У неё были также большие способности к живописи, развитый вкус.
Благодаря её набожности Иван Шмелёв во время поездки на Валаам вернулся к своей детской искренней вере уже на осознанном, взрослом уровне, за что всю жизнь был жене признателен.
Перед отъездом они с женой направляются в Гефсиманский Черниговский скит Троице-Сергиевой лавры – получить благословение у старца Варнавы.
«Смотрит внутрь, благословляет. Бледная рука, как та в далёком детстве, что давала крестик...
Кладёт мне на голову руку, раздумчиво так говорит: «превознесёшься своим талантом». Всё. Во мне проходит робкой мыслью: «каким талантом... этим, писательским?».
Тёплое воспоминание о встрече со старцем Варнавой, который чудесным образом провидел будущий писательский труд Шмелёва, провидел то, что станет делом всей его жизни, Иван Сергеевич пронёс через всю жизнь.
Впечатления от путешествия на Валаам были столь сильны, что Шмелёв должен был рассказать о них другим людям.
Так появилась изданная за его счёт первая книга – «На скалах Валаама». Обезображенная цензурой, она, правда, раскупалась плохо. Перерыв в творчестве Шмелёва затянулся на целое десятилетие.
Крым. Гибель сына
Крым, где в полюбившейся Шмелёву Алуште, ныне создан его музей (увы, единственный в России!), – одно из самых важных в судьбе писателя мест. Шмелёву не только нравилось здесь отдыхать и работать. Он даже мечтал иметь в Крыму свою собственную творческую мастерскую.
Мечта – жить в Крыму – сбылась для Шмелёва, но страшным образом. Писатель пережил здесь все ужасы гражданской войны и самую страшную беду — 3 марта 1921 года большевики расстреляли в Феодосии его единственного сына Сергея, 24-летнего офицера-инвалида.
Впервые Иван Сергеевич побывал в Алуште в 1907 году в Профессорском Уголке – на даче издателя детского журнала, своего редактора Д. И. Тихомирова. Крымская природа произвела на писателя большое впечатление. Позже это отразилось в рассказах «Под горами» и «Виноград».
В письмах к сыну Шмелёв не раз пишет, что ему хотелось бы поселиться в Крыму.
Летом 1917 года он живёт месяц на даче у С. Н. Сергеева-Ценского.
И вот прошёл год. Россию содрогнули революция, гражданская война.
Летом 1918 года, бежав из красной Москвы, писатель, его жена Ольга Александровна и их единственный сын Сергей оказались в Крыму.
|
Семья Шмелёвых, 1917г.
|
Шмелёвы бедствовали и голодали. В поисках заработка Иван Сергеевич часто ездил из Алушты, где гостили сначала у Ценского, потом у вдовы своего редактора Е. Н. Тихомировой, в Симферополь. Там Шмелёв читал лекции по истории русской литературы студентам Таврического университета.
Позднее Шмелёвы жили в Алуште в собственном маленьком глинобитном домике. Жили, как явствует из письма писателя наркому просвещения Анатолию Луначарскому, «на скудный заработок» Ивана Сергеевича за изредка публикуемые очерки в неофициальных газетах.
Как только большевики окончательно взяли власть в Крыму, они развязали террор. Было объявлено, что царские офицеры, которые добровольно явятся с повинной, будут отпущены безо всяких дальнейших преследований.
Десятки тысяч военных поверили большевикам. Но это обещание оказалось ложью — все они были казнены практически без суда и следствия — приговоры выносили сотнями в день.
Под огромным списком фамилий просто ставилась резолюция — «расстрелять». В Ялте, Феодосии и Симферополе репрессии приняли огромный размах. «Врагов революции» не только расстреливали, но и сбрасывали живыми в море.
Сергей пропал, как пропали многие и многие в той круговерти коренного переустройства жизни в бывшей Российской империи. Из писем, воспоминаний писателя известно, как несчастные родители пытались разузнать об участи сына, как пробирались они в Феодосию, как тщетно стучались во все двери. Не веря в его гибель, Иван Сергеевич писал письма и Горькому с просьбой похлопотать о судьбе Сергея.
Иван Сергеевич тщетно искал его могилу. Сам чуть не погиб с Ольгой Александровной в 1921-м во время страшного крымского голода.
Хлеб! Целая буханка!..
Однажды они даже ехали из Алушты... на бревне, положенном поверх тележных колёс.
«Ноги очень мёрзли, думала, не доеду», — без особых эмоций рассказывала позднее Ольга Александровна Шмелёва Вере Николаевне Буниной.
Шмелёвы зарегистрировались в коммунальной столовой, где выдавали 200 граммов хлеба в день. Но столовая уже была закрыта: хлеб кончился.
Вдруг подошёл человек и, оглянувшись по сторонам, тихо спросил:
— Вы Шмелёв? Это Вы написали «Человек из ресторана»?
Шмелёв рассеянно кивнул. Незнакомец вложил ему в руку свёрток, завёрнутый в белый холст.
Хлеб! Целая буханка!
Шмелёв считал эту буханку лучшим своим гонораром.
«Голод отошёл, мы остались живы. Спасибо человеку, давшему нам хлеб», — писал он в одном из писем.
«Как пушинки в ветре...»
Весной 1922 года Иван Сергеевич и Ольга Александровна возвратились в Москву. Вскоре Ивану Сергеевичу предоставили возможность поехать за границу для лечения.
22 ноября 1922 года он с женой выехал в Берлин, откуда пишет своей любимой племяннице и душеприказчице Ю.А.Кутыриной:
«Мы в Берлине! Неведомо для чего. Бежал от своего гopя. Тщетно... Мы с Олей разбиты душой и мыкаемся бесцельно... И даже впервые видимая заграница – не трогает... Мёртвой душе свобода не нужна... Итак, я, может быть, попаду в Париж. Потом увижу Гент, Остенде, Брюгге, затем Италия на один или два месяца. И – Москва! Смерть – в Москве. Может быть, в Крыму. Уеду умирать туда. Туда, да. Там у нас есть маленькая дачка. Там мы расстались с нашим бесценным, нашей радостью, нашей жизнью... — Сережей. — Так я любил его, так любил и так потерял страшно. О, если бы чудо! Чудо, чуда хочу! Кошмар это, что я в Берлине. Зачем?».
Из письма Бунину:
«Как пушинки в ветре проходим мы с женой жизнь. Где ни быть – всё одно...».
Из Берлина по приглашению Бунина они перебираются в Париж. Шмелёв ещё не знал, что никогда не вернётся на Родину, ещё таил надежду, что его единственный сын Сергей жив, ещё не отошёл от пережитого в вымороженной и голодной Алуште.
Правду о трагедии родители узнали только много времени спустя. Не было у Ивана Сергеевича, впавшего в состояние душевной депрессии, превратившегося в старика, более глубокой незаживающей раны, нежели эта.
Летом 1923 года Шмелёвы решают в Москву не возвращаться. Единственный смысл жизни писатель видит в долге рассказать миру о том, что произошло в России.
Шмелёвы в эмиграции сильно нуждались. Но писатель наотрез отказывался от гонораров за свои книги, издававшиеся в Советском Союзе, не желая ничего принимать от власти, убившей его сына.
«Солнце мёртвых»
Его эпопея «Солнце мёртвых» – одна из самых трагических книг за всю историю человечества, эпитафия всем жертвам террора. Эпопея создавалась в марте-сентябре 1923 года в Париже и у Буниных, в Грассе.
|
Фотография с надписью Бунина:
«Лето 1923 г. "Montfleuri"
(первая вилла, где мы жили в Грассе).
Ив.Б. - Шмелева, Бунина, I Bounine, Шмелев»
|
По словам Ю.А.Кутыриной:
«…Что было пережито им в Крыму, мы можем догадываться по «Солнцу мёртвых», которое французский критик сравнивал с Дантовским Адом после изображения. Но ад-то был реальный, земной, а не потусторонний. Самые интимные личные страдания, однако, в этой книге целомудренно скрыты, поэтому и мы не имеем права говорить о них, пусть о них когда-нибудь скажут другие».
Томас Манн, Герхард Гауптман, Сельма Лагерлеф, другие знаменитые писатели с мировым именем считали «Солнце мёртвых» самым сильным из созданного Шмелёвым.
Так, Томас Манн писал по поводу «Солнца мёртвых», переведённого почти сразу на пять иностранных языков:
«Читайте, если у вас хватит смелости».
Эмигрантская критика встретила эпопею восторженными откликами.
По мнению Александра Амфитеатрова, «более страшной книги не написано на русском языке...».
Но, пожалуй, наиболее проникновенно высказал своё мнение о «Солнце мёртвых» прозаик Иван Лукаш:
«Эта замечательная книга вышла в свет и хлынула, как откровение, на всю Европу, лихорадочно переводится на «большие» языки... Читал её за полночь, задыхаясь.
О чём книга И. С. Шмелева?
О смерти русского человека и русской земли.
О смерти русских трав и зверей, русских садов и русского неба.
О смерти русского солнца.
О смерти всей вселенной, – когда умерла Россия – о мёртвом солнце мёртвых...».
Современники также сравнивали «Солнце мёртвых» с плачем библейского пророка Иеремии о разрушенном Иерусалиме.
«Всё – чужое. Души-то родной нет…»
Эмигрантская жизнь Шмелёвых в Париже по-прежнему напоминала жизнь старой России с годовым циклом православных праздников, с многими постами, обрядами, со всей красотой и гармонией уклада русской жизни.
Православный быт, сохранявшийся в их семье, не только служил огромным утешением для самих Шмелёвых, но и радовал окружающих. Подробности этого быта произвели неизгладимое впечатление на их внучатого племянника – Ива Жантийома-Кутырина.
Крестник писателя, он воспитывался в семье Шмелёвых и заменил Ивану Сергеевичу и Ольге Александровне их погибшего сына Сергея.
«Дядя Ваня очень серьёзно относился к роли крестного отца, – пишет Жантийом-Кутырин. – Церковные праздники отмечались по всем правилам. Пост строго соблюдался. Мы ходили в церковь на улице Дарю, но особенно часто – в Сергиевское подворье».
|
И.С.Шмелев с Ивом Жантийомом на коленях
|
Так маленький Ив вошёл в семью и в сердце русского писателя:
«Они восприняли меня как дар Божий. Я занял в их жизни место Серёжи... О Серёже мы часто вспоминали, каждый вечер о нём молились».
«Он (Шмелёв) воспитывал меня как русского ребёнка, я гордился этим и говорил, что только мой мизинец является французом. Свой долг крёстного он видел в том, чтобы привить мне любовь к вечной России, это для меня он написал «Лето Господне». И его первый рассказ начинался словами: «Ты хочешь, милый мальчик, чтобы я рассказал тебе про наше Рождество» ...».
Больной, измученный, Иван Сергеевич, наверное, не нашёл бы сил жить дальше, если б не Ивушка и, конечно, Ольга Александровна.
«Тётя Оля, — продолжает Жантийом, – была ангелом-хранителем писателя, заботилась о нём, как наседка... Она никогда не жаловалась... Её доброта и самоотверженность были известны всем. ...Тётя Оля была не только прекрасной хозяйкой, но и первой слушательницей и советчицей мужа. Он читал вслух только что написанные страницы, представляя их жене для критики. Он доверял её вкусу и прислушивался к замечаниям».
Иван Сергеевич, постоянно окружённый заботой Ольги Александровны, даже и не подозревал, на какие жертвы шла его жена. Он понял это только после её смерти.
Ольга Александровна скончалась внезапно, от сердечного приступа 22 июня 1936 года. Эта утрата (после гибели их единственного сына Сергея) окончательно подорвала силы и здоровье Ивана Сергеевича.
Шмелёвы намеревались посетить Псково-Печерский монастырь, куда эмигранты в то время ездили не только в паломничество, но и чтобы ощутить русский дух. Монастырь находился на территории Эстонии, граничащей с бывшей Родиной.
Поездка Ивана Сергеевича состоялась спустя полгода. Благодатная обстановка обители помогла ему пережить новое испытание, и Шмелёв с удвоенной энергией обратился к написанию «Лета Господня» и «Богомолья», которые на тот момент были ещё далеки от завершения. Окончены они были только в 1948 году – за два года до смерти писателя.
«Доживаем дни свои в стране роскошной, чужой. Всё – чужое. Души-то родной нет, а вежливости много», – говорил он А.И.Куприну.
Отсюда, из чужой и «роскошной» страны, с необыкновенной остротой и отчетливостью видится Шмелёву старая Россия, а в России – страна его детства, Москва, Замоскворечье.
Рядом со Святым Евангелием
С болью узнавал Иван Сергеевич о разрушениях московских святынь, о переименовании московских улиц и площадей. Но тем ярче и бережней он стремился сохранить в своих произведениях то, что помнил и любил больше всего на свете. Этим он совершил писательский и человеческий подвиг.
Старая Москва с её раздольем, богатством, красочностью быта живёт и дышит в прекрасных автобиографических повестях Шмелёва «Лето Господне» и «Богомолье», которые стали венцом его православного миросозерцания.
Пережитые скорби дали Шмелёву не отчаяние и озлобление, а почти апостольскую радость. Через показ размеренной, светлой жизни глубоко религиозной семьи писателя в «Лете Господнем» и «Богомолье» нам явлена ушедшая эпоха.
Эти описания стали свидетельствами духовного и душевного здоровья нашего народа, его искренней веры, приверженности к правде и красоте. Неслучайно современники признавались, что «Лето Господне» и «Богомолье» хранятся в их доме рядом со Святым Евангелием.
После выхода в свет «Лета Господня» Анри Труайя сказал о Шмелёве:
«Он хотел быть только национальным писателем, а стал писателем мировым».
В жизнь вечную…
Шмелёв хотел полнее проникнуться атмосферой монастырской жизни, получить благословение на продолжение работы над книгой «Пути небесные». Свой последний роман о спасении души человеческой – «Пути Небесные» – писатель посвятил светлой памяти Ольги Александровны. Шмелёв называл роман историей, в которой «земное сливается с небесным».
24 июня 1950 года Иван Сергеевич переехал из суетного Парижа в расположенную в 140 километрах от столицы тихую обитель – русский монастырь Покрова Пресвятой Богородицы в Бесси-ан-От.
В тот же день сердечный приступ оборвал его жизнь. По Промыслу Божиему Шмелёв скончался в день памяти апостола Варнавы, небесного покровителя старца Варнавы Гефсиманского, который когда-то благословил его «на путь».
Монахиня матушка Феодосия, присутствовавшая при кончине писателя, рассказывала:
«Мистика этой смерти поразила меня – человек приехал умереть у ног Царицы Небесной под её покровом».
Возвращение!
Какое волнующее и торжественное слово – возвращение! Нередко люди возвращаются после долгого отсутствия домой – к семье, близким. Или в родные места – туда, где прошли их детство и юность, где покоятся их предки, где их помнят и любят.
Шмелёв страстно мечтал вернуться в Россию, хотя бы посмертно. Уверенность, что он вернётся на Родину, не покидала его никогда.
«…Я знаю: придёт срок – Россия меня примет!», – писал Иван Сергеевич.
За несколько лет до кончины он составил духовное завещание, в котором отдельным пунктом выразил свою последнюю волю:
«Прошу душеприказчиков... когда это станет возможным, перевезти прах моей покойной жены и мой в Россию и похоронить в Москве, на кладбище Донского монастыря, по возможности возле могилы моего отца, Сергея Ивановича Шмелёва».
И в «Лете Господнем» высказано тоже желание:
«А потом и в Донской монастырь... Не надо бы отбиваться, Горкин говорит, – «что же разнобой-то делать, срок-то когда придёт: одни тама восстанут, другие тама поодаль... вместе-то бы складней...»».
30 мая 2000 года, спустя полвека после кончины во Франции, останки Шмелёва упокоились, как и его предки, в родной Московской земле.
Во исполнение последней воли Ивана Сергеевича в некрополе Донского монастыря, неподалёку от подлинных барельефов Храма Христа Спасителя, сохранившихся в обители, состоялось перезахоронение с кладбища в Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем праха писателя и его супруги Ольги Александровны. До сих пор не могу забыть это волнующее событие.
|
И.С.Шмелев с Ивом Жантийомом на коленях
|
Как сказал Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II в своём Слове после панихиды, совершённой в Большом соборе Донского монастыря, «настало время, когда мы можем воздать должное этому прекрасному человеку, православному писателю и истинному русскому патриоту; прежде казалось, что это время никогда не наступит».
Во время погребения к могиле протиснулся мужчина, который передал целлофановый пакетик с землёй:
«Можно высыпать в могилу Шмелёва. Это из Крыма, с могилы его сына – убиенного воина Сергия».
Крымскую землицу высыпали в могилу.
«Неужели нашли?!» – спросили мужчину.
«18 мая, полторы недели назад, найдено захоронение 18 убиенных в 1921 году офицеров», – отвечал Валерий Львович Лавров, председатель Общества Крымской культуры при Таврическом университете, специально приехавший с этой землёй на перезахоронение Шмелёва.
Тогда же, в мае 2000 года, в Дни памяти, посвящённые 50-летию со дня кончины Шмелёва, в его родном Замоскворечье, рядом с Государственной Третьяковской галереей и Государственной педагогической библиотекой имени К.Д.Ушинского был установлен бюст писателя.
Незадолго до смерти Шмелёва известный в Русском Зарубежье скульптор Лидия Лузановская, дружившая с его семьёй, выполнила единственный прижизненный скульптурный портрет Ивана Сергеевича. Спустя полвека на основе этого скульптурного портрета и изготовили бюст.
Символично, что взгляд пожилого, измученного страданиями и болезнями человека, обращён в сторону библиотеки.
В этом здании – бывшей усадьбе А.П.Демидова, знаменитого богача, благотворителя и железозаводчика, о чём и сейчас напоминают великолепные по красоте и технике исполнения литые ворота, – в конце ХIХ – начале ХХ века помещалась 6-я мужская гимназия, где учился будущий писатель.
Шмелёв смотрит в прошлое – в своё детство и юность.
А книги его устремлены в будущее.
Прихожанин
