Лауреату Патриаршей литературной премии писателю Михаилу Тарковскому исполняется 65 лет, и, значит, порталу «Правчтение» приспело время задать ему несколько вопросов
- Дорогой Михаил Александрович, поздравляем вас. Вопрос о праздничном настроении на фоне русской драмы, очевидно, неуместен. Что в душе? Надеемся, что не раздрай, а настроение как минимум рабочее…
- Низкий поклон порталу «Правчтение». Сергей, спасибо за поздравления! Для меня большая честь отвечать на Ваши вопросы. Ну что? Настроение рабочее, какое ещё может быть? Если бы не война, мог бы сказать, что чувствую себя совершенно счастливым в любимой Бахте, когда за окном бушует ненастье, а в печке потресковают листвяжные дрова… Сейчас в деревне, в тайгу вылазками. Технику вывез. Жду снега, чтобы на снегоходе уже работать – но что-то всё никак нынче. Дрянь погода, испортился вдрызг климат, тепло это лезет с дождями, когда давным-давно время морозно окрепнуть промозглой округе… Покров Богородицы бесснежно встретили… А уж в мой-то день рождения давно на лыжах бегал и под тридцатник морозец стоял! (Не на Енисее, конечно, а «в хребте»). А настроение, да, на местном уровне, не беря общую картину, - слава Богу. И писанины, и быта хватает.
- А теперь о русской драме, и не в духе сценическом, а применительно к трагедии этих дней. Вы были на Донбассе совсем недавно, вас встречал мой друг Семён Пегов, и вы уже писали о своей поездке. Как там наши, и что перевернулось именно внутри вас от увиденного?
- Наши там так, что ни секунды нельзя о них не думать. Наши так, что и жить по-старому нельзя. Наши так – что без мурашей ни говорить о них невозможно, ни тем более писать. Потому что перевернулось всё внутри, когда их увидел. И потому, что они – наши.
- Пришлось ли вам оценить, как писались фронтовые очерки, а то и повести, романы и стихотворения восемьдесят лет назад, мысленно примерить на себя гимнастёрки Симонова, Суркова и вашего деда Арсения? Как выговариваются слова о том, чего душа, привыкшая к относительному миру, привыкла не воспринимать, а отметать с порога, как ночной кошмар?
- Не, не пришлось. Чтобы писать – надо воевать там по-настоящему. Да и, положа руку на сердце, – по-моему, лучше просто воевать, чем воевать и писать, или почти воевать и писать. Потом, да – другое дело. Если «потом» будет, конечно. А слова нормально выговариваются, и даже в бой рвутся. Это наша война. И гимнастёрку-то, понятно, примерял… Как раз эти годы писал книгу про бабушку, читал фронтовую переписку с дедом. Деда переоткрывал.
- Как вы оцениваете сегодня сибирскую литературу? Без её светильника и, я бы сказал, нравственного камертона и вся русская словесность с её европейской суетой идей существует лишь номинально. Я бы даже чётче выразился: сибиряки только и могут сурово прикрикнуть на нас, грешных, мол, ерундой занимаетесь, не о том думаете. Сегодня тон тот же или звучание Сибири в современной словесности несколько глуше?
- Да не знаю, насчёт «прикрикнуть». По-моему, такой разницы меж зауральской и доуральской литературой уже нет. Хотя, Бог ведает. Я не литературный критик. Современную литературу плохо знаю. Конечно, дружу крепко с нашими ребятами сибирскими. Вообще со всеми на связи. С Байбородиным постоянно переписываемся, с Антипиным. Антипина тут в Сростки приглашал Виктор Васильевич Буланичев, редактор «Бийского вестника». Антипин отличный очерк написал по «чудиков». И про «прикрикнуть»: в Сибири и либералишек развелось среди писательской братии премножество. А региональные либералишки злючие – они, как это бывает в провинции, сто очков дадут столичным по оголтелости.
А вообще, что сказать – несмотря на ощущение, что «да, ладно, мужики: полно писателей прекрасных русских, честных, сердечных!», общий фон худой. Повторюсь – создана норма, на которую равняется сегодняшняя строчащая масса, малосведующая в русской литературной традиции. Новодел этот убогий. Ощущение дикой необразованности – пишут так, словно ни Пушкина, ни Аваакума, ни Достоевского, ни Толстого за плечами нет. Не говоря о Шукшине, Распутине, Астафьеве. Будто они не с ними! Будто не стоят прекрасными, строгими и требовательными тенями. Неа… Темнота… Скудность… И поразительная в этом одинаковость. Причём скудность именно в самом художественном восприятии окружающей жизни. И ещё будто в русский язык не влюблены… Потому что корешками не сидят в древности. И ладно не сидят – не всем с памятью о корешках повезло, - а не понимают, что сидеть надо! Питаться этой Древностью. Помните, как Пушкин восхищался старыми журналами на усадьбе… Как Бунин в «Жизни Арсеньева» восхищается восхищением Гоголя стариной… «Страшная месть» там…
Беда.
- И ещё по поводу «поставить на место» - а тем ли сейчас, действительно, занимается словесность европейской части России? Кого бы вы невольно выделили из потока авторов, а про кого бы не стали долго рассуждать?
- Да я не сведущ. Не знаю, чем занимаются новые, молодые, модные. Модными не интересуюсь. Наткнулся тут на одного – анекдот: без году неделю модный, а сидит рассуждает, как писать надо, да так важно… Зато знаю стихи Шорохова, прозу вот Саши Новосельцева из Ельца. Этих знаю. Да много хороших. Прекрасных. Родных. И за Уралом, и до Урала – не важно. Важно – что русские. И что среди них целое подразделение военных поэтов.
- Маски словесников (артистов, музыкантов и других деятелей искусств) уже полтора года, как сброшены, и яснее ясного (уж не знаю, как властям), что любившие страну остались на месте, а уехавшие любили не страну и не людей, а нечто иное. Изменится ли книжный ландшафт, или говорить о его изменении рано, а то и вообще не стоит?
- Надеемся, что изменится, но уехало меньшинство, те, кто на виду, и вредитель сам оружие не сложит, а государство не занимается. Или как-то формально занимается. И погоди – ещё назад возвращаться начнут. Правильно Александр Юрич Бородай говорит: нечего их пускать обратно! А вообще, когда такой маску снял или, слава тебе Господи, свалил наконец – это полбеды. Даже победа. А вот когда по тихой сидит, врёт, да пакостит – вот это хуже. А что б изменился книжный ландшафт, надо что-то делать с поколением… Ну и с издательствами. Культурная политика должна быть. Издательство это тебе не коммерция, а учреждение культуры, которое работает в связке с государством, с министерством Культуры, конечно же извоевавшимся за возрождения наших традиций.
- Чего бы вы хотели от будущего? Если лелеете в себе образ России, вставшей на твёрдый путь, то каков он, твёрдый, несомненный, окончательный, не подвергающийся мелочным коррекциям, отклоняющим от нашей истины?
- Русская Весна. Работа на результат. Возвращение идеологии под лозунгом «Служение Отечеству». Чёткая по всем осям работа власти на выбранный этот курс. Единство в этом власти. Она – ведущий.
Да всё же понимаем…
- И, конечно, какова наша истина, в чём она? Взялись бы сформулировать её пусть не в двух словах, а как чувствуете? Сегодня так много разговоров об идеологии, о национальных кодах, а результат какой-то невнятный. Слово писателя может здесь помочь, или – просто фиксировать, реагировать на жизнь, и ни слова «поверх»?
- Истина… не знаю. Я служивый человек. Плохо, но писатель ничего не может изменить в государственном курсе. Нужны решения, а не разговоры. Готова власть? Нужно ей это? Глава ХМАО на всю страну трёкнула, что нам «эта война не нужна». Она что, под судом уже? Может её вызвали на Красную площадь и прутками выстегали? Ну а слово писателя конечно нужно, как вообще слово художника. Более для духовной подмоги соотечественников. Для сохранения родников. Подводных и подземных токов… Духовное, оно как судьба, как небо, а политика – рельсы со стрелками. Железо. Хоть внятная, хоть невнятная.
- Михаил Александрович, на Донбассе увидели ли вы русского солдата, и притом верующего? Ощутили, на что способна вера там, где уже ничто другое «не работает»? Что нужно, чтобы поверить, как в последнюю минуту? Отбросить комфортабельность, душащие душу мелочи, или просто впустить в себя ощущение всей земли разом и, как в церкви, замереть пред ней?
- Да увидел, увидел… Огромные верные слова говорите, пласты поднимаете. Да, всё так. Только там быть надо. Долго. Как дома.
- Позвольте ещё раз поздравить вас и просить о новых книгах. Какими они задуманы вами сегодня? Какие из них уже исполняются вчерне, а какие ещё ждут заветного часа?
- Сергей, ещё раз спасибо! Заветного часа не бывает. Кто собрался добровольцем - тот идёт. Сегодня. Помните в «Ностальгии»: « - А когда нужно это сделать? (Со свечой пройти)» - пауза – «Сейчас». Планы с Божьей помощью исполняются. Одна долгожданная книга, которую писал четыре года, вот-вот выйдет в Тобольске. «42-й до востребования». Про бабушку. Мой «Последний поклон». Сейчас пишу повесть «Заказ». Такая сказка. Как мужики делали заказник по охране тайменя и боролись с капитализмом в душах сограждан. Там главный герой на печи всё лежит, «Пушкина читат» и в тетрадочку рассказы пишет. А его все шпыняют. Ну и ещё давно задумал повестуху сложную, «Бой за сына». Не знаю, осилю ли… Даст Господь Бог сил – напишу.
С прошедшими Вас Праздниками! Здравия, сил и Победы!
Беседовал Сергей Арутюнов
