"Литература — это не проповедь, а призыв"

 — Отец Виктор, в чем ос­новное отличие православной литературы?

— У меня несколько своео­бразное отношение к православ­ной литературе, но я считаю, что это литература святых отцов: гимнография, догматы, оросы. А то, что мы называем литерату­рой художественной, не является в полной мере литературой право­славной, но может нести в себе христианские мотивы и смыслы. Одно дело — жития святых, а если человек пишет, допустим, о чудесах и подобном — это совсем другое.

Поэтому сам я не считаю, что пишу православную литерату­ру. Я просто пишу. И обращаюсь к людям вне храма, я строю мо­стик между храмом и миром. Ведь главное — это заинтересовать че­ловека просто посетить церковь, а там ему уже все объяснят батюш­ки. Так что для меня православ­ная литература и художественная — это отдельные вещи, но худо­жественные произведения могут либо вести ко Христу, либо уво­дить от него.

 — Насколько важна духов­ная тема в современной художественной литера­туре?

— Очень важна. Сейчас люди растеряны, они ищут выход из внутренних и внешних кризисов. И, разумеется, кто-то должен по­дать им руку помощи, или стать неким «дорожным знаком». И ли­тература может стать таким указа­телем.

Кроме того, свято место пусто не бывает. Если не будет людей, христиан, пишущих литературу — их место быстро займут дру­гие. Те, кто будет уводить от Бога, от Церкви, разжигать греховные страсти и тому подобное. Поэтому мы должны входить в это литера­турное пространство, как миссио­неры — и заявлять свою позицию.

«Если не будет людей, христиан, пишущих литературу — их место быстро займут другие

Литература — это не пропо­ведь, а призыв. Когда человек приходит в храм — там я, как свя­щенник, вещаю ему проповедь с амвона. Но чтобы человек до­шел до храма, я должен говорить на языке читателя, должен взы­вать к его совести.

Для меня литература — это та­кой лом. Мы живем в некой капсу­ле: работа, дом, выходные, хобби — такая маленькая, замкнутая си­стема. А кто-то берет лом, вскры­вает эту капсулу и говорит: «Смо­трите, там — духовная высота, там живут по-другому. Задумайся о себе, куда ты идешь, что с то­бой будет?». То есть литература, по большому счету, должна задавать вопросы, а Церковь — отвечать на них. Если я просто буду подходить к людям на улицах и начинать их поучать — от меня отмахнутся.

— Как это делают уличные проповедники?

— Да, они так действуют. Улавливают людей таким образом. На сто отмахнувшихся, глядишь, да и найдется один, который при­слушается. У нас иначе. У нас стоят храмы, а храм — это уже проповедь. Идет человек, увидит, перекре­стится на купол — уже проповедь. Я зашел в столовую, перекрестился перед едой — уже проповедь. Так мы свидетельствуем о себе, что мы здесь есть. А дальше человек сам, мы лишь помогаем впустить Госпо­да в человека. Они заслоняют Бога собой, зазывая людей и раздавая Новый Завет на улицах. А мы про­сто своим примером показываем, что мы здесь, и двери православ­ных храмов открыты для всех.

И искусство — любой его вид — способствует принятию Бога. Че­ловек видит храм, картину, читает книгу, слышит музыку — и останав­ливается пораженный. Это и есть настоящее искусство. У Бога мно­го имен, и одно из них — Красота. И видя такую красоту — нетлен­ную, не пошлую, не грязную — че­ловек задумывается. В этом, как мне кажется, и есть миссия любого искусства. Помочь перейти от теле­сного к душевному, а из душевного — в духовное.

 — В наше время есть такой своеобразный жанр, который можно назвать «пра­вославными мифами». Про многих почитаемых в народе святых есть масса историй, на­писанных чуть ли не в фэнтезийном жанре. Как вы относи­тесь к такому творчеству? Ведь такие люди тоже пишут о Боге, о чудесах, о святых — или, по крайней мере, считают, что пишут об этом.

— Вся беда в том, что наша эпоха — это эпоха дилетантства. Она во всем. Допустим, сейчас очень моден рэп. Но это ведь мо­жет делать едва ли не каждый: кое-как собрал рифмы, зачитал под музыку и все — ты уже глав­ный рэпер своего района. И так везде, в том числе — в литературе.

У человека есть хороший по­сыл — рассказать что-то о святом. Почему нет? Но если он не име­ет таланта, не имеет навыков, — а ведь писательство это ремесло, его нужно оттачивать. Только тогда можно писать интересно, увлекательно и глубоко. А иначе люди, которые хоть раз читали настоящую литературу, даже не будут это читать.

Кроме того, писать сейчас, когда у каждого есть компьютер, стало гораздо проще, чисто физи­чески даже. А интернет позволя­ет транслировать все написанное на широкую публику. А еще есть всякие семинары «как стать писа­телем за три часа», посещение ко­торых дает ложную уверенность в своих способностях. Вот и все: сходил на двухдневные курсы, ку­пил ноутбук, подключил интернет — и ты уже якобы писатель.

Эта проблема существует еще и потому, что нет критерия истин­ной красоты. А в контексте такого вот «околоправославного творче­ства» это не просто плохо, это еще вредно. Человек, не пришедший еще к Богу, может прочесть такое и решить, что в Церкви царит убо­гость и серость — и лишь еще силь­нее отдалится от Всевышнего.

Я считаю, что если ты право­славный человек, и собираешься написать что-то о своей вере, ты должен на десять раз выверить каждую строку, чтобы это было настоящим. Христианству чужда любая фальшь, Господь отвергает ложь. Если ты — христианин, ты должен быть ответственным за то слово, которое ты несешь. А сей­час происходит девальвация сло­ва, одно накладывается на другое и человек просто не видит за эти­ми словами Бога. Он видит агит­ку. А кто пойдет на агитку, да еще так плохо составленную?

«Христианству чужда любая фальшь, Господь отвергает ложь. Если ты — христианин, ты должен быть ответственным за то слово, которое ты несешь

Вера — как якорь для чело­века. С этим якорем я могу вы­ходить в любые житейские моря, в моря литературы, искусства. Если у меня будет внутренний стержень — моя вера — то я сам пойму, что стоит писать, а что — нет. Поэтому, чтобы писать для мира, нужно иметь очень глубо­кую веру, но не выставлять ее на­показ. Ты живешь со Христом, но пишешь для людей. Так что, что­бы достойно писать, нужно быть в мире с собой и с Богом, и если ты чувствуешь, что Господь бла­гословил тебя на это дело — тогда трудись.

— К чему вы пришли рань­ше: к вере или к писатель­ству?

— Сначала я начал писать. Входил в литературное объеди­нение, еще будучи некрещеным. Даже не могу сказать, что я был верующим, скорее, я был ищу­щим. Жизнь водила меня зигза­гами, я был в поиске. И именно через литературу я пришел к ис­тинной вере. Вопросы, которые я видел в книгах, подтолкнули меня к поиску Бога. Поэтому я и говорю все это — из личного опыта.

«Именно через литературу я пришел к истинной вере. Вопросы, которые я видел в книгах, подтолкнули меня к поиску Бога

— В моих произведени­ях, — а тогда я писал в основном стихи — была душевность, лири­ка, воззвание к миру, юношеский протест. Тогда во мне говорил по­иск. Я искал смыслы, искал прав­ду, красоту, слова. Поэтому та моя лирика — это именно поиск Бога. Когда я пришел к вере, сна­чала столкнулся с тем, что начал бояться того, чего делаю. Я ведь был неофитом, и спрашивал свя­щенников: а можно ли вообще писать, не грешно ли? И никто не мог дать мне однозначного ответа. По­том это прошло, но я стал писать исключительно на тему религии. Раздал все свои книги, аудиокас­сеты, начал все с нуля, отказался от всего «мирского» и стал писать.

И тогда я понял, что пишу фальшиво. Когда включаешь ум, а не сердце, — получается фаль­шиво. И сейчас мне даже стыдно за некоторые стихи, которые я пи­сал, когда уже уверовал. И только потом, со временем, я вдруг по­нял, что будучи верующим, священником — я могу писать обо всем. О Родине, о любви, о друж­бе, о предательстве — и никогда не напишу пошло и грязно; вну­тренний барьер веры внутри меня не даст мне это сделать. При этом, этот вот «внешний мир», все это «мирское», от чего я отказывался, будучи неофитом — это все можно и нужно использовать. Например: большинство моих героев — люди вне Церкви. А значит, у них со­ответствующий образ, язык, на котором они говорят, жаргон. Но произведения не об этом, и во­просы там ставятся другие.

Получается, если разделить мой творческий путь на три ча­сти: период поиска, период неофитства и период зрелой веры — то худшим был второй. В сере­дине своего жизненного пути, я, получается, сильно «провис», и я это прекрасно понимаю. Это не были стихи, это был конструк­тор. Срифмовать, придумать тему не так сложно. Писать от сердца — вот что важно.

— Вы сказали, что право­славная литература для вас — это, в первую оче­редь, богослужебная лите­ратура. В таком случае, ка­кое значение для вас имеет праздник День православной книги как для писателя?

— Конечно, он имеет огромное значение. Если мы возьмем насто­ящую, хорошую книгу, которая поднимает глубинные проблемы — мы уже можем назвать ее пра­вославной книгой. И задача со­временных верующих писателей — вытаскивать людей из этого ди­летантства, показывать хорошую литературу. Поэтому всевозмож­ные мероприятия, проходящие в дни этого праздника — это хо­рошая площадка для того, чтобы сказать людям правду, призвать их не вязнуть в словесном болоте, а искать жемчужины подлинного творчества. Прививать вкус. По­тому что если есть вера и вкус — человек может брать любую книгу и находить в ней то, что ему нуж­но, а ненужное — отсекать.

— У первопечатника Ио­анна Федорова было много противников. Го­ворили, что в печатных кни­гах нет души, по сравнению с рукописными, что они уби­вают труд писателей, пере­писчиков. Сейчас мы видим похожую ситуацию с элек­тронными книгами. С их рас­пространением тоже стали говорить о том, что в них нет души в сравнении с печатны­ми. Как вы относитесь к элек­тронным книгам и вообще текстам на мониторах?

— Отчасти я согласен — от прочтения электронной кни­ги впечатления совсем не те. Ру­кописные или печатные книги — их можно взять в руки, ощу­тить фактуру, запах. При чтении с монитора этого нет, сохраняется дистанция, нет чувства близости. Я в электронном варианте читаю только учебники, статьи и все та­кое. Художественную литературу я стараюсь читать на бумаге.

Но стоит помнить, что край­ности — это грех. Мы живем в эту эпоху, и никуда нам от этого не деться — хотим мы того или нет. Как люди православные, разум­ные, мы должны брать полезное и отсекать неполезное. Есть ин­тернет — пользуемся, в нем много полезного. Поэтому что-то мы, возможно, теряем, но отвергать и ругать прогресс я бы не стал. Просто должно быть равнове­сие: читайте электронные книги, но и про бумажные не забывайте. Должен быть баланс между при­ятным и привычным и между со­временным.

Я не думаю, что электронные книги полностью вытеснят бу­мажные, люди на это не пойдут. Удобство — удобством, но тяга к книге, к ее тяжести в руках, к шелесту страниц, я думаю, у чело­вечества никогда не пройдет.