На поле брани

…Странное дело, фильмы Андрея Тарковского, особенно «Андрей Рублев», «Сталкер», «Солярис» — фильмы все-таки исключительно для специалистов, для актеров, для режиссеров, для критиков. Даже сегодня бросает в дрожь, когда смотришь их – так они правдивы, даже пророчески-точны… Но кто из обывателей желает вслушиваться, всматриваться, вдумываться?

С первого просмотра они становятся как бы родными, становятся родственны душе зрителя.

И страшно за них, как за больных детей. От этого их угрюмого родства, от их больного, и какого-то угрюмого юродства. Они, эти гениальные фильмы, страстно искали своего зрителя в СССР, но… так и не нашли. Никто кроме больших специалистов по «языку кино» и фактуре — не прислушался к Тарковскому-режиссеру. Мыслителю, странному человеку, опередившего усилием мысли и воли обогнавшему свою эпоху. Трагически обогнавшему. В одиночестве оставшемуся. Невзирая на обилие премий, обыватель, хлопая в темноте кинозала откидными сидениями, вставал и уходил. Помню, как я был поражен этим массовым уходом зрителя. Не готового к просмотру Тарковского. Выросшего на Гайдае и Александрова. Часто уходят и от Феллини. Фильмы Феллини – это какая-то смесь Фрейда, Юнга и … Тарковского. Это диковинный фокус, который совершенно неинтересен «широкому кругу», предпочитающему объём в «д-3», спецэффекты и голливудский двумерный прокат набитый событиями, как тухлая рыбешка — червями.

И сколько я сам присутствовал на этих показах Тарковского – премьерах в городах СССР, а это было часто из-за моих разъездов по службе, — «от Тарковского» всегда оставалось едва ли сползала… Эти дожди за дождями. Снега за снегами в «Андрее Рублеве». Эта дурочка, убежавшая за монголом лишь за яркую епанчу и рогатый шлем… Убежала… от А. Рублева. Чтобы стать седьмой женой в юрте.… Господи, прости: да уж не сама ли Россия ли эта – дурочка? «Заманит и обманет»… «Какому хочешь чародею отдай разбойную красу…».

…После эмиграции А. Тарковского, сына его 6-ти лет — не пускали к отцу за границу. Точно издевались этим своим «не отпусканием». Так наслаждается властью ничтожество. —  властью над гением Тарковского. К смертельно уже больному отцу – сына, и то не пускали. Тарковский без памяти любил ребенка, сына. Нет ни одного фильма у него, где не развивалась бы эта тема, тема взаимоотношений отца и сына, начиная от студенческой работы режиссера Тарковского Андрея Арсеньевича, — «Каток и скрипка», (из его диплома), и кончая последним его уже «Жертвоприношением», где по смерти отца, тотчас заговаривает немой доселе сын, пускает зелень ветка, которую они при живом отце, вместе поливали.

Как-то на творческой встрече, прислали Тарковскому, записку из зала: «Любите ли вы детей?» — «Прежде всего», — был ответ. Сын все-таки встретился с умирающим отцом, наперекор всему, наперекор судьбе и даже тому трагическому вселенскому печальному неверию в добро, которым так полны его, отца, фильмы, — встретился уже в полные пятнадцать. Он приехал в Италию к Андрею, уже умирающему. И Тарковский, уже присмерти, не в силах был встретить сына в аэропорту, бился в кровати, ожидая сына. Как пронзительно-библейской печалью наполнена жизнь гениального русского режиссера Тарковского.

Три кинематографических приза, в том числе и экуменический, получил за отца — сын. Сын прекрасно справился с этим ответственным делом, он нашел что сказать, просто и естественно, как мог – так и сказал, не оробел, глядя на лощеную и избалованную аудиторию. «Немой» сын заговорил, зазеленела поливаемая ими ветка. Жертвоприношение свершилось. Аминь. Но вот это кровное презрение властей, их презрение – к тайным, с самим  Богом связующим нитям,- оно не минует, не пребудет незаметным. Оно не позволяет зазеленеть сухому дереву нынешнего искусства. Сколько не поливай (в том числе и денежными вливаниями в Гоголь-Центрах, Винзаводах, «Платформах», и проч…)

В. Высоцкий, А. Тарковский и В. Шукшин были дружны так крепко, что эту дружбу иногда принимали за вражду. Отношения истинные, кровные для обывателя зачастую незаметны и непонятны. Само творчество — это обоюдоострый нож. Проследите судьбы удерживающих свой талант «за крылья» и сравните их  судьбы. А затем – судьбы этих творцов с судьбами извергов рода человеческого, вот тех же Ягоды, Ежова, Берия… Шукшин плакал, когда четыре раза заставили переписать его сценарий «Степан Разин» Не удивляйтесь совпадению, трагизму. Весы сравнения останутся наравне по трагизму и наполненности горчайшими подробностями этих, таких непохожих судеб. Одни служили Богу, были его сотворцами. А другие – дьяволу. На поле боя не бывает, не обходится без раненых, в том числе и смертельно… С обоих сторон.

И вот что поражает — это обилие талантливых людей в роду Тарковских, — поэтического, кинематографического, прозаического, научного… Не удивлюсь, если откроется, что и дар священнический, прозвучит как первые ноты Баха в симфонии о сотворении мира, — в роду Тарковских.

Оглушительно, ожидаемо.

Как благовест в Пасхальную ночь.