Добрый человек из доброго сокровища своего сердца выносит доброе, а злой человек из злого сокровища своего сердца выносит злое, ибо от избытка сердца говорят его уста.
(Лк. 6: 45)
Он покинул нас год назад, 17 июня, в День Святого Духа. Уход его был ожидаем, и все-таки и его паства, и читатели всей православной России верили, что он одолеет болезнь. Да и он сам, по натуре своей деятельный, энергичный, не унывающий в самые тяжелейшие крутые повороты своей жизни, всем нам, близким и дальним, говорил, что ему лучше и он поправляется.
Как его проводили и о главных его достижениях как пастыря и как писателя уже было рассказано и его духовными чадами, и почитателями его творчества. Сегодня мне хочется вспомнить о некоторых личных впечатлениях и встречах с отцом Николаем, которые сохранило сердце.
Начну я с теплой ладошки мальчика Саввы, которая крепко держалась за мою ладонь, когда мы шли к святыням, привезенным на выставку-ярмарку «Благословенная Самара».
При каждом шаге у Саввы подгибались ножки, он приволакивал их, но улыбался, заглядывая снизу мне в лицо. Рядом шла его мама, рассказывая, как Савва научился ходить. А ведь еще недавно передвигался только на больничной коляске. И головку не мог держать так ровно, как сейчас. А поправляться он начал, когда она после службы в храме подвезла коляску с Саввой к отцу Николаю и тот поднял ее сына из коляски, и прижал к груди, и поговорил с ним. И потом Савушка сам просил, чтобы его привозили к отцу Николаю, и они так и поступали, и ее сынок стал поправляться. «Вот сами видите, что теперь Савушка ходит, пусть трудно пока, но дальше обязательно будет ходить лучше».
Мы купили свечи, поставили их у святынь в подсвечники, и Савва самостоятельно зажег их и приложился к святыне, придерживаемый мною. А потом мы подошли к моему стенду, который, как всегда, находился рядом со стендом отца Николая.
Здесь толпился народ, стремясь получить выбранную книгу с автографом батюшки и его благословением.
Увидев Савушку, которого я завел за наши столы, отец Николай прекратил подписывать свои книжки, радостно поприветствовал мальчонку, усадив его к себе на колени.
И после расспросов о том, как лечится Савва, учит ли молитвы, читает ли их утром и вечером, вручив мальчику «Доброту духовную» – прекрасно изданную уже не первым тиражом книгу с рассказами для детей, попрощался с Саввой и его мамой.
Этот эпизод потому так сильно врезался в память, что теплая ладошка мальчонки словно отпечаталась в моем сердце, согрела его и укрепила в том, что доброта духовная, как названа памятная книга батюшки, лечит лучше всяких лекарств и предписаний врачей.
Беседы на теплоходе о вере и Достоевском
Несколько раз мне довелось совершить паломнические поездки вместе с отцом Николаем. Паломничество называлось «Волга православная», совершалось на теплоходе от Самары до Нижнего Новгорода, а оттуда на автобусе к батюшке Серафиму, в Дивеево.
Утренние и вечерние молитвы совершались в конференц-зале на верхней палубе. Там же проходили и наши творческие встречи, а кому нужна была духовная помощь, отец Николай принимал с шести часов утра.
Говорили о многом, вспомню лишь две наши беседы. Обе они связаны с Федором Михайловичем Достоевским.
К тому времени мы уже достаточно сблизились: прочитав первые рассказы батюшки, я дал ему рекомендацию к вступлению в Союз писателей России, куда отца Николая с радостью и приняли – рассказы его о жизни духовенства, новые по тематике, свежие, искренние, наполненные любовью к людям, не могли не понравиться. После того отец Николай нередко давал мне прочесть свои повести, рассказы перед публикацией. И я в ответ иногда поступал так же.
И вот отдал ему прочесть рассказ «Маленькой елочке холодно зимой», где мой герой, мальчишка, не выдержав жестокого обращения пьяницы-отца, сбегает из дома, ночует в заброшенном гараже со своей собакой. Дело происходит в холодную зимнюю ночь, и мальчишка замерзает.
– Рассказ хороший, – говорил тогда отец Николай. – Но почему ваш Колька замерзает? Ведь ему же является во сне святитель Николай. Уводит его на каток, возвращает поломанную отцом хоккейную клюшку. И паренек снова со своей командой, и снова забивает решающий гол. Отлично! Но разве вы не знаете, что святитель Николай – Чудотворец? Что он приходит на помощь и спасает людей? Что его любят в России как нигде? У верующих обязательно в доме есть его икона.
– Знаю. Но…
– А раз знаете, пусть он вашего Колю и спасет.
– Но получится искусственно…
– А вы напишите так, чтобы не было искусственно. Кроме того исчезнет подражание Достоевскому. Кто же не помнит его «Мальчика у Христа на елке»!
Это аргумент показался мне убедительным. Я переписал концовку рассказа, когда вернулись из паломничества. Придумал, что преподаватель института выходит из квартиры покурить и слышит вой собаки. Идет на этот протяжный вой и находит замерзающего мальчишку. Преподавателя зовут Николай Николаевич…
– Вот теперь все отлично, – обрадовался батюшка, прочитав новый вариант рассказа.
– Теперь не похоже на Достоевского?
– Если и похоже, то только по духу. Чем можете гордиться.
В знак благодарности я посвятил этот рассказ протоиерею Николаю Агафонову.
А тогда, на теплоходе, после ужина, когда расположились на верхней палубе и смотрели то на звездное небо, то на Волгу, освещенную лунным светом, заговорив о Достоевском, отец Николай вспомнил, как великий писатель выручил его при поступлении в Московскую духовную семинарию.
Поступить в семинарию помог… Достоевский
Тогда он после службы в армии, где обучился делу строителя, трудился в столице и готовился осуществить свою мечту. Пришел в Троице-Сергиеву Лавру, подал документы в семинарию. И вот экзамены. Ректор Московских духовных школ, в то время владыка Владимир (Сабодан), будущий Блаженнейший Митрополит Киевский и всея Украины, спрашивает: «Ну, что вы сейчас читаете, молодой человек?» – «Достоевского». – «Достоевского? А что именно?» – «Братьев Карамазовых».
– Очень удивился тогда владыка-ректор, – вспоминал отец Николай. – Стал расспрашивать, что я понял. Не скажу, что я тогда многое уразумел, что понимаю сейчас. Но вот то, что Достоевский ведет речь о вере и безверии, о пропасти, куда приводит гордыня Ивана и его фактически идейного ученика Смердякова, я уже тогда понял. И владыка-ректор с увлечением стал говорить о смыслах романа, о вере. Вышел я из класса, где шел экзамен. Меня спрашивают: «Агафонов, что так долго?» – «О Достоевском беседовали». – «Ну, брат, заливаешь!» Я только пожал плечами. Потом вывешивают список, кого приняли. Смотрю: меня нет. Вывешивают еще список – кого приняли в кандидаты. Смотрю: меня опять нет. Думаю: как же так? почему? Один из поступивших меня окликает и показывает два пальца: «Агафонов, смотри сюда!» Подхожу, смотрю коротенький список зачисленных сразу на второй курс. И там первая – моя фамилия. Вот почему мне показали два пальца – то есть второй курс, а не двойка, как я подумал. Вот вам и сюжет для небольшого рассказа. Можно сказать, Федор Михайлович помог мне осуществить мечту…
Житейское, простое, сердечное
Не подумайте, что наши беседы были только о литературе, о философии и прочих мудреных предметах. Нет, батюшка любил и шутку, рассказывал смешные истории, в которых и сам оказывался порой в двусмысленной ситуации.
Он умел иронизировать и над собой. Обладая отличным баритоном, умел и спеть. «Жили 12 разбойников» была одна из его любимых песен, и он прекрасно ее исполнял на праздничных трапезах.
А во время торжественных богослужений, когда надо было прочесть какой-либо официальный документ в кафедральном Покровском соборе Самары, владыка Сергий (Полеткин) всегда поручал это отцу Николаю. Все, кто попадал на службы, которые совершал протоиерей Николай, отмечали его ясную, четкую речь, в которой понятно было каждое слово. А смысл богослужений он разъяснял в глубоких проповедях, которые отличались примерами и из современной жизни, и из творений святых отцов, а нередко и из классической русской литературы, которую он все чаще стал использовать в своих размышлениях о вере, о ее догматах.
Однажды, когда я заболел, отец Николай пришел меня проведать. Да не с пустыми руками.
Прошел на кухню, пригласив за собой мою хозяйку. Давал ей какие-то указания. Меня разбирало любопытство, я тоже прошел на кухню. На столе я увидел подготовленную к жарке утку, зеленые яблоки. Отец Николай объяснял, что надо сделать перед тем, как отправить утку в духовку, как ее натереть маслом и какие добавить специи. Он ушел из кухни только когда были выполнены все его указания.
– Уточка будет отличная – сам на рынке выбирал. А это, – он показал на бутылку с прозрачной жидкостью, – лучшее для вас лекарство, уважаемый Лексей Лексеич. Писательский напиток.
– Писательский?
– Ну да. Вы, что, не читали Ремарка?
– А-а-а! – догадался я, вспомнив «Трех товарищей» и другие книги Ремарка, где его герои пьют чаще всего яблочную водку – кальвадос.
– Совершенно верно, – подтвердил батюшка, успокаивая мою хозяйку, которая робко, но все-таки стала возражать против выпивки. – Да вы зря волнуетесь, уважаемая. Это настоящий кальвадос, семилетней выдержки. Писатель Ремарк с удовольствием бы к нам присоединился!
«Первач» и в самом деле оказался отменный, а «уточка с яблоками» стала нашим праздничным фирменным блюдом.
Творчество
От книги к книге отец Николай набирал высоту, и вот уже вышел его первый роман «Иоанн Дамаскин». Как он сам объяснял, этот святой поразил его еще в студенчестве – яркой судьбой, сочетанием истового монашеского служения, борьбой за почитание иконописи с вдохновенным духовным творчеством – ведь многие церковные песнопения, сочиненные святителем Иоанном Дамаскиным, поются в православных храмах и сегодня, спустя тринадцать столетий. Продолжал отец Николай писать и рассказы: сборник «Неприкаянное юродство простых историй», под разными названиями, дополненный новыми чудесными историями, выходил снова и снова, в разных издательствах. Большой популярностью стал пользоваться и его роман «Жены-мироносицы», который он посвятил своей любимой матушке Иоанне, с которой прожил счастливую жизнь.
И как одному из первых открывателей в литературе нового пласта жизни – духовенства, – выполненного на высоком художественном уровне, ему в 2014 году была вручена Патриаршая литературная премия имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия.
Получение премии дало ему возможность много ездить по стране с просветительской миссией «Радость слова». Эти поездки он воспринял как продолжение своего пастырского служения: литературный труд он обозначал как проповедь вне стен храма – проповедь на паперти.
Бывало, что мы выступали перед читателями вместе. И я всегда радовался, как тепло его встречают читатели, как замечательно он выступает. Устной речью он владел так же хорошо, как и письменной.
Вспоминаю его работу над повестью «Стояние Зои». Уникальный случай с самарской девушкой, которая на вечеринке решила потанцевать с иконой святителя Николая и окаменела от своего святотатства, отец Николай решил изложить, строго основываясь на документальных фактах. Но к тому времени он хорошо понимал, что художественное произведение требует своей формы, что без литературного домысла тут не обойтись. И часто этот домысел оказывается сильнее житейской правды – особенно если писатель обладает не только талантом, он и глубокой духовной жизнью.
Кончина девушки Зои неизвестна – существуют разные версии, порой фантастические. Отец Николай заканчивает повесть, на мой взгляд, замечательно. Зою, ожившую после окаменения, на санях везут через Волгу, в село. Везут туманным утром, по белой зимней Волге. И мы понимаем, что девушка душой уже другая, что она уходит в иную жизнь. Покаявшись в своем грехе. Пережив физическую и духовную смерть. Возродившись в назидание всем нам.
Уход и возвращение
Прощались с отцом Николаем в храме святых апостолов Петра и Павла. Этот самарский храм не закрывался и в советское время. Он находится неподалеку от того домика, где было знаменитое «стояние Зои». Здесь служили многие замечательные священники, любимые паствой. Здесь служил в последние годы своей земной жизни и протоиерей Николай Агафонов.
Проститься с ним приехали из многих городов России. Места для всех в храме не хватило, заполнен был молящимися и весь просторный двор. Священников, стоящих у гроба, я насчитал 33. Но их было больше – встретил знакомых батюшек уже во двое, у катафалка.
Мы хорошо знаем, что с кончиной жизни земной начинается жизнь вечная. Тем более если идет прощание с любимым писателем.
При жизни отца Николая было издано более 30 книг, общий тираж которых перевалил за миллион.
И все же, все же…
Когда он навешал меня, после звонка по домофону на мой вопрос: «Кто там?» – он неизменно отвечал: «Протоиерей Николай Агафонов».
И сейчас, когда я снимаю трубку домофона и спрашиваю, кто звонит, мне всякий раз кажется, что я услышу родной баритон: «Протоиерей Николай Агафонов».
Материал подготовил Алексей Солоницын
Православие.ru
