Владислав Бахревский – имя, знакомое уже трём поколениям читателей, а с этого вошедшее ещё и в список лауреатов Патриаршей литературной премии. Как же можно миновать беседы с лауреатом? Её нам снова никак нельзя миновать
- Владислав Анатольевич, по счастью, мы беседуем не впервые. Как вы восприняли присуждение вам Патриаршей литературной премии? Придан ли импульс каким-либо то и дело откладываемым замыслам, и если да, то каковы они?
- Я дважды был номинантом Патриаршей литературной премии, и был счастлив поучаствовать в ней и в третий раз. Особых надежд я никогда не имел. Мне и в советское время удавалось писать произведения религиозного или, скажу так, духовного содержания – когда человек тянется к высшей справедливости, высшей силе, к Свету, и, стало быть, к Богу.
То, что я получил премию, для меня очень важно, и не только потому, что сейчас писатели народ нищий. За последние три-четыре года я издал более двадцати книг, а гонорары теперь такие, что за работу о Булатовиче я получил десять тысяч рублей, а работал над книгой не меньше тридцати лет.
Эта премия важна для меня прежде всего потому, что это признание творчества духовным достоянием православного народа. Значит, книги будут работать.
Меня всю жизнь замалчивали, начиная с моей первой книги «Мальчик с Весёлого», которую приветствовали и Лев Кассиль, и автор «Приключений капитана Врунгеля» Андрей Некрасов. Первая внутренняя рецензия на рукопись была от выдающегося критика Андрея Туркова. Издательство приняло эту книгу с восторгом. Сначала она попала в сборник двенадцати молодых начинающих писателей, отбор в который проводился среди тринадцати тысяч рукописей. Среди отобранных – Виль Липатов, Владимир Краковский, Олег Тихомиров, Алексей Глебов. Моего «Мальчика с Веселого» на следующий год издали отдельной книгой. Наш поистине великий издатель, директор «Детгиза» Константин Федотович Пискунов пригласил меня в кабинет и сказал: «Вы детский писатель от Бога». И после всего этого – ни единого слова в печати.
Так и пошло. Издатели «Детгиза» и «Молодой гвардии» радовались моим новым работам, а книга «Хождение встречь солнцу» была среди лучших детских книг 1968 года. Поощрительная премия Госкомиздата РСФСР. Однако, уже следующую книгу «Клад атамана» некий идеолог Яковлев решительно вывел из претендентов на премию.
Мой роман «Тишайший» издатели «Советского писателя» не печатали 7 лет. А эпопея «Долгий путь к себе» - эпоха Хмельницкого – отвергалась 11 лет. Но вот, что интересно: и та и другая, когда запрет с них был снят, изданы тиражом в 200 тысяч.
Если говорить о нашем времени, «Тишайший» издан 18-й раз. «Долгий путь к себе» переиздавали трижды. Известный польский литературовед Франтишек Апанович назвал его шедевром, как и «Златоборье». В СССР я удостоился «Избранного». А вот в свободной России издательство «Книговек» - наследница «Терры» - подготовило к изданию 15 томов моей исторической прозы. Но перед сдачей в печать хозяин потребовал от меня дать на издание 4 миллиона, а на следующий день 6. Издание не состоялось.
Я никогда не мог помочь моим книгам, но сами книги сделали меня «классиком» детской литературы и «виднейшим историческим писателем» нашего времени. А скорее всего, детей и взрослых привлекало присутствие тайны, великой радости жизни, созданной Творцом. Тайна и радость жизни с Богом переданы нам нашими пращурами, может быть даже не словом, а дыханием. И это дыхание читатели в моих книгах ощущают. Любители литературы читают меня по странице в день, для детей я был любимым сказочником и водителем по жизни – десятки тысяч писем в «Пионерскую правду» свидетели тому.
А вот для Литературного института я как писатель не существую.
Премия Патриарха, я на это надеюсь, привлечет к моим книгам внимание прежде всего библиотекарей, которые, наконец-то займутся своим делом – учить любви к чтению детей. Сегодня все они превращены в массовиков-затейников, а на столах перед ребятами журналы без единого слова. Такого позора Россия еще не знала. Нация, утратившая свой язык и в какой-то степени самобытность (мы почти утратили нашу деревню), превращается в народ, работающий на прокормление живота своего и сильных мира сего.
Став лауреатом Патриаршей премии, я надеюсь побывать в местах, где мне давно хотелось быть. Вся наша земля – это чудо Божьего творения.
Замыслы таковы: я давно уже наметил себе несколько книг, и одна из них – «Супротивный ключ». Она о нашем народе, который, несмотря на свою покладистость и вечное терпение, супротивен злу, и идёт одиноким и важным для всего человечества путём. Эту книгу я мечтал написать с детства – она о моём дедушке, который был из православной семьи. Из деревни Бахаревки, откуда он родом, вышло множество деревенских священников Нижегородской и Симбирской губерний, а также Мордовии. Пять братьев моего деда, Бахаревские, были священниками, а некоторые даже протоиереями, а он в семинарию не пошёл, уехал в Ижевск, стал рабочим и даже занимался революционной деятельностью. А потом, избежав ареста, женился на дочери дьякона. Так мы породнились с человеком, единственным в церкви имевшим титул великого протодьякона – Константином Розовым: брат моей бабушки был женат на его сестре. Дедушка мой был арестован и погиб где-то в советских концлагерях, но в книге я описываю время перед революцией. Наше поколение тоже испытало чудовищные превращения с нашим государством, и поэтому книга эта, конечно же, и обо мне…
- Как пришла в вашу жизнь словесность? Говорили ли про вас в детстве, что, мол, этот мальчик уж точно вырастет писателем?
- Я родился в семье воронежского студента. Отец учился на лесном факультете СХИ, и отправлен был после учёбы практически на Родину – в Каменку Нижегородской области. Словесность же пришла ко мне с пелёнок. В семьях священников любили читать вслух. Мой отец читал мне романы с рождения.
На Весёлом кордоне у меня было три книги – томик стихов Пушкина, «Вечера на хуторе близ Диканьки» Гоголя и «Русские народные сказки». И еще мамин пустой альбом с одной страничкой переписанных ею стихов «Ты жива ещё, моя старушка».
Война началась для меня в пять лет. Каждый день я видел в небе самолеты с крестами – шли бомбить Москву. Я каждый день воевал с Гитлером. Мои истории длились по несколько дней. Я гнал немцев из моей страны прочь, а свои победы отмечал орденами, обрывая репейники. А еще у меня была дипломная работа отца. Машинописный текст занимал только одну сторону. На чистой я рисовал мои сказки и мои военные подвиги. Так я вырастил из себя писателя.
Во втором классе я написал изложение, которое читали по всей школе. В четвертом классе, в рассказе по картинкам я писал о бурлаках. Учителя читали мое сочинение всем четырем классам нашей деревенской школы.
В 1948 году мы переехали в Орехово-Зуево, город суровых фабричных людей. В 1949 году отмечали 150-летний юбилей Пушкина. Я написал стихи о любимом поэте, и восторги – прозой. Мое творчество жюри отметило большим томом Пушкина. А у себя в мужской школе на новый год перед елкой я сказал речь сказал речь о Дед Морозе и Снегурочке, и получил прозвище «писатель». Это было очень горько и обидно среди таких весёлых и отважных ребят, но я терпел. И только в зрелые годы, когда писал о патриархе Тихоне, я узнал, что в детстве его дразнили патриархом…
- Как случилась в жизни вера? С младенчества или, как принято говорить, «в сознательном возрасте»? Что, помимо баланса чувств, уточнения неясностей и чувства перспективы, она дала вам как писателю?
- Вера пришла ко мне на том же Весёлом кордоне. Из Воронежа приехали к нам родственники. Тётя Люся была ещё студентка, и у костра мы говорили о прекрасном на нашей земле. Она мне сказала, что земля – творение Бога. С того вечера мои ящерки, моя сова, любимый ключ, я его называл Бездонным, река Унгар, наш золотой лес – стали для меня чудом. Они же сотворены! И сам я сотворен – Богом!
Через несколько лет переехали под Москву. Учеником 4-го класса с весны я пас корову, а зимой для нашей семьи случилось страшное. Бандиты разобрали крышу сарая, зарезали и унесли телку, нашу надежду. Слава Богу, корову оставили. Пасти Красавку в лесу было страшно: придут бандиты, отнимут Красавку, а меня убьют: свидетель. А я не боялся. Со мною был Бог. Я с ним разговаривал. И однажды радуга опустилась на куст прямо передо мной. Я входил в радугу, выходил. Она сияла, и я верил, что это чудо от Бога. Мне.
О религии я уже знал из книг. Мой друг из деревни Сабурово отдал мне Библию и «Жития Киево-Печерских святых». Моими любимыми святыми были основатель пещерного монастыря Антоний: его мощи не обретены, я надеялся, что когда-нибудь найду святого отца. И я хотел быть как Прохор Лебядник Печерский. Во время осад Киева половцами он превращал лебеду в пшеницу.
- Споры по поводу советской культуры не утихают. С вашей точки зрения, была она преимущественно русской или всё-таки антирусской?
- Вопрос о культуре суровый. Большевики повсюду ставили своих богов, Ленина и Сталина, срывали и выбрасывали иконы (в Дивеево иконами были замощены лужи). Борьбу с Богом навязал русским революционерам Троцкий и прибывшие с ним из Америки полтысячи боевиков-революционеров еврейского происхождения. Мировая революция понимала: надо лишить русских веры. Сразу же после свержения Временного правительства начались аресты священников.
Когда Гитлер шёл на нас войной, он рассчитывал, что народ, который сорвал с церквей купола, и который смирился с бесчинствами большевиков, взрывавших храмы, уничтожавших священников, монахов, верующих, пойдет войной на Сталина вместе с ним. Фашисты открыли в оккупированной части РСФСР 2150 храмов, а с союзными республиками - 7547. Но одновременно, пунктуально исполнялся план Барбаросса по истреблению славянских народов: русских, белорусов, украинцев. Гитлеровская пропаганда не одолела правды жизни русского человека. Русские и в оккупации сохранили себя русскими, потому и победили.
Более страшной была другая пропаганда. Идеологи большевизма отсекли молодое поколение от отцов, родившихся при царе. В 20-е годы под руководством Крупской была уничтожена литература религиозная, дворянская, и в очень короткое время создана советская. Отсекали новые поколения от старого такие замечательные поэты, кумиры нашего детства, как Корней Чуковский, Маршак, Михалков, Барто. Так как книг о советской современности еще не было, к детям приходила иностранная литература в переводах того же Корнея Чуковского, Александра Волкова, Маршака, Михалкова и т.д. Причем, в первое время «забывали» указывать настоящего автора произведения. «Доктора Айболита» написал Хью Лофтинг. Корней Чуковский всего лишь пересказчик. «Три поросенка» - английская народная сказка – выходила с авторством Михалкова. «Волшебник Изумрудного города» - пересказ Александра Волкова сказки Лаймона Фрэнка Баума «Волшебник страны Оз». «Золотой ключик» Алексея Толстого – блистательная переделка сказки Карло Коллоди «Пиноккио». Любимыми произведениями советских ребят стали «Гулливер» Свифта, «Робинзон Крузо» Даниэля Дефо, «Дон Кихот» Сервантеса, «Том Сойер и Гекльберри Финн» Марка Твена, его же «Принц и нищий», «Остров сокровищ» Стивенсона. Чуть позже в школьные программы моего поколения вошли эпосы «Манас Великолепный» - Киргизия, «Витязь в тигровой шкуре» Шота Руставели. Грузия. «Давид Сасунский» - эпос Армении. И уж, конечно, «Тысяча и одна ночь» в переводах Корнея Чуковского. Мое поколение знало мировую литературу, мировую историю, географию. Мы знали много о народах Советской страны, а вот с русской литературой, с русской историей было сложнее. Одно замечательно: мы воспитывались на самых лучших: Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Лев Толстой, Алексей Константинович Толстой, Алексей Николаевич Толстой. И очень любили Некрасова.
Что касается литературы детям о детях, детям о родной стране, о родной земле, о родном народе…
В советское время большинство детских писателей – евреи. Это были советские люди, преданные партии и государству. Иные из них были талантливы. Но писателя, пишущего на иврите, я знал одного: Овсей Дриз. Он в своих произведениях давал молодому читателю национальную образность еврейского народа, саму национальную исключительность. А вот писатели-москвичи, будучи евреями, выросли в СССР, в городах, и чаще всего их литература была выдуманной. Или же о пионерских лагерях, или же «командировочная». Съездил в Туву – написал о Туве. Съездил на Иссык-Куль – написал о киргизах. На этой литературе росли мы, дети войны. Наши книги о том, как народ выживал в тылу. Как наши старшие братья, которым в 41-42-м было 14 лет, работали на заводах. И работали для фронта. Участвовали в создании танков, пушек, самолетов. А дети колхозников, начиная с 5 лет, уже помогали матерям собирать в полях и огородах урожай для фронта.
Так что, наша литература, какой бы она ни была, всегда растила русского человека, даже если кто-то ставил задачи совершенно противоположные. Сорос и его сторонники лишили детей нашего времени исторического мышления, интеллекта и богатств русского языка. А воюем мы по-русски. И воспрянем духовно. И этому быть. Бог нас не оставит, а мы Бога не предадим.
- Понятно, что русскости нужно дать определение. Словесник даёт его своими книгами, где растворено и его понимание, и напутствие, но, может быть, есть какое-нибудь выношенное и выточенное определение-афоризм русскости от Владислава Бахревского? Что мы такое для мира и для самих себя?
- Наше всё – Слово. Мы созданы трудом и жизнью в необозримых лесах, на земле великой, любимой и суровой. Прежде, чем вырастить хлеб, нужно было добыть поле. Может быть, наше любимое дерево береза потому и дорога русскому человеку, что она явилась на русской земле после вырубки сосен, елей и дубрав. Русский человек – человек духовный потому, что жил, не отделяя себя от леса, рек, трав, неба. Отсюда он, удивительный наш фольклор. А когда на русскую землю пришел Бог, то крестьянин, одинокий перед огромным миром дремучих дебрей и необъятных далей, перед стихиями природы, перед нашествием грабителей и убийц, - для себя, для детей, для дома и своего крошечного поля, дающего пропитание, получил Заступника и надежду на счастливую жизнь. И случилось чудо. Богу нужен был Дом. Русский человек поставил Церковь, а вокруг церкви город, и увидел: его народ великий и мудрый. И земля русская стала страной городов.
К сожалению, не сохранилась древнейшая письменность, но слово – сама вечность. Народ не забыл былин о героях, сказок, пословиц и поговорок, не забыл своих песен, заговоров, слово которых – удивительная поэзия. Детские потешки древности и сегодня развлекают детей, а в них, в этих потешках сохраняется код национальности.
Города надо защищать.
Для мира русские – неудобный народ. Охотников поживиться грабежом множество. Англосаксы и немцы воспринимают нас как низшую расу, пригодную для работ, не требующих ума. Но у нас своя правда и своё Слово. Своя правда оборачивается тем, что на нас каждый раз идут войной вся Европа и весь мир, и каждый раз откатываются, встретив не мужика, а великого воина, великого по-человечески человека. Немцы уничтожали стариков, старух, детей, а мы, пройдя в Великую Отечественную всю Германию, их стариков и детей кормили. Покончив с фашизмом, советская власть тотчас простила немецкому народу уничтоженные наши города и сёла, и 27 миллионов убитых. И вот Германия опять готовится к реваншу. Танки с крестами уже на Украине.
Если большая война разгорится, это будет новый пересмотр жизни на белом свете, и тогда понадобится русская правда, чтобы прощать врагов и устраивать жизнь на земле.
- Сто лет назад одних только сказок, танцев и игр хватало человеку для того, чтобы вырасти человеком. А сегодня – что нужно русскому человеку для полного и безоговорочного ощущения Родины? Можете ли вы представить себе коренные убеждения, сформированные у человека, родившегося и выросшего в городской среде?
- И сто лет назад было мало уметь танцевать и рассказывать сказки. Когда-то Шаляпин сказал – «Я объездил весь мир, но русский народ – самый певучий».
Моя мама в тридцатых годах закончила школу, девять классов по бригадному методу: лучшие математики решали задачи, лучшие гуманитарии писали сочинения. Оценку получала вся группа. Мама умела рисовать, и по выходе из школы не знала ничего. А старшая её сестра тётя Поля окончила два класса церковно-приходской школы, и я разговаривал с ней на равных уже будучи студентом.
Сталин сделал для нас великое дело – он приказал вернуть русские дореволюционные гимназические учебники, отбросив американскую педологию. Учась по этим учебникам, мы знали литературу 19 века, знали даты исторических событий, время правления князей и царей. Именно наше поколение создало спутники, атомную бомбу и образование, давшее специалистов для великой науки. И создало народ, стремящийся к великой творческой работе, любящий искусство, поэзию, которую сегодня растоптали.
Ученик нашей школы сегодня не имеет времени ни для чтения книг, ни для того, чтобы побыть одному, а для взросления это важно. Программы перегружены, множество домашних заданий, да ведь и на внеклассную работу уже нет времени. А результат таков: выпускники лишены исторического мышления, знаний истории, литературы, математики, не говоря уже об искусстве и о самой жизни. Чтение превратилось в казнь. Дети читают, не понимая слов, а образность языка их утомляет уже на первом абзаце.
Знакомая бабушка сказала внучке-студентке: «Знаешь, Кутузова, оказывается не в глаз ранили. Пуля прошла сквозь череп и вышла в глаз!». И студентка педагогического университета спросила: «А кто такой Кутузов?».
Мой одноклассник, профессор МИИТа в начале 2000-х жаловался на новые поколения студентов: «Нам приходится учить ребят школьной математике. Ничего не знают!» А через несколько лет на вопрос о студентах безнадежно махал рукой: «Многие не ходят на занятия – зарабатывают на оплату учебы, а нам запрещено ставить им двойки. Переводим на следующий курс».
Каких мы получили и ещё получим специалистов?!
О родине. Президент Путин недавно говорил о воспитательном значении поездок по стране. В Советское время школьники Оренбуржья бывали в Молдавии, Прибалтике, на Кавказе. Школьники Подмосковья – на Енисее у Сурикова, в Крыму. Летние поездки по музеям Пушкина, Есенина, Тургенева были обычным делом. Сегодня ездят за границу богатые. Дети бюджетников, дети рабочих, крестьян поездок лишены. Номер в гостинице за ночь от 3-х тысяч и выше. Самолеты недоступны и поезда стали дороже самолетов. Но и сами музеи для взрослых накладны. Так, что нынешний народ своей страны не видел.
Да! Местные власти, заботясь о молодежи, о школьниках дают автобусы для посещения местных достопримечательностей. Малая родина – родина. Но знаю по себе: когда мне удалось в группе молодых писателей от ЦК ВЛКСМ быть в агит-перелете от Москвы до Камчатки с посещением всех больших городов и Великих строек, таких, как Братская ГЭС, БАМ, я вернулся гордым за свою родину, за свое государство. Вся моя страна творила будущее. И это было удивительно.
- Какова сегодня ситуация в культуре? Идёт Специальная военная операция, а что же наша культура, преимущественно склонна к замедленной реакции на происходящее или всё-таки старается успевать и осмыслить, и принять верную сторону – сторону своей страны?
- Ситуация в нашей культуре трагическая.
Культуру стали представлять как некое весёленькое и незначащее приложение к государственности. Нас довели до того, что поставили культуру рядом со спортом, и спорт поставили выше. То есть, сперва спорт, а потом уже культура. И один штрих: в провинции, в областных городах, в районных чаще всего культуру возглавляют красивые женщины, и отнюдь не гуманитарии. В Наре культуру возглавляла даже врач. Получив премию Ершова в Ишиме, я вместе с другими лауреатами был приглашен в Тюмень. Красавица министр приветствовала потомков Ершова и нас стандартными похвалами, а в сторонке жалкой толпой стояли местные писатели, пришедшие замолвить за себя, за свои книги хоть какое-то словечко. Своих министр не заметила. Денег на книги местных писателей у богатой области почему-то не было, издавали одного начальника писателей.
Власть часто и понятия не имеет, что творится у неё в культуре.
Библиотека же – тоже культура, но библиотекарей сделали затейниками. Дети на так называемых мастер классах что-то вырезают из бумаги, клеят, танцуют, поют, играют в игры, подвижные и настольные. Вот только не читают.
Что же касается литературы о боевых действиях, то здесь все в порядке. Каждый областной Союз писателей издаёт сборник за сборником, и притом толстенные, и притом про войну, но создаются они людьми, войны не видевшими.
Настоящая литература о чудовищных сражениях на Украине – дело будущего. Но и в ту войну говорить о трудностях было не принято, и потому поколение лейтенантов написало о войне, о том, через что мы прошли и кем стали, только в 60-х. Великая Отечественная война вопреки фальшивой счастливой советской поэзии дала нашему народу поэзию истинную, правдивую и написанную так, что это на века. Сегодня у нас даже газет нет, где могли бы появиться стихи участников боевых действий.
Интернет – это бездна. А вот действительность. Я побывал на Книжной ярмарке на Красной площади. Все области выставили лучшие, а поэтому дорогие и очень дорогие книги. Но как это странно: у Кремлевской стены, где представлены издательства всей страны, весь наш народ, нет тоненьких книжечек, в которых пульсировала бы кровь и мысль наших воинов. Нет стихов замечательных мастеров Слова, живущих в наши дни. Зато есть рынок со своими законами. Говорил с одним из издателей о возможности напечатать сборник стихов. Ответ: «Давайте романы, сказки. Стихи не нужны ни в каком виде».
И этак уже 30 лет. Поколение за поколением страна лишает народ поэзии. Пушкин — это замечательно, а у нас – песня о танке Алёша. А у нас столько поэтов со стихами о нашем времени, у которых может быть и великое будущее. Вот только мы никого не знаем, потому что тиражи стихотворных изданных за свой счет книжек – 100 штук. Видимо, свой Тёркин пока нам не нужен. Не надобны современные «Батальоны просят огня», «Жди меня, и я вернусь», «Катюша», не говоря уже о «Ты жива еще моя старушка» …
- Видите ли вы достаточно молодых словесников, продолжающих традиции русской литературы, или произошёл культурный слом, в результате которого утратилась малейшая возможность равноправного диалога между соседствующими поколениями?
- Молодые поэты, очарованные возможностью представлять новое слово в литературе, пытаются покончить в своих стихах с традицией отечественной словесности. За новшество принимается матерщина. Матерщинничают по всякому поводу, но превзойти Баркова не в состоянии. Этих «мастеров слова» приглашают на солидные семинары, печатают в особо модных интернет-изданиях, объявляют «открытием». И вот уже готовы «гении». Литературу без выкрутасов, без изощренного секса, матерщины эти «носители нового» объявили ханжеством. По-настоящему талантливые, я в этом уверен, свои «искания» закончат благополучно и станут русскими писателями. Но боевая когорта из «новых», предавшая Слово и все русское, безвозвратно станет «Европой». А образ Европы сегодня – без-образный анти-лик Антихриста. Чтобы победить напасть, вернуть заблудшую поросль в русло русского, необходима огромная работа: издательства, детская литература, юношеская литература, поэзия, без которой народ чумеет, и, прежде всего, - Вера. Наша вера – Православие.
Возвращение народу искусства, литературы, поэзии, столь же необходимо, как производство бомб, самолетов, беспилотников для Спецоперации. Победа на войне будет бессмысленной, если русский человек утратит Слово. Слово для нас – Бог. Душа. Жизнь. Россия. Нужно, наконец, признать, что писатель – это человек государственный. Он отвечает за культуру, и потому выше правительства. Власть приходит и уходит, а писатель остаётся, потому что после него остаются его книги. Если писателя не будет, не будет и культуры.
Подытожу ответ на вопрос стихами Ольги Воробьевой-Бахревской:
Поэзия проходит сквозь мытарства
Средь битв и мир опутавшего зла.
Она отделена от государства,
Совсем, как Церковь некогда была…
- И – традиционно - ваши пожелания читателям нашего портала.
- У меня три «надо»:
1. Надо создать мир, где писатель желанный, и даже драгоценный человек. А любить его нам всем. Эту утраченную любовь нужно растить заново. Стало быть, не обойтись без издательств, без журналов, без телепередач и выступлений перед народом. Еще раз вспомню об агит-перелете1966 года. В Улан-Уде нас ждали студенты пединститута. Мы ехали с Байкала по Селенге и опоздали на 3 часа. Ни один человек не ушел из зала. Ждали поэзию. Нас, молодых, неизвестных.
2. Надо растить читателя, понимающего и любящего поэзию.
3. Писателям нужна критика, нужны издательства, которые сейчас шарахаются от стихов.
Пожелаем себе быть русскими, быть людьми Слова.
Беседовал Сергей Арутюнов
