Я пришла в кабинет ректора ГИТИСа, Григорий Заславский сидел за компьютером — отвечал сразу на несколько сообщений в фейсбуке, на сотню писем по почте, постоянно в течение интервью звонил телефон и одновременно в кабинет заходили и уходили люди-люди-люди, кому-то надо было подписать документ, с кем-то быстро уточнить какие-то детали в работе… Мне было очень интересно наблюдать за этой внутренней жизнью этого кабинета и красивыми картинами на стенах.
Интервью получилось очень динамичным и веселым!
— У меня такой вопрос: у вас, как я уже поняла, очень быстрый ритм жизни, много дел, встреч, решений всяких срочных проблем — успеваете ли вы читать книги?
— Почти не успеваю читать книжки. Некоторые книжки читаю по нескольку лет, пьесы, правда, быстро прочитываю. Но к пьесам я не отношусь как к чтению, это работа.
В последнее время в основном читаю приказы и всякое прочее...
Из интересного — мне принесли очень хорошую книжку Александра Ряпосова "Режиссерская методология Мейерхольда". Это фактически работа Мейерхольда над спектаклем, довольно интересно зафиксированная петербуржским ученым. Еще из интересных книг последнего времени, которые мне нужно прочитать, это, конечно, — книжка Бориса Николаевича Любимова, это его статьи.
А это моя настольная книга — стихи выдающегося поэта Емелина. К сожалению, я далеко не все знаю наизусть, но вот это одно из моих самых любимых, называется "История с географией":
Великой Родины сыны,
Мы путешествовали редко.
Я географию страны
Учил по винным этикеткам.
Лишь край граненого стакана
Моих сухих коснётся уст,
От Бреста и до Магадана
Я вспомню Родину на вкус...
В общем, шикарные стихи. Вот такие дела.
— А что вы читали в детстве? Есть ли какая-то книга, круг книг, которые вас сформировали, которые, может быть, как-то вас направили в эту историю с театром?
— Ну во-первых, "Буратино", конечно, потому что это сказка, в которой, конечно, фигурирует театр. И я тоже, как Буратино, мечтал о том, что есть какая-то дверь, за которой будет мой театр. Так что Буратино как персонаж мне очень близок.
Еще один очень важный герой для меня — это Мюнхаузен, безусловно. Я тоже считаю его одним из любимых персонажей, причем и в рассказах Распэ, и в "Литпамятниках", где есть не вошедшие в канонический текст истории.
Потом, конечно же, Монтень «Опыты", Руссо "Исповедь" и "Прогулки одинокого мечтателя» — очень важные книжки. Во-первых, в них очень сильно лирическое начало и одновременно они стимулируют размышления на самые разные темы. Они формируют какую-то, я бы сказал, свободу мысли. Знаете, однажды студенты мехмата МГУ сказали про меня: «У него совершенно не структурировано мышление, но все равно он — король дороги». И я подумал, что это — комплимент. Так вот этому «неструктурированному мышлению» меня учили все эти книги.
Хотя одна из самых любимых моих книг — это роман Федора Достоевского "Преступление и наказание». Это книга, которую я перечитываю очень часто и получаю огромное удовольствие. Она показывает, как в иных случаях структурированное мышление помогает раскрыть преступление еще до его совершения.
— А почему вам нравится именно «Преступление и наказание», а не «Братья Карамазовы» или «Идиот»?
— "Идиот" тоже очень хорошая книжка. Мне нравятся "Братья Карамазовы", но понимаете, от разговоров Порфирия Петровича с Раскольниковым я получаю такое наслаждение. Я испытываю настоящий, безумный восторг от того, как человек ведет замечательный диалог и подводит Раскольникова в итоге к признанию и к раскаянию, безусловно. Мне очень нравится и религиозная мысль этого романа тоже. Я перечитываю «Преступление и наказание». Это моя любимая книжка.
— Может быть, вы тогда как-то прорекламируете эту книгу для чтения всем нам?
— Знаете, одна известная журналистка однажды сказала в ответ на заявленную публикацию в газете: "Мы Цветаеву пиарить не будем". Я с удовольствием поучаствую в пиаре Достоевского, мне это доставит совершенно искреннее удовольствие, потому что я считаю, что в романе «Преступление и наказание» есть замечательный азарт. Сначала это азарт преступника, которому навстречу идет азарт следователя, и встречаясь друг с другом, два этих интеллектуальных азарта, не лишенных, безусловно, эмоций, приводят к очень важному пробуждению совести и нравственности, хотя все могло остаться интеллектуальной игрой.
И мне кажется, что этот резюмирующий вектор силы совершенно неожиданный для читателя. У другого писателя, например, все могло пойти по-другому. Здесь раскрывается одна из очень важных особенностей таланта Достоевского: его мучительно-совестливое начало.
Да, я люблю произведения Достоевского, хотя я знаю, что многие люди говорят о том, что он был ксенофобом, есть даже специальная работа на эту тему у Андрея Донатовича Синявского, очень глубоко уважаемого мною литератора и человека. Но я всегда говорю, что да, у него в "Дневнике писателя" есть много неприятного и о татарах, и о немцах, и о евреях, но самые омерзительные его герои, самые страшные его герои, к сожалению, — русские по национальности, поэтому никаким ксенофобом я его не считаю.
Достоевский вообще относительно человека был пессимистом, хотя очень искал практически для каждого из своих героев какой-то нравственный и светлый выход, но получалось не всегда.
— Как тогда в вас уживаются любовь, с одной стороны, к такому пессимистичному мышлению Достоевского и, с другой, к позитивному герою Мюнхаузену?
Когда-то давно я пришел на очередное занятие по скрипке. Моя учительница Эмилия Абрамовна Кислинская, как всякий интеллигентный человек, сидя в кресле, читала "Литературную газету». Она читала одну из самых любимых всеми нами страницу шестнадцатую. И вдруг, оторвавшись от газеты, она произнесла: "Вот, прочитала твой девиз жизни: «Пока есть возможность, живите весело»». Это было в 1980-м или 81-м году, с тех пор прошло много-много лет, но я стараюсь следовать этому девизу, хотя и не я его сформулировал, а сначала Сенека, потом Эмилия Абрамовна.
— Сейчас так сложно в обществе обстоят дела с чтением, видите ли вы в будущем мир без печатного слова, без текста?
— Я не вижу мир без себя! А если серьезно, то у меня мой младший сын Федор очень обижается, когда мы ему говорили: "Федя, ты же за свою жизнь прочитал всего две книжки". Он всегда отвечал: "Не две, а три!" Ну, может быть, сейчас уже четыре или пять. Но конечно, современные дети черпают информацию из других мест. И убедить их в том, что книга — это не только источник информации, очень непросто.
А ведь книга — это воспитание чувств, эмоций, это расширение эмоциональных возможностей человека, это расширение твоего личного опыта на основе опыта других людей.
Беседовала Юлия Мялькина
Фото: Алиса Власова
