Писатель, ветеран Афганской войны, лауреат Патриаршей литературной премии им. св. равноапостольных Кирилла и Мефодия Виктор Николаев для нашего портала – человек особенный, умеющий простыми и мужественными словами донести человеческую суть самых страшных испытаний до любого читателя, кем бы он ни был и каким бы опытом ни обладал.
Виктор Николаев – экзистенциалист в лучшем смысле этого слова, без интеллектуальных извивов, характерных для «высоколобой» литературы, потому что его цель – дойти до сердца, а такой путь – не для эстетов, а для настоящих проповедников.
2 мая Виктору Николаевичу исполнилось 65 лет…
- Виктор Николаевич, ваше желание пойти в армию – наследственное: оба ваших деда – герои Советского Союза, и понятно желание молодого человека «не уронить знамени», показать себя уже там, где, может быть, Отечественной войны и нет, но в сердце она не стихает. Не ругаете себя за тот юношеский пыл? Могла ли жизнь повернуться иначе?
- Не то, что не ругаю себя, а благодарю за то, что в жизни случилось именно так. У меня тяга к погонам, к форме была сызмальства. Ещё прабабушка моя говорила, что «Витька у нас генералом будет». Генералом не стал, но её провидение сыграло вполне определённую роль в выборе профессии. Она всегда видела, как я любил эту аккуратность в одежде, ещё в детском саду…
Я благодарен Богу за то, что я прошёл эти испытания, и не только в Афганистане, но и в Карабахе, в Спитаке, принял участие в трагических тбилисских событиях. Я благодарен Богу за то, что я получил тяжёлое ранение: проявилось по-настоящему, что такое семья, жена, близкие люди. Я увидел, как люди, которые были друзьями, стали вдруг неблизкими, а те, с кем особой близости не было, так же внезапно стали опорой. Так и должно было случиться.
- Как вы перенесли тяжелое ранение?
- После операции было особенно тяжёлое состояние. Первое время я вообще не разговаривал, а потом говорил, произнося слова наоборот.
Врачи сказали жене: готовьтесь к тому, что ни говорить нормально, ни ходить ваш муж никогда не сможет.
Мы много говорим о мужестве солдат и офицеров, но никогда почему-то не говорим о мужестве жен военнослужащих. Но если муж в бою, то и жена его в бою. И если муж ранен, то и она ранена. Ранена мать, отец, дети. Как сообщить им о тяжёлом ранении, и, что ещё страшнее, о гибели военнослужащего? Как строить жизнь дальше? А если дети, один, двое, трое?
- А как быть с не военнослужащими на войне?
- Система поддержки тех, кто находится на войне не по приказу, у нас вообще пока ещё очень слаба.
У нас есть Герои России, носящие форму, являющиеся лицом государства, но почему у нас нет Героя России священника, который точно так же выполняет свои обязанности на войне, под пулями? Я сказал об этом в ноябре прошлого года на канале «Спас»: погиб священник, отец Михаил, и почему ему не присвоить звание Героя России посмертно? Он же заслужил это звание своей профессиональной деятельностью. И звание Героя России посмертно было отцу Михаилу было присвоено. Молитва священника – это тоже стрельба за Родину.
- Как вы теперь видите события Афганской войны? Что мы отстаивали в Афганистане, не оттягивали ли последовавшее вслед за выводом войск стягивание исламских радикалов вплотную к границам России, вспыхнувший Северный Кавказ?
- Достаточно сравнить, как себя вели в Афганистане мы, и как вели там себя после нас американцы.
У нас каждую пятницу, субботу и воскресенье от семи утра до позднего вечера на нашем КПП в Газни (это центр Афганистана) стояла очередь от пятидесяти до семидесяти с лишним афганцев. Врачи нашей эскадрильи, старший лейтенант и капитан, лечили их совершенно бесплатно. Не всегда хватало лекарств, но афганцы приходили и ждали доброго слова, осмотра, какого-то совета, потому что пойти им было больше некуда, и они были благодарны.
Когда они узнали, что мы уходим, три дня на всех домах висели траурные флаги. «Русские уходят». Уважение к русскому солдату было неизменно высоким. Сейчас наших ребят приглашают в Афганистан те люди, с которыми мы воевали! Им говорят – «Вы были настоящими порядочными людьми – несмотря на то, что мы были тогда врагами».
И то же самое было в Карабахе – до полудня у нас питались местные азербайджанцы, а после мы делали час перерыва, и до вечера кормили армян. Русский солдат – это гарантия мира. Но вывод войск нужно было совершить.
- Как движется в вашем представлении русская история?
- Знаете, есть старинное русское выражение – «Слава Богу за всё».
Россия, убившая своего царя, вообще не должна была существовать. Как из всего этого выходили, отдельный разговор, но то, что мы сегодня собой представляем, это вовсе не Россия 1991-го или 1992-го года. Мы – мощная держава, с которой хотят сотрудничать.
Не будем анализировать правильность выполнения боевых задач, но ситуация на Донбассе и не могла сложиться иначе, и мы сработали в ней на опережение. Опять, как и много лет назад, против нас ровно пятьдесят одна страна, опять фашисты со свастиками идут против нас, но Победа снова будет за нами.
- Вера и война – как они связаны? Как быстро даже в атеистически настроенной советской армии приходило к солдату и офицеру внутреннее сознание того, что каждый – в руках не просто «судьбы», но Создателя?
- Большая часть из нас была некрещёных. Естественно, мы были далеки от храма, но когда становится тяжело в бою, или когда собираешь куски своего товарища, то вместо «Слава КПСС» шепчешь «Господи, помилуй», и всё по-другому начинает выравниваться.
Когда сбили наш экипаж, правый пилот насмерть, а командира оттащили, и он мне маячит – «Подойди». Подходу. Маячит – «Наклонись». Наклоняюсь. И он мне прошептал – «Помогите, мужики, умереть без грехов». Как это объяснить?
- Верили ли вы до армии, воцерковлённой ли была ваша семья? Как к вам пришло осознание тысячелетней православной традиции, и как проходило потом ваше дальнейшее воцерковление?
- Нет, моя семья воцерковлённой не была. Но если есть в роду крещёная кровь, она передаётся по наследству.
Когда со мной случилось то несчастье, и жене сказали, что я должен умереть, она всё равно встала на молитву. Все восемь часов, пока шла операция, она молила Господа о том, чтобы я выжил. Закончилось её молитва тем, что мы ведём этот разговор.
- После вашего Афганистана должно было пройти не менее десяти лет, чтобы книга появилась книга «Живый в помощи». Вы чувствовали настояние свыше, «принуждение к письму»? Могли бы вы назвать книгу «Живый в помощи» романом воспитания? С какой главной мыслью обращается она к читателям?
- Желание написать о войне у меня появилось лет через пять после выхода из Афганистана.
- В девяносто третьем?
- Да, в девяносто третьем.
Были те, которые пытались критиковать меня, мол, кому это надо, но я говорил – подождите, вот у нас можно и модно писать о пошлости, о гадости, и почему я не могу написать о подвиге жены, которая умеет ждать, о друзьях, которые остались верны?
Я не ставил перед собой никаких особенных задач, не хотел стать писателем, я был абсолютно не известен, меня никто не знал, и литературного образования у меня нет… но когда книга была написана, встал вопрос о том, как её издать. Я уже служил алтарником храма Казанской Божьей Матери. В правом приделе его находится икона Иоанна Богослова, и я стал спрашивать её больше даже мирским языком – помоги, отче, её издать, если от этого будет польза, а если нет, оставлю неизданную рукопись себе просто на память. И так я спрашивал недели полторы, и вдруг мне звонит священник из Барнаула и говорит, что прочитал рукопись, и я найду любые деньги, чтобы её издать. Я обрадовался, а потом спрашиваю – батюшка, а вы из какого храма? И он отвечает – я настоятель храма Иоанна Богослова.
Сегодня у книги уже двадцать восемь изданий.
Потом были написаны другие книги, и каждая прошла самую серьёзную цензуру по моей просьбе.
- Расскажите об этом.
- Книгу «Из рода в род» я отдал в Федеральную службу исполнения наказаний, а потом вместе с одним священником из Оптиной пустыни, который окормляет одну из колоний, мы отдали её заключённым. Мне было интересно, как примут её именно те, о которых она написана.
День, два, три нет ответа, и в пять утра на третью ночь мне звонит этот священник и рассказывает, что ночью собралась воровская сходка. В каждой зоне есть свой литератор, который читает. Всю ночь осужденные совещались и наутро приняли решение – из воровского «общака» закупили двести экземпляров и раздали по зонам.
Книга «Из рода в род» выдержала уже пятнадцать изданий, а позже написанная «Безотцовщина» - двенадцать.
- Какова должна быть роль словесника в сражении за души?
- Для каждого в определенный момент настанет «час икс», когда нужно будет ответить за всё, что ты сделал в жизни. Военному придётся отвечать за своё подразделение, министру – за ту отрасль, которой он руководил, президент будет отвечать за страну, а писатель – за то, что он написал.
Поэтому, когда ты пишешь, имей в виду: из жизни ты уйдёшь, и останется после тебя то, что ты написал. Поэтому после тебя должно остаться только созидание, высоконравственное поучение. Жизнь дана тебе для того, чтобы ты творил. Не «натворил», а творил в лучшем смысле этого слова.
Спросится и за семью…
У меня был однажды разговор с одним «смотрящим» зоны. Это особая категория людей, они очень осторожно идут на разговор, но, если тебе доверяют, расскажут очень многое. Он сказал мне – знаешь, чем отличается воля от своеволия? У меня была прекрасная семья, любимая жена, дети, дом и работа. И мне было хорошо, потому что мы жили по силе родительского завета, и даже по воле Божьей. Но я решил жить по своей воле, так, как я хочу, и чтобы никто не был мне указ. И теперь я нахожусь здесь. Ни жены, ни детей. Ты передай тем, кто на воле, следующие мои слова: вот говорят, что на «нет» и суда нет, а я скажу так – за каждое своё «нет» придётся отвечать. Сказал, что, мол, не буду воспитывать своих детей, ухаживать за больными родителями? Придётся ответить.
Молодёжь часто говорит – плевать мне на родительские увещевания и на самих вас, родителей, мне плевать. Так вот – плевать на родителей это всё равно, что плевать против ветра. Всю жизнь будешь вытирать с лица свои плевки. А про бесплатный сыр в мышеловке – он самый дорогой, потому что мыши и крысы платят за него жизнью.
- Каких принципов ни в коем случае нельзя попирать?
- Я человек очень грешный, и как бы я ни пытался не грешить, всё равно не грешить не получается. Но чего нельзя никогда нельзя попирать, это покаяния в том, что ты совершил, в чём покаялся и причастился. Причастие – это самый главный принцип жизни. Через личную чистоту души, через сохранение чувства стыда и совести будет сохранятся твоя фамилия и твой род.
Родители часто говорят своим детям – мы сделаем всё, чтобы у вас было счастливое детство, красивая молодость. И я говорю молодёжи всегда – сделайте так, чтобы у ваших родителей была красивая старость, чтобы они не боялись быть старыми. Сегодня есть знак «соблюдайте чистоту на дороге». Жизнь – это дорога, и ради Бога, не вылетайте на «встречку», не пересекайте сплошную и не превышайте скорость жизни. Вам надо приехать по дороге жизни туда, где вы поставите свой дом.
Беседовал Сергей Арутюнов