Служить святой русской литературе
— Кто ваш читатель?
— Я не раз убеждался, что мой читатель — московская и провинциальная интеллигенция, учителя, библиотекари, студенты. Иными словами, прежде всего те, кто воспитывался на классической русской литературе. Те, у кого дома была семейная библиотека, стояли на полках собрания сочинений Пушкина, Гоголя, Тургенева, Гончарова, Толстого, Достоевского, Чехова, Бунина, Шмелева. Те, чей читательский опыт складывался из впечатлений, полученных от «Капитанской дочки», «Анны Карениной», «Дома с мезонином», «Бесов», «Лета Господня», — впечатлений, восторгов, обмираний, воспарений и полетов души.
Я сам все это испытал еще школьником и студентом: восторгался, обмирал и воспарял. И мне же довелось увидеть на свалке одного из подмосковных городов собрания сочинений Достоевского, Чехова, Бунина. Для меня это стало потрясением. И я почувствовал потребность «удержать» в своей прозе нечто от русской классики. И, как мне кажется, отсвет отечественной словесности в моих повестях и рассказах есть — мерцает, угадывается. Он-то, наверное, и дорог читателю.
— Что самое важное из того, что вы хотите сказать читателю?
— Я хочу донести до него неискаженный образ действительности. Действительность легко искажается — временем, людскими пристрастиями, модой, расчетом, болезненными состояниями души и так далее. Тут ничего не поделаешь: так было всегда. Но должна существовать та духовная сфера, где утраченный образ восстанавливается, вновь обретает гармоничность и целостность.
И эта сфера — литература.
Или даже — говоря словами Томаса Манна, «святая русская литература». Она многое утратила за последние годы. Своей деятельностью некоторые нынешние писатели нам как бы внушают: ну, зачем это — святая? Пусть будет просто русская литература. И далее: ну, зачем это — русская? Пусть будет просто литература. Литература, где все дозволено, все приемлется и приветствуется. Если это произойдет и святая русская литература станет просто литературой, все у нас рухнет в бездну. Это я и хочу донести до читателя, об этом его предупредить.
— Может ли литература, в том числе православная литература, менять современный мир к лучшему?
— Литература может — насколько это возможно — удерживать мир от деградации, разрушения и самоуничтожения. В этом смысле она и есть тот удерживающий теперь (2 Фес. 2:7).
Способна ли менять? Это удел избранных книг, сыгравших особую роль в истории. Такие книги действительно становятся «материальной силой». В нашей литературе они были и, надеюсь, еще будут.
— В чем главная задача писателя сегодня?
— Служить (святой русской) литературе и быть честным перед самим собой. Это звучит, может быть, слишком пафосно — во всяком случае, для интервью. Но по сути это так. Путь литературы, где «строчки с кровью убивают» — это истинный путь служения. Честность же пишущего в том (возьмем лишь один пример), чтобы не впускать в себя то, что принято обозначать двумя литерами — PR. Не поддаваться соблазну «ничего не знача, быть притчей на устах у всех». Писатель не должен становиться ПИПом (персональный издательский проект). Это убивает таинственный процесс зарождения, вынашивания и созревания замысла, без чего не может быть настоящей литературы.
Журнал «Православное книжное обозрение»
