22 июня 2023 года писатель Екатерина Каликинская удостоена премии им. С.Т. Аксакова за книгу «Сохранившие любовь». Ей – наши вопросы
- Екатерина Игоревна, поздравляем с более чем заслуженной наградой. Что для вас Аксаков – памятен со школы, звучал камертоном русского письма в годы после неё? Какие строки и какая его интонация наиболее явно звучит внутри вас при упоминании имени Сергея Тимофеевича?
– Да, Сергей Тимофеевич для меня – прежде всего память детства. Это не то, что содержится в школьной программе, а то, что выбираешь по зову сердца. Конечно, «Детские годы Багрова-внука» и «Аленький цветочек». Глубина и свежесть восприятия, и в то же время гармония вековых традиций в его книгах, корневая какая-то близость к природе, некая квинтэссенция русского духа – все это было мне очень близко в детстве и не изменилось с годами, заставляли постоянно обращаться к страницам Аксакова.
Могу подписаться обеими руками под его словами: «Чувство природы врожденно нам, от грубого дикаря до самого образованного человека. Противоестественное воспитание, насильственные понятия, ложное направление, ложная жизнь — все это вместе стремится заглушить мощный голос природы и часто заглушает или дает искаженное развитие этому чувству».
По первой специальности я биолог и поэтому проблема взаимодействия человека и природы мне особенно близка, а искажения этих отношений в жизни людей я наблюдаю долгие годы с болью в сердце.
Впоследствии я еще больше стала ценить Аксакова как человека, сохранявшего такую же гармонию в своих человеческих и общественных отношениях. Любовь к свободе духа сочеталась в нем с твердым желанием служить Отечеству, умением добросовестно исполнять не всегда почетные и приятные обязанности, талант верности старым друзьям – со способностями привлекать к себе новых людей, часто из противоположных «лагерей» русской общественной жизни. И конечно, то, что он один из первых по достоинству оценил гений Пушкина еще при жизни поэта, в тяжелое для него время, то, что он был другом Гоголя, Тургенева, Киреевского, Хомякова – для меня бесценное качество. Он умел объединять людей, находить в них точки соприкосновения, примирять противоречия ради главного: любви к России, ее культуре. Памятником этому его таланту осталось великолепное Абрамцево, славу которого продолжили столь же пассионарные и одаренные русские люди. Я очень люблю это место, в моей судьбе оно тоже играет немалую роль…
Если говорить о памятных строках, то приходит на ум цитата из письма Аксакова в те годы, когда он писал свои семейные воспоминания, где он формулирует задачу детского писателя, что мне особенно близко:
«Я желаю написать такую книгу для детей, какой не бывало в литературе... Тайна в том, что книга должна быть написана, не подделываясь к детскому возрасту, а как будто для взрослых и чтоб не только не было нравоучения (всего этого дети не любят), но даже намека на нравственное впечатление и чтоб исполнение было художественно в высшей степени». В сущности, к выполнению этой задачи я стремлюсь много лет. Как получается – судить не мне. Может быть, я сейчас шокирую читателей, если скажу, что вклад Аксакова в русскую авторскую сказку ставлю выше всего остального его творчества – это самый трудный жанр, это мало кому удалось в мировой литературе. Это не удалось Льву Толстому, например. И это то, что будет жить вечно. Если кому-то еще хочется разобраться в загадках русской души или русского характера – нужно просто прочитать «Аленький цветочек»).
- Как родился замысел «Сохранивших любовь»? Или замысла не было, а просто взяла и сама собой родилась книга рассказов, связанных одной темой?
- Замысел, конечно, был, и он был связан с моими путешествиями по России в связи с исследовательской работой по биографии святителя Луки Крымского, с организацией музея его памяти в Переславле-Залесском. Святитель Лука – личность, чье влияние и слава стремительно нарастают в последние десятилетия. Меня приглашали выступать на многих православных исторических конференциях – в Санкт-Петербурге и Липецке, в Москве и Архангельске, в Угличе и в Крыму. И всюду я узнавала о прославленных в недавнее время новомучениках российских, чьи судьбы удивительно переплетались и друг с другом, и с моей судьбой в какой-то мере… Например, оказалось, что бабушка и дедушка моей студенческой подруги Тани Архангельской – святые супруги священномученик Тихон и исповедница Хиония Архангельские. Я хорошо их младшую дочь Елену Тихоновну, маму Татьяны, читала семейные воспоминания, письма, неопубликованные рукописи. То же произошло благодаря моему знакомству с потомками святителя Луки.
А потом в какой-то момент почувствовала, что эти события, эти великие и еще недостаточно оцененные нынешним поколением подвиги накрывают нашу страну как бы сетью святости, духовной защиты. И нужно обязательно рассказать о них подрастающему поколению – то, что смогу… Я понимала, что этих светочей очень много, и выбрала тех, кто был просто ближе мне, чье влияние в своей жизни я как-то ощутила и потому могла присоединить к повествованию и свой личный опыт. Я выбрала такой особый прием, который уже применила в своей книге «Один в поле воин»: повествование ведется не от лица будущего святого, потому что нам не дано постичь мысли таких людей, а от лица современников героя – подростков, оказавшихся с ним рядом. То есть самых обычных ребят, на чью жизнь оказала влияние встреча с новомучеником. И такие ребята, мне кажется, вполне понятны и близки нашим современникам, их ровесникам.
Конечно, первым был святитель Лука, и рассказ «Виноград» о его работе в Красноярском госпитале родился почти одновременно с исследовательской работой в военно-медицинском архиве Санкт-Петербурга. Архивные изыскания, конечно, ничего общего не имели с моей литературной работой, но они дополняли друг друга, как «История Пугачева» и «Капитанская дочка», прошу простить за высокие сравнения…Так по крупицам собирались сведения, впечатления, интонации, ритмы, образы этих рассказов. Еще мне хотелось как-то представить всю Россию в этой капле воды, поэтому герои мои – и русские крестьяне из Тургеневских мест, и городские рабочие, и сельская учительница, и великие княжны, и выдающийся врач, и московская интеллигенция… География рассказов – от Соловков до Красноярска.
А потом наступила пандемия. И я задала себе вопрос: что нужно доделать, если через полгода меня не станет? Что окажется невосполнимым? Это было задумано вполне реалистично, по-деловому, без каких-то особых трагедий: вокруг умирали, исчезали люди, вчера казавшиеся сильными и здоровыми… Тогда я четко поняла: мне нужно завершить рассказы о новомучениках! Так я и сделала.
- Как, на ваш взгляд, соблюсти достоверность в описании во многом уже ушедших реалий? Выражение «погрузиться в эпоху» выглядит самым номинативным и общим.
- Без этого, на мой взгляд, писать такие книги нельзя. Если реалии, приметы эпохи подлинные, взяты из воспоминаний современников, они не нуждаются в критериях, поражают своей свежестью и «шершавостью» в применении к нашему времени сами собой. И для меня было очень важно, к примеру, о чем писал журнал «Пионер» в 1937-м году, в какой последовательности – по датам – открывались станции московского метро, что клали в посылки на фронт сибирские школьники и какую музыку могли слушать на пляже в Крыму в 1956 году. «Погружение в эпоху» через детали жизни обычного человека помогает не только ощутить историческую атмосферу и повысить восприимчивость читателя, но осознать цену каких-то поступков героев. Посылка с ташкентским виноградом в военном Красноярске, которую святитель Лука отдал больной дочке своей операционной сестры и виноград на рынке в современном Ташкенте – нужно ощутить разницу этого веса, этой цены, чтобы понять поступок святителя, который был для него, кстати, совершенно естественным…
- Понадобилась ли вам для написания книги архивная работа, «опора на документы»? Расскажите, как подступиться к такого рода изысканиям: русский Интернет вовсе не так полон, чтобы на его основании можно бы было о чём-либо писать…
- Хотя рассказы чисто литературные, каждому их них предшествовала большая документальная работа, исследования, множество статей и книг. Найти добросовестно сделанные документальные книги о новомучениках не так просто, в самом деле. Мне тут помогло знакомство со многими исследователями и авторами таких работ, которых я встречала на конференциях, с которыми многие годы переписывалась, а также личные встречи с потомками новомучеников.
- Помог ли вам в написании книги житейский опыт? Как ощутить в себе людей прежних поколений, иной, чем современная, культуры, иного, чем нынешний, образа и мыслей, и действий, и облечь их словами? У чьих описаний двадцатого века вы, может быть, учились?
- Конечно, помог. Ведь любые события пропускаешь через свой опыт и это по-разному откликается в тебе в зависимости от того, что с тобой уже было...
Но мне, может быть, не так уж трудно было «ощутить в себе людей прежних поколений», потому что я и прежде любила жить в других временах, обрастать подробностями эпохи, например, пушкинского времени или шекспировского… А в детстве увлекалась историей Древнего Египта. Образ мысли и действий людей, мне кажется, не так уж изменяются в разные эпохи. Именно поэтому мы с такой силой можем ощутить личность другого человека через искусство, через предметы другого времени. Скульптурные портреты римских императоров в Британском музее – я проверяла себя на них: сначала подходила к бюсту, всматривалась в него, чувствовала какое-то впечатление от личности, какой-то эмоциональный посыл, а потом читала биографию – и как правило, вектор влияния этого человека определялся верно…
Меняется только оболочка и костюмы, обоснования своих действий – внешние, не глубинные. Каждому человеку нужно найти свое место в мире, понять, с кем он, как добиться каких-то глобальных жизненных целей и при этом сохранить свою личность, обрести дружбу, любовь, понимание. Все это не меняется. И поэтому, может быть рассказы из жизни людей минувшего двадцатого века достигнут сердца современных подростков: мальчик, бегущий по мощеным камнем улицам Древнего Рима посмотреть на бой гладиаторов, не так уж отличается от подростка, едущего в вагоне метро на футбольный матч… Его душа также ищет подвига, несмотря на окружающую его атмосферу гедонизма и самолюбования, ищет сильных эмоций. С возрастом и с подчинением человека жизненным обстоятельствам такие потребности стираются и тускнеют, а в юности все через это проходят, хотя в разной степени.
- Не кажется ли вам, что литература о новомучениках сделается со временем и самостоятельной, и значимой частью современной русской словесности в том, что касается ответа двадцатому столетию с точки зрения веры? Можете ли вы назвать произведения других авторов сходной тональности, которые показались вам значительными?
- Я очень надеюсь, что это так. Иначе мы просто потеряем наше будущее, да и нашу культуру, и литературу в частности. Ведь подвиг новомучеников – это оправдание страшной, невероятной истории двадцатого столетия, чистая жертва божественной истине. Эти люди могли быть разных национальностей, образования, возраста, убеждений, партий, но все они едины в одном, самом главном – преданности Христу в следовании Его крестному пути. Они выбрали то, что несомненно, то, что непреходяще. И потому мы должны помнить о них и говорить о них с будущим поколением.
Я заканчивала школу в то время, когда нам в учебниках истории говорили о бескровности революции, о безоговорочном принятии всеми народами СССР советского строя. По мере того, как стали открываться другие источники, выстраивалась другая история… Гораздо более страшная и реальная. Но одновременно словно из глубины океана всплывала Атлантида – духовного противостояния безбожной власти, вершин веры и мужества, небывалых в нашем веке. Эти люди дали нам тот луч веры, по которому можно пройти над всеми ужасами бытия.
Боюсь, что я пока опираюсь в изучении того времени не на современных авторов, а главным образом на воспоминания тех людей, которые эти круги ада прошли и оставили нам свой бесценный опыт. Это «Погружение во тьму» Олега Волкова, «Неугасимая лампада» Бориса Ширяева, «Лубянка-Экибастуз» Дмитрия Панина, «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург, «Моя Сибирь» Анастасии Цветаевой, конечно, труды Александра Исаевича Солженицына.
- Что значит уже и для вас вынесенная в заглавие книги максима о сохранении любви? Как вообще человеку, отягощённому многочисленными горестями, не утратить интереса к бытию, людям, их тяготам и свершениям?
- Сохранение любви – это вопрос о том, верующий ты человек или нет.
В словах апостола Павла из Первого послания к Коринфянам «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает» - все исповедание веры и вся история новомучеников.
Человеку, который старается жить живет в соответствии с этим законом, не страшны никакие горести, утрата интереса и все, о чем Вы говорите. Это просто не его сфера… Соприкасаясь с судьбами новомучеников церкви русской, ясно это ощущаешь, потому что те испытания, те беды и катастрофы, которые выпали на их долю, несравнимы с нашими. А они – выстояли. Они – не сломались. Их жизнь не закончилась с их земным существованием.
Один из рассказов, о священномученике Петре Звереве, архиепископе Воронежском, называется «Сильнее смерти». Мальчик, запутавшийся в меняющейся жизни, попавший в плохую компанию, оказавшийся на Соловках «по дури», ищет что-то, что было бы сильнее обстоятельств, не веря уже ни в любовь, ни в дружбу, ни в родство. И он именно там находит эту любовь, которая продолжается и после кончины архиепископа, и после гибели мальчика.
Есть такая любовь, которая преодолевает даже смерть, это любовь Христа – и те, кто ее выбирают, узнают ее правоту и силу. Вот почему новомученики помогают нам и сейчас, в нашей многогорестной жизни сейчас, они ведь наши защитники и помощники. Я постоянно ощущала это и во время работы над рассказами, и потом. В какой-то мере даже получение премии имени С.Т. Аксакова могу отнести к этому влиянию и поддержке.
- Собираетесь ли вы продолжать художественное исследование прошлого столетия?
- Да, конечно.
Во-первых, часть историй не менее любимых мною героев не вошли в первую книгу из-за того, что я как бывший издатель понимала, что книга не должна быть 500 страниц, трудно подъемной в физическом смысле и сложной для восприятия по объему информации.
«Сохранившие любовь» – книга среднего объема, в ней всего шесть историй. Мне хотелось бы осветить еще несколько. Так, остались не опубликованными рассказы о преподобномученице Елизавете Феодоровне, о священномученике Сергии Мечеве и его общине. Кроме того, познакомившись с моей книгой, меня стали просить в разных епархиях написать о не менее замечательных людях, например, о священномученике Фаддее Успенском, архиепископе Тверском, о священномученике епископе Афанасии Сахарове, помогать со собором материалов.
Мне очень приятно, что придуманный мною метод рассказа о новомучениках через жизнь подростков прошлого столетия, мои чисто художественные решения показались интересными и значимыми некоторым иерархам церкви, которым, на первый взгляд, было бы ближе чистое богословие или строгая документалистика. Я сейчас уже работаю над этим и надеюсь, помощь Господа и Его святых поможет довести дело до конца.
Беседовал Сергей Арутюнов
