Тут мы и живем, между этими вздохами

Тут мы и живем, между этими вздохами

Евгений Носов

В нем было что-то от добродушного медведя из русских народных сказок. Помню, как Евгений Иванович протянул мне руку, и моя ладонь нырнула в нее как птичка в дупло.

Все в нем было крупной, грубоватой выделки: нос картофелиной, уши пельменями, мохнатые брови, очки с толстыми стеклами.

Он был только с поезда Курск - Москва. "За всю ночь едва ли на час сомкнул глаза - все ворочался-ворочался. А на верхней полке особо и не поворочаешься..."

Ходил вразвалочку, как ходят навьюченные поклажей рыбаки, и осторожно, будто опасался на что-то живое наступить.

Мы виделись первый раз, но у меня было чувство: вот родной человек, добрался-таки. Радость. Хотелось быть ему племянником.

Евгений Иванович был из тех старинных людей, которые незримо носили на себе свой дом, весь его уют и степенный уклад. Поэтому, оказавшись рядом с ними, ты переставал нетерпеливо елозить, поглядывать на часы. Суета оседала как пыль.

Трудно было представить его не на рыбалке у костра, а за письменным столом. Думалось: неужели этот кряжистый дядька и написал "Усвятских шлемоносцев" - вещь, равную по силе музыке Бетховена? Как же, верно, неловко такой ручищей выписывать буквы школьной ручкой с восемьдесят шестым пером. А эта рука-то еще и не всегда слушалась: в 1944-м Носов был тяжело ранен под правую лопатку. Умирал, но молодость помогла выкарабкаться.

Долго лежал в серпуховском госпитале, там и встретил 9 мая. Про это его рассказ "Красное вино победы".

Вернулся в Курск, чтобы доучиться в школе. С инвалидностью не на всякую работу брали. Пошел в редакцию - ретушером, поправлял фотоснимки черной тушью.

Потом стал работать разъездным корреспондентом. На родной Курщине немного сел и деревенек осталось, где бы Евгений Носов не бывал.

Его рассказы полнятся названиями курских сел и деревень. Полянка и Подсвирково, Жаховка и Верхние Чапыги, Егозки и Верхние Кутырки, Макарьино и Винниково - то самое, где родилась Надежда Плевицкая. Вот откуда его язык, его герои.

В начале 1960-х Носов два года отучится на Высших литературных курсах, но придет к выводу, что писатель должен писать словами, нажитыми за жизнь, а не вычитанными в словаре.

А как он любил Курск! Воскресил в своей прозе город своего детства, запечатлел на вечные времена довоенную жизнь земляков. Рассказы Носова будто разворачивают перед нами карту довоенного Курска: "Запредельная ямская Мурыновка" и Линёво озеро, Цыганский бугор и Первомайский сад, улицы Херсонская и Московская, Красноармейская (где он жил в детстве в доме 35а), Дружининская и Пастуховская, "стрелецкая глухомань за Кривецкой протокой", водоразборная башня на Мясницкой, польский костел, Знаменский собор и просторное небо над ним...

Мальчишкой Носов встречал в Курске первый дирижабль:

"...В гондоле дирижабля распахнулась дверца. Из проема высунулся один из воздухоплавателей. Он был в кожаном шлеме с обвислыми, как у спаниеля, ушами.

Оглядев посадочную площадку и все, что творилось внизу, человек раскатисто крикнул:

- Здравствуйте, товарищи!

Земля в ответ прибавила гула и затрепыхала вскинутыми руками.

- Это Курск?!

- Курск! Курск! - польщенно отозвалась поляна..."

Вспоминая Носова, не могу не вспомнить его помощницу и друга Евгению Дмитриевну Спасскую. Филолог, создательница литературного музея в Курске, она еще в 1974 году познакомилась с писателем и с тех пор перепечатывала на машинке все, им написанное. Спасская знала наизусть каждую его строку.

В 1990-е годы, когда рухнула жизнь и читателей, и писателей, а Евгений Носов оказался не ко двору новой власти, Спасская взяла на себя все издательские хлопоты Евгения Ивановича. Шла к начальникам, искала деньги, спешила в Москву, где ходила по издательствам и редакциям.

Так я, кстати, с ней и познакомился - в одной из московских редакций. Эта милая женщина с тихим голосом умела настоять на своем, убедить в том, что книг Носова ждут люди, они им нужны как хлеб. И книги выходили, и даже прекрасное пятитомное собрание сочинений появилось.

Нет, не случайно они были тезками: он - Евгений, она - Евгения. Видно, так Господь посылает верного человека художнику, чтобы тот до конца исполнил свое назначение.

Вот уже двадцать два года нет с нами Евгения Ивановича. Три года назад ушла и Евгения Дмитриевна. Без нее книги Носова издаются сейчас редко, скупо. Даже знаменитых "Усвятских шлемоносцев" - попробуй-ка отыщи. А ведь повесть эта сейчас будет поважнее "разговоров о важном".

Вглядываюсь в прекрасные фотопортреты Евгения Носова (они сделаны в свое время нашим общим другом фотохудожником Павлом Кривцовым) и думаю: вот вернись сейчас Евгений Иванович - осмелился бы кто поднять на него глаза? Нашелся бы кто промолвить: "Худо мы живем. Бога не боимся. Поля лесом заросли. Дети как трава растут. Книги заброшены. Не до них. Россия с Украиной кровью умываются. Не ко времени ты к нам, Иваныч, заглянул..."

Вспоминается брошеный жеребенок из рассказа Носова "Холмы, холмы...": понуро стоит он у дороги на хлестком ветру, а все едут мимо-мимо.