Среди пишущих людей России мало тех, с кем хотелось бы помолчать, и чьему молчанию станешь верить, как собственному. В основном натуры мало того, что страстные, но ещё и претенциозные, создают вокруг себя пространство, пронизанное токами не слишком благими, но лауреат Патриаршей литературной премии 2024-го года Виктор Кирюшин – человек, полностью противоположный чему бы то ни было подобному. Его скромность и выправку я бы назвал офицерской…
- Виктор Фёдорович, а знаете ли, что мы с вами земляки в совершенно особенном смысле? В годы войны Брянский машиностроительный завод, где трудилась ваша мать, а сами вы работали в заводской многотиражке, был эвакуирован в мой родной Красноярск, и до 1943-го года (освобождения Брянска) находился в Сибири, как и эвакуированный завод моего деда. Какие принципы человеческого бытия вы усвоили с детства?Правомочна ли для вас высокая пролетарская культура, которую сегодня принято презрительно считать чем-то чуть ли не рудиментом?
- На Брянский машиностроительный завод я пришёл сразу после школы учеником электрослесаря. Поработал, правда, недолго: призвали в армию. Но и этого времени хватило, чтобы понять: уважение в рабочем коллективе завоевать ой как непросто. На этом заводе работали мои родители, сестра с мужем. Разве мог я их подвести? Старался, тянулся… Там и сам завод воспитывал. История у него дореволюционная. В моё время строили огромные судовые дизели, маневровые тепловозы, рефрижераторные секции. И при всём этом: завод-сад. Всюду зелень, цветы, чистота идеальная. Квалифицированный рабочий ценился на вес золота. Рядом с нами жил «дед Саулин». Так его все звали по-уличному, а на заводе уважительно называли профессором. Он был спец по тормозам, имел орден. Утром идёт на смену живая человеческая река и я, по сути, ещё пацан, рядом со знаменитым Саулиным. Гордость распирала. Может, сегодня кому-то это покажется смешным, но так было.
И я счастлив, что у меня это было. К тому же тогда, когда нужно: в начале жизни.
- Вы, как и мой старший двоюродный брат Николай, родились в год смерти Сталина, и я каждый раз норовлю спросить свидетельства – было ли советское время продолжением вечного русского, или эта эпоха в основном губила национальные начала?
- Мои корни – рабочие и крестьянские. Бабушка Евдокия (по отцу) была глубоко верующей. Она и меня привела в церковь, крестила, учила молитвам. Святые наши бабушки! Сколько детских душ они спасли, открыли радость веры. Отец был коммунистом, к религии относился равнодушно.
Противоречивое было время. Официальная идеология таких вещей не поощряла, история одно восхваляла, о другом умалчивала, но в семьях, на уровне какой-то генной памяти, многое сохранялось. Вот идём поминать родственников на кладбище, а там и православные кресты на могилках, и красные жестяные звёзды на пирамидках. Всё рядом. Как-то сама жизнь преодолевала, рубцевала эти разломы.
- Как произошла с вами словесность? Кем в русской и советской классике случилось внезапно восхититься, кто запал в душу надолго, и долго ли было до первых стихотворных опытов, и каковыми те первые опыты кажутся вам сейчас?
- Заядлым читателем книг был мой дед, Сергей Фёдорович. Но книги он брал в библиотеке, а в семье их, кроме учебников, почти не было. К библиотеке пристрастился и я. Читал всё подряд, фантазия была прямо-таки болезненная и я по очереди представлял себя героем всего читанного.
Сочинять, если это можно так назвать, начал рано. Ходил как в бреду, проборматывал какие-то строчки. Блаженное состояние! Родители смотрели на меня с удивлением и тревогой. Тем более, что вскоре я начал посылать свои творения в «Пионерскую правду». Приходили ответы в красивых пакетах с красной полосой и советом учиться у классиков. Мама пугалась: «Витя, куда ты пишешь! Тебя посадят!» Милые, неискушённые мои родители!
А потом мне повезло. В Доме пионеров прошёл все кружки и задержался только в литературном у Владимира Ивановича Яковлевского, страстного любителя и знатока поэзии. Вскоре и публикации появились. Сначала в районной газете «Деснянская правда», потом в журнале «Пионер». О, это потрясение: впервые увидеть свою фамилию, напечатанную типографским шрифтом! Так и пошло…
- Каждый поэт, кажется, пытается, помимо сокровенных строк, определить и ремесло. Что же для вас поэзия, и как вы пришли к столь выдержанному, чуждому экзальтированных модернистских истерик, тону стихотворений?
- Не стану утверждать, что стремлюсь к этому сознательно. Очевидно, такой поэтический строй, интонация, как-то отвечают моему характеру, мировосприятию. Больше люблю уединение, даже одиночество, чем шум, суету. Хотя при той профессии, которой я всю жизнь занимался – журналиста, это редко удавалось.
Вообще, на мой взгляд, поэзия – это в большей степени интуиция, озарение, чем знание и сознательное следование каким-то принципам. Для себя я это сформулировал так.
Пишите от руки
Раскованно и вольно.
Пишите от реки,
От рощи белоствольной.
От первого лица
Пишите ночью мглистой,
От первого скворца
На веточке безлистой.
В предутренней тиши,
Где свет мерцает влажно,
Пишите от души…
А прочее – не важно.
- Кого в русской поэзии вы можете назвать своими учителями, братьями по вере?
- Преклоняюсь перед великой плеядой фронтовых поэтов. Винокуров, Межиров, Старшинов, Левитанский, Друнина, Наровчатов, Тарковский… Какие имена! Какая высокая поэзия! К тому же оправданная собственной судьбой, жизнью. Счастлив, что со многими из них был знаком, а с некоторыми, как с Николаем Константиновичем Старшиновым и дружен. Долгое время именно они определяли эстетическую и, главное, нравственную атмосферу в русской поэзии. Теперь же, как сказал когда-то тоже фронтовик Давид Самойлов: «…нету их и всё разрешено».
- Какие молодые имена в современной русской поэзии воодушевляют вас?
- Интересоваться современной молодой поэзией мне положено и по должности, поскольку в Союзе писателей России возглавляю Совет по поэзии. Много читаю, будучи членом жюри различных конкурсов, время от времени веду семинары в разных регионах. Возможно, я чрезмерно строг, но улов, честно говоря, невелик. Из тех, кого я для себя открыл в последнее время, назову Софью Юдину из Москвы и Ингу Кучерову из Донецка. Софья – ещё и пианистка, заканчивает Московскую консерваторию. Стихи её необыкновенно музыкальны, глубоки и современны. Инга Кучерова – волонтёр, часто бывает в наших воюющих подразделениях. Оттого и поэзия её драматична, остра.
А теперь поправлю сам себя: улов велик. Хороших поэтов не может быть много. Главное, что они есть.
- Когда вы смотрите на состояние современной русской поэзии, то каким оно вам кажется? Иные считают, что она, поэзия, и вовсе «прекратила течение свое», причём и в массовом сознании, и даже как вид искусства. Будто бы отмерла, и теперь видна лишь одиночкам из одиночек. Правдиво ли подобное утверждение, а если ложно, то отчего?
- Да мы не первые, кому кажется, что поэзия прекратила существование, выдохлась, умерла. На мой взгляд, в этом впечатлении виновата и легкость, с какой сегодня можно обнародовать любой бред, написанный в столбик. И тут же получить отклик: «До мурашек», «проревелась», «гениально»… К сожалению, упал общий уровень культуры. Это сказалось и на поэзии. Упал не сам по себе: постаралась система образования, телевидение, прочие СМИ, а главное те, кто ими руководят. Я как-то заметил в шутку, что в последние годы резко упал и уровень графомании. Уже и сам сомневаюсь: а шутка ли это?
Но всё-таки я оптимист: поэзия не может умереть, пока жив язык, жива нация. Может быть время, когда речь идёт о самом существовании России, разбудит свежие творческие силы. Очень надеюсь на это.
- Изменится ли, как вам кажется, современная российская культура под бременем сегодняшних геополитических испытаний, проведением Специальной военной операции? Станет ли русской, и от чего это преображение напрямую зависит?
- Отчасти я уже ответил на этот вопрос. Изменения эти зависят в том числе от нашей коллективной воли. Но пока люди культуры и литературы в частности разрознены, меряются амбициями, копят мелкие обиды, недоразумения превращают на радость врагам в великие и публичные раздоры… Преодолеть это очень трудно, тем более, будем откровенны, нет сегодня у нас поэта национального уровня, к мнению которого все прислушались бы.
И ещё одно соображение. В природе всё растёт снизу вверх, а в России – сверху вниз. То есть литература и поэзия, как её важнейшая часть, должна окормляться государством. Как, в каких формах – это вопрос обсуждения, дискуссий, но главное с самого верха должно постоянно демонстрироваться деятельное уважение к слову, прежде всего к русскому слову. Разговоры об этом идут давно, но сопротивление тех, кого сегодняшняя ситуация устраивает, слишком велико. Я очень надеюсь на ту генерацию писателей, которая оформится в результате Специальной военной операции.
- В каком возрасте Имя Божье было произнесено кем-то внутри вас? Что для вас, исконно русского человека, православная вера сегодня? Хлеб, вино или воздух, наполненный пением райских птиц? Что испытали вы, когда веру в 1000-летие Крещения Руси перестали считать чем-то навсегда отжившим? Кем были ваши наставники в Церкви?
- К стыду своему, считаю себя слабо воцерковлённым человеком. « Ум ищет Божества, а сердце не находит…» Лучше Пушкина не скажешь. По разным причинам я ещё не обрёл своего духовного наставника, образно говоря, во многом только на пороге церкви. Недавно гулял с маленьким внуком в Останкинском парке, и он мне вдруг говорит: «Дедушка, пойдём к Богу…» Даже не понял вначале, что он зовёт в наш старинный Шереметьевский храм Живоначальной Троицы. Вот так бы, без сомнений и умствований, по-детски, войти в Храм и оставаться в нём до самого конца.
- Видите ли вы определённо будущее нашей страны, избавившейся от чуждых мод и настроений? Предчувствуете ли самую высокую цену, которую предстоит всем нам уплатить за истинную, а не по западным калькам, свободу и независимость?
- Мне кажется, всё ещё только начинается. И каждому из нас придётся сделать выбор, и от каждого потребуется мужество и терпение. И Светильники Великие новые явятся, такие, как Сергий Радонежский, Александр Невский, Александр Пересвет… Господь не оставит Россию, если только мы её не предадим и не оставим.
- С какими словами вы бы обратились к читателям портала «Правчтение»? Что пожелали бы и любящим русскую поэзию, и самим современным русским поэтам, от чего бы их предостерегли, но чем бы и приободрили?
- Желаю каждому и особенно поэтам сохранить в чистоте свою бессмертную душу. Это не так просто, как кажется. И тут опять-таки и мужество требуется, и характер, и смирение, и любовь. Унывать нет оснований. За нами и с нами предки наши, великие молитвенники, мученики и страстотерпцы. Будем жить!
Беседовал Сергей Арутюнов
