Лауреат Патриаршей литературной премии 2023 года поэт Светлана Кекова размышляет о смысле творчества
— Светлана Васильевна, как Вы относитесь к определению «православная литература», «православная поэзия»?
— Определение «православный», как мне представляется, относится прежде всего к человеку и его вере. И, конечно, если православный человек — писатель, то его мировоззрение и мироощущение не может не воплощаться в его слове. Собственно, «православной», а, точнее, церковной, была древнерусская словесность. Основные ее жанры — жития святых, проповеди, «хожения», летописи. И в наше время эти жанры не просто существуют, но переживают время расцвета.
— Но сейчас жизнеописания святых, например, новомучеников, если и составляются, то отнюдь не по агиографическому канону, правомерно ли называть их продолжением житийной традиции?
— Можно, конечно, рассматривать древнерусскую словесность как завершенный и замкнутый в себе мир, и тогда, действительно, нужно отметить, что современные жизнеописания святых могут не соответствуют агиографическому канону. Но для меня важно другое: жизнь святого находит свое словесное воплощение и дает читателю образец христианского стояния в истине.
В свое время епископ Варнава (Беляев ) говорил о том, что для современного читателя нужно создавать «беллетризованные» жития. Он и сам был автором таких житий — можно назвать, например «Тернистым путем к небу: Жизнеописание старца Гавриила Седмиезерской Пустыни». Замечательный писатель Борис Зайцев 20-е годы пишет беллетризованное житие «Преподобный Сергий Радонежский». В последние десятилетия появились и жизнеописания новомучеников и исповедников русской церкви, и жития святых прошлого и уже позапрошлого, девятнадцатого века, канонизированных сравнительно недавно. Для меня дороги жизнеописания святых Патриарха Тихона, Луки Крымского, последнего оптинского старца Севастиана Карагандинского, Илариона (Троицкого), Гавриила (Ургебадзе), Иустина Челийского, Николая Сербского — список можно продолжать и продолжать. Хотя некоторые жития — это большие повести (как, например, книга Всеволода Бахревского «Святейший Патриарх Тихон»), для меня это все равно жития. Очень люблю проповеди, это любимейший жанр современной литературы. Прекрасны проповеди владыки Антония, отца Александра Шаргунова, отца Андрея Ткачева. Что касается современных «хожений», то можно назвать книги Валерии Алфеевой «Невечерний свет. Рассказы о Божьих людях и святых местах», «Священный Синай. Рассказы о святых землях», Валентина Курбатова «Наше небесное отечество», Олеси Николаевой «Корфу».
Однако сейчас часто говорят о «православной литературе», «православной поэзии», имея в виду чисто тематический подход. Скажем, если в стихотворении описывается праздник Рождества Христова или Пасхи, то, с этой точки зрения, оно «автоматически» входит в зону «православной поэзии». А если перед нами стихотворение о любви? О природе? Вот Николай Заболоцкий пишет великое стихотворение «Можжевеловый куст» (оно входит в цикл «Последняя любовь»). Можем ли мы сказать, что это «православная поэзия»?. Литературу «светскую» мы обычно оцениваем не с точки зрения того, на какую тему написано то или иное произведение. Мы говорим: это стихотворение прекрасно, оно приоткрывает нам какую-то тайну жизни и человеческого сердца, тайну, к которой можно прикоснуться именно через слово этого поэта…
— И в то же время Вы в одном из интервью говорили о соблазнительности и опасности поэзии Серебряного века, которая признана одной из вершин русской литературы, но при этом есть позиция, что если произведение посвящено христианской теме, оно, пусть и более слабое художественно, «лучше» для читателя. Согласны ли Вы с этим?
— Плохо написанное произведение на христианскую тему, на мой взгляд, профанирует эту тему, оскорбляет ее. И стихи, и проза, которые свидетельствуют о вере, должны быть высшей пробы.
Что касается Серебряного века, то в нем были бездны и высоты. Прекрасно созданное творение, если в нем есть «семя тли», духовно опасно. Эстетизация порока недопустима. Это должно быть внутренним табу каждого художника. Любовь, а не блудная страсть, красота, а не соблазн — вот что делает творчество духоносным. Апостол Павел говорил о даре различения духов. О таком даре надо просить и писателям, и читателям.
Дай Бог нам, пишущим людям, стать людьми по-настоящему православными, а там уж Господь Сам рассудит, «православно» ли наше творчество…
— Многие Ваши стихи насыщены библейскими, христианскими аллюзиями. Вы ориентируетесь прежде всего на верующих читателей?
— Я ориентируюсь на читателей, которые любят поэзию, слово русское. Арсений Тарковский в стихотворении «Словарь» пишет: «Есть высоты властительная тяга, / И потому бессмертен я, пока // Течет по жилам — боль моя и благо — // Ключей подземных ледяная влага, // Все эр и эль святого языка». Цель поэзии, в числе прочего, — не дать забыть об этой святости языка. А чувствует ее чуткий читатель сердцем, даже если он не читал Священного Писания. Ведь в безбожное советское время, когда Библию невозможно было купить, и мы — читатели Пушкина и Тютчева, Фета и Блока, Ахматовой и Пастернака, Заболоцкого и Тарковского — и многих, многих других замечательных поэтов, многого не понимая в их стихах, тем не менее, всем сердцем любили русскую поэзию. А слова или образы из священного пространства Библии — это такие «места силы», они действуют на сердце прикровенно. Поль Клодель в одном из своих эссе высказал мысль о том, что предмет поэзии — это обступающая нас священная реальность, данная нам раз и навсегда.
— Сложно ли Вам, как профессиональному филологу, знакомому с лучшими образцами русской словесности, находить новые формы, новые смыслы для своих стихов. Где истоки вдохновения Вашей поэзии? Бывают ли у Вас творческие кризисы?
— Что такое филология? Это любовь к слову, логосу. А любовь к поэзии, к нашей великой русской словесности снимает ту проблему, которую Вы сформулировали в своем вопросе. Пространства смысла необозримы, их невозможно исчерпать, поэтому каждый поэт находит ту благословенную словесную землю, которую он будет засевать, ту словесную ниву, которая будет ждать жатвы. А вдохновение, конечно, понятие религиозное. И кризис — тоже.
— И это значит, что разрешаются творческие кризисы духовными средствами?
— Да, духовными. Но это очень индивидуально. У каждого должен быть свой опыт, чужим не воспользуешься.
Беседовала Мария Хорькова/
Православное книжное обозрение
