Маленьким мальчиком он молился Богу, чтобы его отец вернулся с фронта живым. И детская молитва была услышана. Это чудо – его путеводная звезда и в жизни, и в творчестве. Ребенок военного времени вырос, занялся литературой и добился небывалого читательского отклика. Сострадание, чуткость к чужому горю, внутреннее благородство – отличает героев его книг. И что поражает в судьбе Альберта Лиханова: он не только пишет пронзительные истории для юношества, но и деятельно помогает сиротам, инвалидам, малоимущим, помня о заповеди – блаженны милостивые.
Досье
Альберт Лиханов родился 13 сентября в 1935 году в Кирове. Автор книг: «Чистые камушки», «Семейные обстоятельства», «Мой генерал», «Голгофа», «Благие намерения», цикла повестей о военном детстве «Русские мальчики», «Никто», «Слетки», «Сломанная кукла», «Непрощенная» и других. Возглавляет Российский детский фонд, основание которого инициировал в 1987 году. Номинант Патриаршей литературной премии 2018 года.
– Альберт Анатольевич, как Вы пришли к вере?
– Я был крещен сразу после рождения. Мое светское имя Альберт, а христианское – Глеб. Я очень люблю своего святого покровителя. Это настоящий герой для меня. Мальчик, который убит нечужим человеком в тайной бойне за власть, один из первых русских святых. Вера с детства жила в моем сердце. В годы войны, когда мой отец был на фронте, я просил Господа, чтобы Он его спас. И меня услышали. Отец ушел на фронт в августе 1941 года, а в октябре его уже ранило. Его отправили поездом на Урал. А по дороге находился Киров. Отец попросил его списать в местный госпиталь. Там работала моя мама. И я встретился с отцом. Это переживалось как небывалое счастье и чудо. И как при таком счастье не возникнуть вере? Я словно слышал внутренний голос: «Как это произошло? Почему? Я молился. И Господь услышал». В декабре 1941 года отец второй раз ушел на войну. И получилось так, что через год его снова ранило. Его отправили на Восток. И он снова оказался в Кирове – уже в другом госпитале, где опять работала моя мама, переведенная из прежнего госпиталя. И я опять его увидел. А потом отец третий раз ушел на фронт. Он вернулся домой в 1946 году, после войны с Японией. Он не был командиром. По профессии мой отец – слесарь, а в армии служил старшим сержантом. И эта триада его трех возвращений – была для меня знаком и Божией милостью. Как не верить в Господа после этого?
– А как Вы осознали свое писательское призвание и нашли свою тему в литературе?
– Это не я отыскал, а сама жизнь и судьба моя меня отыскали. Я отношусь к детям войны. Я помню осознанно, как начиналась Великая Отечественная война, какое это было горе и испытание для всех. Эта тема есть в разных моих книгах. Об этом у меня написано 15 повестей, которые являются главами романа «Русские мальчики». Самая свежая повесть называется «Незабытые игрушки». Речь в ней идет о том, как дети жили перед войной. Тогда ощущалось единство незнакомых людей, общая судьба и надежда на лучшее. И любовь к родине, к своей земле – была живым чувством. Именно поэтому столько людей бросились в военкоматы и отправлялись добровольцами на фронт. Такой был душевный порыв! Сегодня фраза «пойти добровольцем на фронт» –звучит для кого-то как просто красивое выражение. А я помню, как мой отец, рабочий-слесарь, уходил на войну. Прошло столько лет и сегодня, из нынешнего, совсем иного времени, начинаю по-настоящему сознавать – какая тогда была решимость, какой тогда важный смысл содержался во всем этом. Когда человек уходил добровольцем на фронт – это почти всегда выбор смерти, готовность умереть, пожертвовать собой, чтобы защитить Отечество и семью.
– Какие пронзительные эпизоды из своего военного детства Вы можете вспомнить?
– Были такие случаи, – не один, – когда моя мама брала меня к донорскому пункту. Сдавала там кровь, выходила зеленая, а потом вела меня в донорский магазин. Там я сидел на подоконнике и ждал, когда она мне принесет маленький кусочек топленого масла. Получалось, что в буквальном смысле – своей кровью наши матери спасали своих детей. А о детях-сиротах заботилось государство. В мою родную Кировскую область только из Ленинграда эвакуировали 40 тысяч детей. Их разместили в деревнях, в избах – местные жители подвинулись и приняли их к себе. Эти маленькие беженцы находились там до тех пор, пока не произошел перелом на фронте. Блокада длилась 900 дней, а после отступления фашистов можно было вернуться домой. И я слышал такую народную молву: когда из Кирова в Ленинград пришел первый эшелон с детьми, которые были в эвакуации, то матери, встречавшие поезд на вокзале, встали на колени перед русскими женщинами, которые спасли их детей. Разве это не служение Господу? Здесь и вера, и милосердие, и патриотизм самого высокого пошиба.
– А открыто верить Вы смогли только в Перестройку?
– Я Вам раскрою малоизвестную информацию: когда создавался Советский Детский фонд, я добился тогда у партии, у высших органов власти, чтобы нам разрешили иметь в составе своего правления представителей всех конфессий, официально зарегистрированных в СССР. Один из митрополитов Русской Православной Церкви – владыка Мефодий (Немцов) по благословению тогдашнего Патриарха Пимена вошел в состав нашего Правления. Это был 1987 год. С тех пор с владыкой Мефодием мы продолжаем общаться. И мы часто к нему обращаемся за поддержкой. Так что Детский фонд пробил броню и выстраивал сотрудничество с Русской Церковью еще в советские времена. И надо сказать, что представители партии и государства – легко согласились на это. Мы создали Детский фонд, чтобы помогать сиротам – находить для них приемные семьи. Меня как писателя всегда волновала тема взросления, становления характера юного человека. Я знал, как много детей страдает от предательства взрослых, разводов родителей, отсутствия любви. Но мало рассказать об этом в книгах. Мне хотелось помогать конкретному ребенку в трудной ситуации.
– Что делает Детский фонд сегодня?
– У нас действует девиз: «Ни дня без доброго дела». Работает не только наш центральный аппарат, но и 74 отделения по всей стране. Когда приходит большая беда – мы стараемся сразу включиться. Вот случилось Амурское наводнение: пострадали дети Амурской области, Еврейской автономной области, Хабаровского края и Якутии. Мы помогли более чем 8 тысячам детей – одели, обули, доставили учебные пособия. Купили для домовых помещений коммунальное оборудование. Это был большой, серьезный проект. Работали с нашей стороны руководители всех отделений. Они сумели собрать вокруг себя огромный человеческий массив – волонтеров, помощников и власть была благодарна им. В Иркутской области прокатилось наводнение в прошлом году. Пять тысяч пострадавших детей должны были пойти в школу. А у них из-за этого стихийного бедствия не было школьной формы. Мы заказали иркутской швейной фабрике пять тысяч школьных костюмов. И каждому ребенку вручили. Цена проекта – 15 млн рублей. Мы не бюджетная организация, а общественная. Мы эти миллионы должны всякий раз собрать, найти единомышленников, которые на это пойдут. Вот таковы наши тяжкие хлопоты.
– В чем сегодняшние вызовы детству?
– Сегодня новые испытания перед детским миром. Очень много соблазнов, которые растлевают личность и ломают судьбы. К сожалению, материнство неоднородно. Современные женщины не всегда готовы служить своему ребенку. Много детей страдают. Бывает, что при закрытии государственных детских домов и при распределении их по семьям – они не находят себя в отношениях с приемными родителями. Это тоже – ужасная, новая травма для детской души. Случается, что дети переходят из семьи в семью. Ужасно разочаровываются, замыкают в себе свое горе. В результате они никому не верят. Такие подранки – настоящие страдальцы. И эту проблему надо как-то озвучивать. Чтобы этот детский стон и призыв был услышан. Этому и служит наш Детский фонд. И как писатель я стараюсь об этом тоже рассказывать – как могу. Я написал целый цикл повестей о страданиях сиротства.
– Как Вам удалось создать крепкую семью?
– Мы с женой Лилей-Анной принадлежим к поколению детей войны. В раннем возрасте мы видели лишения и научились ценить человеческую участливость. У меня отец прошел войну и вернулся, а у моей жены – отец погиб в июле 1941 года, он был лейтенантом-пограничником, – а в 1945 году погибла ее мать. Лиля была сиротой, росла вместе с сестрами. Их спасли и воспитали бабушка с дедушкой в Кирове. У советского времени был один существенный плюс. Человек мог рассчитывать на деятельную помощь государства, а еще имел свободную возможность для самореализации. Так была отстроена социальная система. Лиля была дочкой погибшего офицера. После училища она работала на радио звукооператором, а потом стала ведущей детских программ. В 1958 году ее пригласили стать первым диктором на Кировском телевидении. Когда я ее увидел, тут же захотел познакомиться. С тех пор мы вместе. Все в жизни рифмуется и все не случайно. На мой взгляд, Господом обозначена тропа, по которой мы идем. Наша семья – жена, сын, внук, правнук и две правнучки. Живем любовью.
Когда приближался золотой юбилей нашей совместной жизни, мы затеяли своеобразный семейный «Крестный ход» при участии нашего взрослого сына Дмитрия. В канун Пасхи, это был 2009 год, мы отправились к храму Покрова на Нерли под Владимиром. Несмотря на весну, в ночь замела пурга, выл ветер. Батюшка отслужил молебен, в том числе и нам с женой пожелав всех благ. Наутро мы переехали в Муром, где настоятельницей женского монастыря была тогда матушка Тавифа, обезноженная благодетельница, передвигавшаяся на коляске. Снова был молебен у мощей Петра и Февронии, к которым мы приложились и помолились. А дальше мы перебрались в Киров, где в Предтеченском храме, где меня когда-то крестили, мы с женой обвенчались. После полувека нашей жизни. Теперь мы вместе уже 61 год, помоги Господи!
– Что у Вас вызывает тревогу?
– Сейчас мы сталкиваемся с таким парадоксом: чем сытнее живут люди, тем ниже уровень нравственности. Происходят непонятные процессы: английская газета «Гардиан» сообщает, что в России тысяча новорожденных младенцев от суррогатных матерей ждут своего вывоза за рубеж, потому что они «сделаны» по заказу западных клиентов. Как вам это нравится? Женская наша прекрасная порода вдруг становится производителем детей на продажу. Как это: из чужого биоматериала в своей утробе выносить ребенка и продать его за деньги без всякой жалости? Это что за мораль такая? Что за производство? И где тут прячется такое святое понятие как материнство? Я знаю, что есть исключительные ситуации, когда такое возможно. Но это не должно становится модой и профессией.
– А в какой храм Вы ходите?
– Наш фонд находится в старинной русской усадьбе в самом центре Москвы, в Армянском переулке. Это родительская усадьба Федора Ивановича Тютчева. Здесь были древние, 17-го века, белокаменные палаты боярина Милославского, а потом князя Сергея Гагарина. И мы все это восстановили. У нас есть свой домовой храм во имя Димитрия Солунского. Его нынешний настоятель отец Николай Соколов – он же настоятель храма в Третьяковской галерее, где хранится одна из главных русских святынь подлинная икона Владимирской Божьей матери. Наш батюшка из известной семьи священников. Рад, что могу с ним общаться. Мне, чтобы помолиться, и ходить никуда не надо. У нас храм – в Фонде, где я служу.
Беседовала Татьяна Медведева
Православие.ru
