В 2023 году лауреату Патриаршей литературной премии, писателю и врачу-хирургу Андрею Убогому исполняется 60 лет. Ему - наши вопросы
- Многая и благая лета, Андрей Юрьевич. Какая из ваших ипостасей – врач, писатель, путешественник – главенствует в эти дни, и какие вехи пройденного пути всплывают в памяти с особенным чувством?
- Спасибо за пожелания.
Из того, что вы перечислили: врач, писатель, путешественник – на первое место сейчас для меня выходит ипостась писательская. Конечно, я продолжаю и практиковать как доктор, и по мере сил путешествовать, но чувствую: и время, да и весь рисунок судьбы выдвигает писательство на первое место.
Что из пройдённого пути всплывает в памяти с особенным чувством? Важнее всего, пожалуй, 33 года «большой» хирургии. Согласитесь: и срок огромный, и сил это потребовало немало. Но, оглядываясь назад, я с особенной благодарностью вспоминаю именно эти хирургические – непростые, но счастливые – годы.
- Судьба каждого из нас неповторима, но на профессиональной стезе возможно сходство фамильных пристрастий. Медицина и словесность, идущие рука об руку – призвание редкостное. Расскажите, пожалуйста, о своих родителях, об отце, который и врач, и замечательный писатель.
- Медицина и словесность – сочетание, кстати не такое уж редкое: пишущих докторов немало.
Что сказать об отце, Юрии Васильевиче Убогом? Его писательский путь отважен, решителен и самобытен. Он начинал вне какой-либо литературной среды, будучи ещё молодым медицинским студентом в Воронеже. А вошёл в литературу уже как состоявшийся мастер, и стал, без преувеличения, большим писателем. И до сих пор – ему 83 года! – он продолжает работать. Его теперешняя, поздняя проза написана твёрдой рукой, человеком с ясным и мудрым взглядом на жизнь. Конечно, отец для меня, в смысле его самобытности и творческого долголетия – несомненный пример.
- Ваш сын – тоже хирург, и одарённый, и умелый. Не демонстрирует ли и он склонности к художественной прозе? Верите ли вы в предназначение, таинственные генетические интенции, подталкивающие к тому или иному поприщу?
- Да, мой сын хороший хирург. Но прозу он не пишет, хотя очень хорошо понимает литературу и знает её. А вот дочь – она доктор-невролог – пишет стихи, и её очевидный талант отмечен не только мной, но и понимающими в этом деле людьми.
Что же касается генетических направленностей – иначе говоря, творческих династий – то я думаю так. Пишут-то многие – а известных миру творческих династий не так уж и много. Кого можно вспомнить «навскидку»? Вот отец и сын Дюма, вот Томас и Генрих Манны – ну, и отец и сын Убогие. Что-то я других заметных писательских династий не припоминаю. Значит, писательство – дело всё-таки личной судьбы, а не «родовое» занятие.
- От каких учителей в словесности вы наиболее всего исходите, и какая мысль, настроение и чувство преимущественно подталкивают вас к письму?
- Высший для меня авторитет – конечно, Пушкин. Следом идёт Чехов (тем более, что он ещё и доктор). Но это именно авторитеты, а не учителя: я не дерзну назвать себя учеником великих.
А вторая часть вопроса – что подталкивает к письму? – мне не вполне подходит. Дело в том, что для меня писание – буквально, способ существования, или вид жизнедеятельности. Но не можем же мы сказать, какая именно мысль, настроение, чувство подталкивает нас к пищеварению, дыханию или сердцебиению? Вот для меня писательство и есть одна из форм проявления моей жизни. Я не столько homo sapiens – сколько homo scribens, человек пишущий.
- Год, в который вы стали лауреатом Патриаршей литературной премии, стал вторым годом пандемии. Работали в «красной зоне», и одним из немногих неслучайных свидетелей произошедшего создали одноимённый роман. Если бы пришлось писать его сегодня заново, на чем бы вы сделали наибольший акцент, на практически документальном свидетельстве или, скорее, притчевости?
- Для меня одинаково важны и достоверность того, что описываешь – и притчевость текста. Нельзя отделять реальности от её смысла. Кажется, ещё Андрей Белый писал, что истинный символизм совпадает с истинным реализмом. Интересно, что, когда я сочинял свой роман «Ковчег» и взялся мерить шагами размеры того больничного корпуса, в котором работал и который описывал – он точь-в-точь совпал с размерами Ноева ковчега! Вот вам пример совпадения реальности – и символа-мифа.
- Хирург по самому определению своему лучше видит «образ и подобие». Насколько видится вам устройство человека если не идеальным, то продуманным с вполне определённой целью? Проступает ли сквозь устройство Замысел? Не выступает ли наша природная слабость ограничителем того, что мы могли бы натворить ужасного и дурного, будь изваяны из материалов куда более прочных, и куда более долговечны?
- Вы задали сложный и интересный вопрос. В последней его части заключён и ответ: да, будь мы сильнее и жизнеспособнее – возможно, мы и дров наломали бы больше.
Проступает ли сквозь устройство человека его высший замысел? Думаю, да. Представьте себе человека в расцвете его сил. Скажем, мужчину-атлета, или прекрасную девушку на цветущем лугу. Неужели вот эта гармоничная и совершенная форма создана не для какой-то высокой задачи? Неужели прекрасная девушка создана только для того, чтобы стареть, угасать – и с годами превратиться в сварливую старуху? Нет, сердце верит: истина, красота и добро, воплощённые в человеке, не сводятся к «телесному» и не отменяются смертью.
- «Трансгуманистический» вопрос: может ли сам человек с годами внести в своё устройство какие-то улучшения, не загубив тем самым образа и подобия?
- Не только может, но он и вносит улучшения в собственное устройство. Посмотрите: нет ни одного органа, части тела или функции, которую мы не научились бы заменять с помощью разного рода протезов. Я уж не говорю о протезах конечностей, но есть и сердечные клапаны, и протезы сосудов, и искусственные суставы, и многое другое. Протезируется чуть ли не всё – и до поры до времени это не касается существа человека. Вы ведь не станете относиться к тому, у кого искусственная рука или нога – как к «нечеловеку»?
Другое дело, что наступает момент, когда протезы пытаются замещать то, что является нашей неотъемлемой сутью. Вот, например, смартфон: эта плоская коробочка, которую каждый носит в кармане. Ведь она замещает, по сути, наш мозг: нашу память и наш интеллект. Вот это уже становится опасным: это угрожает тому «библейскому» человеку, который создан Творцом. И я бы не хотел дожить до того времени, когда появятся протезы души.
- Сегодня речь, как всегда, идёт о судьбе России, о её будущем. Каким оно видится вам, заставшему советский и постсоветский период русской истории, и видится ли вообще что-то за дымкой настоящего, если не брать на себя изменчивых и уклончивых пророческих функций?
- Конечно, я не буду брать на себя функцию пророка и предсказывать будущее: это наивно и самонадеянно. Кто из нас ещё несколько лет назад мог бы предсказать, и в каком страшном сне мог бы видеть те ужасы, что происходят сегодня? Да его бы сочли за безумца. Поэтому нужно не заниматься пророчествами – будущее в Божьих руках – а уповать на лучшее и молиться о том, чтобы мир все-таки наступил, и Россия выдержала и сохранила себя.
- Что бы вы могли сказать читателям ваших ответов об их судьбах? Чем был жив и будет жить такой непостижимый человек, как русский? Долгом, честью, волей, смирением, верой? Что из них для вас – главное?
Разумеется, предсказывать судьбы читателей я не могу и не буду: не моё это дело.
А вот к прекрасному, приведённому вами, перечню качеств и добродетелей – спасающих и Россию, и русского человека – я бы добавил две главные: радость и любовь. Ими, Бог даст, и победим.
Беседовал Сергей Арутюнов
