Екатерина Каликинская - лауреат конкурса «Новая библиотека» (премия им. С.Т. Аксакова) 2023 года
Архиепископ Лука приехал в Тамбов в феврале 1944 года. По воспоминаниям жителей города, записанным Марком Поповским: «Он служил… и обратился к верующим: “После долгого духовного голода мы можем снова собираться и благодарить Бога…” Потом благословил каждого человека в храме. Теперь этого не увидишь. Не только епископы, но и священники порознь прихожан не благословляют».
«Сначала не было у него облачения для службы… Прислали ему облачение перед Великим Постом», – рассказывали прихожане. Архиерей жил очень скромно, но никогда не жаловался. В его комнате были только книги: свою библиотеку ему оставила монахиня Любовь, из рода князей Ширинских-Шахматовых.
В марте 1944 года архиепископ Лука написал обращение ко всем православным христианам Тамбовской области, призывая всех взяться «за великое и трудное дело восстановления церкви тамбовской и жизни ее». Послание было расценено властями как проявление самостоятельности и независимости. Ему запретили служения на дому у верующих, объявив их незаконными. Под давлением Совета по делам религии патриарх дал письменные указания архиепископу Луке умерить свою активность.
Несмотря на это, архиепископ, пользовавшийся большим авторитетом в городе как врач-хирург, постоянно вел переговоры с уполномоченным Совета по делам РПЦ об открытии второго собора – большого, двухэтажного. Ему все время обещали это сделать. Как-то председатель облисполкома пригласил его к себе и спросил, чем его можно премировать за работу в госпитале.
– Откройте городской собор, – немедленно отозвался владыка Лука.
– Ну нет, собора Вам никогда не видать!
– А другого от Вас мне ничего не нужно.
Какой наивностью, святой простотой надо было обладать, чтобы в 1945 году просить открыть для богослужения сохранившийся в Тамбове собор у людей, разрушивших десятки тысяч церквей по всей стране, преследовавших Церковь уже тридцать лет!
Похожий случай произошел в 1937 году, когда святитель Лука работал в Ташкенте. В горах возле Душанбе, в то время Сталинабада, в альпинистском отряде от приступа аппендицита слег Горбунов, личный секретарь Ленина, видный партиец. Местный хирург сделал операцию, но занес в рану анаэробную инфекцию, Горбунову становилось все хуже. Было ясно, что в случае его смерти произойдет смена местной власти. В Ташкент послали телеграмму и доставили самолетом хирурга Войно-Ясенецкого, который спас Горбунова. Святителя стали уговаривать перебраться в Сталинабад, где уже работал его старший сын. Он почти согласился: город красивый, больница хорошо отстроена, только попросил построить в городе православную церковь. И долго убеждал, что это не сложно… А услышав решительный отказ, переезжать не захотел.
В Тамбове первое время он очень страдал оттого, что чувствовал себя отчужденно, но еще тяжелее ему было видеть, насколько люди отошли от Бога.
«О, как тяжело мне ходить по улицам Тамбова, видя и чувствуя, что чужд я и не нужен огромному большинству народа. Не нужны им мои призывы на путь Христов, мое служение, не знают они тоски моей об ожесточении их сердец… Если ищут меня, то только как врача, от которого ждут исцеления своих телесных недугов, а о недугах душевных со мной не говорят, о помощи духовной не просят, в ней не нуждаются…» – сокрушался уже немолодой архиепископ.
В докладной МГБ 2 октября 1947 года приведены слова из его проповеди в соборе Тамбова: «Никто не идет ко мне за помощью и советом о религии, о вере, о Боге. Мы возненавидимы всеми людьми и терпим-страдаем за веру Христову». Многие верующие слушали его и плакали.
Постепенно владыка Лука обратил к себе сердца многих жителей Тамбова. При расставании с ними, отправляясь на служение в Крым, он сказал: «Вы знаете, как тяжело вам расставаться с детьми вашими… а подумайте, каково мне расставаться со всеми вами – вы же дети мои. Это тяжело, это чрезвычайно тяжело…
Я уеду от вас, увозя много вещей, с тяжелым багажом, но самый ценный мой багаж – это ваши сердца, которые я увезу с собой. Я буду всегда с ними, я буду их ласкать. Вот какую радость послал мне Господь. Но вместе с тем и печаль, ибо тяжко, тяжко порывать узы любви. Но что же делать, так устроил Господь, такова воля Божия… Я имел только словесное попечение о душах ваших, я старался явить пример следования Христу. Если видели добрый пример, то подражайте ему, как велит святой апостол. Тогда благословит вас всех Христос, тогда любовь Его и благословение будут со всеми вовеки…»
«Нужды бедных предварял в различных местах отечества своего…»
Всегда и везде святитель искал нуждающихся, чтобы помочь им. В Тамбове он дал денег на постройку дома вдове с пятью детьми.
Из своей Сталинской премии – 200 тысяч – 130 тысяч пожертвовал на сирот, обездоленных войной, остальное раздал бедным, хотя сам жил очень скромно.
Его племянница Вера Владимировна Прозоровская вспоминала, что не было в Крыму у него денег даже на марку, чтобы наклеить на конверт и послать письмо. Другую племянницу, нашедшую приют в его доме, Нину Павловну Сидоркину, он всегда просил подлатать ему рясу со словами: «Латай, латай, бедных еще много».
Его внучатый племянник Николай Николаевич Сидоркин рассказывал, как в детстве они с братом Юрой по поручению дедушки регулярно отправляли посылки и переводы по 100 рублей в разные концы страны. Будущий святитель устраивал обеды, самые скромные, для нищих и старых, двадцать человек постоянно садились за стол, и владыка Лука всегда спрашивал, всех ли накормили.
Поэтому сыновья святителя, ставшие профессорами медицины, считали своим долгом материально помогать отцу, несмотря на его архиерейское жалованье.
«Радуйся, чина церковного строгий блюстителю… церковного благочестия насадителю…»
К исправлению православного богослужения архиепископ Лука всегда относился очень строго, несмотря на то что за годы советской власти многие люди позабыли уставы и молитвы. Он считал, что в этом вопросе не может быть компромисса. Но при всей строгости владыка сохранял смирение и умел признавать свои ошибки.
В Тамбове произошла такая история. Прихожанин, кассир Иван Фомин, читал на клиросе Часы, постоянно путая и небрежно произнося слова. Владыка неоднократно поправлял его и после службы еще раз объяснял, как надо читать правильно. Взволнованно размахивая книгой, он случайно задел Фомина. Прихожанин сказал, что архиерей его ударил, и отказался посещать храм. «Надев крест и панагию, глава Тамбовской епархии через весь город отправляется к обиженному прихожанину просить прощения», – писал Марк Поповский, которому эту историю рассказали очевидцы из Тамбова. Кассир не принял владыку, и тот ходил к нему несколько раз. Только перед отъездом «простил».
Смирению святитель Лука не только учил прихожан, но прежде всего исповедовал сам своей жизнью.
Так, после областного съезда медицинских работников в Тамбове, на котором полуторачасовой доклад владыки Луки был принят с восторгом, коллеги пригласили его в театр. Он согласился и в облачении сидел в партере, благосклонно слушая актеров. После этого две студентки-медички заявили своему пастырю, что он «не должен был в духовном облачении появляться в театре. Такое его поведение разочаровывает верующих. Нельзя клеймить на проповедях чужие соблазны и соблазняться самому». На следующий день в праздник Святой Троицы владыка Лука перед переполненным храмом произнес обличающую себя речь и сказал, что он недостоин вести праздничную службу: «Вот я стою перед вами без панагии и прошу у вас прощения… верните мне ваши сердца». Народ в благочестивом порыве повалился на колени, умоляя его служить. Только после этого он ушел в алтарь, облачился и провел праздничную службу. Об этом долго помнили в городе.
Он был строг к себе и к своей пастве. А вот с людьми неверующими никогда не спорил, не впадал в гнев, был мягок и доброжелателен. Когда вскоре после принятия сана ташкентская студентка-практикантка Капа Дренова говорила ему, что он «кокетничает рясой», он только молча улыбался. «Зная многих нас как безнадежных безбожников, он никогда нам ничего не проповедовал, не агитировал, не стремился наставить на путь истинный», – писал его коллега Л.В. Ошанин. Однажды в 1926 году, встретив Ошанина с женой и дочерью, запросто пожал всем руки и, улыбаясь, сказал: «Здравствуйте, здравствуйте. Целое безбожное семейство по улице идет, и как только земля терпит».
Он считал неверующих слепцами, убогими и испытывал к ним только сострадание. Коллегам запомнилось его сравнение большевиков с дальтониками, неспособными различать цвета.
Источник
