Международный детско-юношеский литературный конкурс имени Ивана Шмелева «Лето Господне» проводится Издательским советом Русской Православной Церкви. К участию в нем приглашаются учащиеся 6–12 классов общеобразовательных и православных школ, гимназий и колледжей России, стран СНГ и зарубежья. Сегодня мы публикуем работу Полины Поповой - финалистки IX сезона Конкурса среди учеников 10-11 классов
ПОЛИНА ПОПОВА
Пермь
Головастик
Заочный этап
Люби друга и будь верен ему;
а если откроешь тайны его,
не гонись больше за ним:
ибо как человек убивает своего врага,
так ты убил дружбу ближнего;
и как ты выпустил бы из рук своих птицу,
так ты упустил друга и не поймаешь его.
Сир.27: 17-20
Икринка
Санька рос в небольшой деревеньке, где была всего одна школа. Это место зимой укутывалось в снега, а летом — в зелёное разнотравье. Кто поедет мимо, тот и не заметит, что где-то недалеко от дороги — жилые дома, и речка, и даже деревянный мост с резными перилами. Сам Санька был такой же неприметный, как и его деревня. Ничего не отличало его от других мальчишек, кроме увлечения лягушками.
Каждое лето, когда другие разъезжались, Санька в одиночестве бродил вдоль реки. Он искал облака икринок в тёплых отплесьях, залезал рукой в воду и ловил головастиков, зарисовывал в блокнот лягушат, квакающих под раскидистой ивой.
Все его школьные друзья не возвращались до сентября, так что Санька, сидя однажды у воды, не ожидал услышать:
— Ух ты! Как здорово получается!
Он вскочил, спрятав блокнот за спину, и увидел мальчишку. Тот был похож на лягушонка: длинные ноги с острыми коленками, короткое туловище и широкая улыбка, будто разрезающая лицо пополам.
— Меня зовут Петюня, — представился мальчик. — Я тоже рисую лягушек, но у меня так хорошо не получается.
Санька замялся. Свои рисунки он никогда никому не показывал — стеснялся.
— Да это так... просто... — покраснел он. — Откуда ты здесь взялся? Я тебя раньше не видел!
— Мы с бабулей только позавчера приехали — вот и не видел!
Петюня присел перед отплесьем реки, где плавала одна-единственная икринка. Взял палку, задумчиво поводил ей по воде. Санька опустился рядом, неуверенно достав блокнот из-за спины.
— А чего приехали? — спросил он.
— Да просто. Плохо жить стали в другой деревне, вот и приехали.
Солнце начинало припекать шею и кончики ушей. Стрекотали кузнечики, спрятавшись в тени жирной зелёной травы, колыхались на ветру ветки ивы. Чем ближе к реке, тем было прохладнее, громче квакали лягушки.
— Мамки и папки у меня нет, потому и слухи шли всякие... — продолжил Петюня. — Ты только никому не рассказывай, ладно? Бабуле это не нравится.
— Так у тебя — только бабушка? — спросил Санька, снова взявшись за карандаш.
— Ну да… У мамки с папкой другие семьи. Без меня.
— Так при чём же тут вы с бабулей? Странные у вас были люди в той деревне. У нас не такие. У нас — хорошие!
Санька робко глянул Петюне в глаза, улыбнулся, а Петюня улыбнулся ему в ответ своей широкой лягушачьей улыбкой.
— Меня, кстати, Санькой зовут. Наверное, мы с тобой в одном классе будем?
— Наверное! — обрадовался Петюня.
И мальчишки склонились над водой. Икринка подрагивала в отплесье, сияя на солнце, и внутри неё можно было разглядеть головастика.
— Здоровый будет лягушонок, — заметил Петюня и тоже достал из кармана блокнотик и карандаш.
Он попытался зарисовать икринку, но получилось у него не очень. Санька засмеялся и помог.
— Я в классе лучше всех рисую, — похвастался он. — Да и вообще я отличник. Знаешь?
— Тогда давай вместе за икринкой наблюдать, — радостно предложил Петюня.
Санька пожал плечами:
— Давай, — согласился он и протянул Петюне руку. — Завтра придёшь сюда?
Петюня пожал руку вспотевшей ладошкой, маленькой, похожей на хрупкую лягушачью лапку.
— Конечно, приду! — просиял он. — И принесу цветных карандашей побольше! Идёт?
— Идёт! — согласился Санька.
И они ещё немного посидели под палящим солнцем, наблюдая за икринкой, внутри которой зарождалась новая жизнь.
Цапля
К концу августа Петюня и Санька всё время были вместе. Они гоняли на улице мяч, строили шалаши у реки и, конечно, зарисовывали лягушек. Многое изменилось за пару недель, и даже в отплесье теперь плавала не икринка, а здоровый головастик.
Так бы, наверное, и продолжалось, не вернись одноклассник Саньки — Цапля. Долговязый и остроносый, Цапля не обижался на кличку: так он ощущал себя ещё выше, когда надменно задирал подбородок и поправлял очки.
С Цаплей всегда ходили другие мальчишки, помладше, в том числе и сам Санька. Хотя они и учились в одном классе, Цапля был старше всех почти на год.
— А это кто? — спросил Цапля, когда увидел Петюню в первый раз.
Они вместе с Санькой стояли на мосту, откуда было видно сидящего под ивой Петюню.
— Они с бабулей переехали этим летом, — объяснил Санька. — Мы вместе за лягушками наблюдаем. С нами учиться будет.
— А что, только бабка у него?
— Ну да, вроде того, — пожал плечами Санька. — У мамки с папкой другие семьи, без Петюни.
Глаза Цапли почему-то сузились. Он повис на перилах, глядя сквозь очки на Петюню. Тот словно почувствовал этот колючий въедливый взгляд, обернулся, увидев Саньку — обрадовано помахал рукой.
Но Санька не ответил. Он вдруг почувствовал, что сказал Цапле что-то не то, и несмотря на жару, пальцы его похолодели.
— Нашёл, с кем дружить, — Цапля надменно задрал подбородок. — Стоило мне уехать, а ты уже не пойми с кем водишься!
— Это же Петюня... — робко возразил Санька.
Но Цапля не слушал. Он облокотился на перила, плюнул в чистую реку, а затем развернулся и пошёл по мосту, сунув руки в карманы. Санька постоял ещё, потянулся было помахать Петюне, но Цапля окликнул его:
— Чего застрял? Идёшь или нет?
И тогда Санька пошёл по мосту, даже не оборачиваясь. Петюня за его спиной медленно опустил свою лягушачью ручку. Перед ним на камне лежал блокнот, в котором коряво был нарисован головастик с двумя отросшими лапками…
Камни
Начался сентябрь. Поржавели ветки ивы, опущенные в реку, и всё чаще ветер срывал листья с деревьев и кидал их под ноги. Перестало печь солнце, и на деревню по утрам опускался густой туман.
Петюня пошёл в тот же класс, что и Санька. С ним никто не общался — по деревне уже расползлись нехорошие слухи. Санька украдкой посматривал на него иногда, но никогда не осмеливался подойти.
После уроков Цапля обычно сидел вместе с ребятами на лавочке во дворе, болтая ногой. От скуки он бросал камни в новый скворечник, где уже поселились птицы. Иногда эти камни попадали в учеников, но все молчали — побаивались задиристого Цаплю. Санька, конечно, сидел на лавочке вместе со всеми — неприметный, неотличимый от других мальчик.
В тот день камень попал в Петюню, который проходил под деревом.
— Ай! — воскликнул Петюня, схватившись за голову.
Мальчишки рассмеялись, и только Санька опустил глаза.
— Зачем вы кидаете камни в птиц? — разозлился Петюня, сжав свои маленькие лягушачьи ручки. — Они ведь только поселились здесь, в этом скворечнике!..
— А тебе-то что? — ответил Цапля и ещё раз — нарочно — бросил камень в Петюню.
Мальчишки на мгновение застыли. Никто из них раньше не кидал камни в людей. Но лица — вытянутые и круглые, толстощёкие и худые, — все эти лица застыли не в ужасе, а в интересе. Только один Санька всё ещё не поднимал взгляд.
А Петюня стоял, глядя на него, и прижимал к себе толстую книгу.
— Чего это у тебя? Дай посмотреть!
И вот — книга у Цапли, а потом — на земле, и втоптана в пыль, и в грязь, и вырваны страницы.
— Иди давай отсюда, ты нам здесь не нужен, как и твоим мамке с пап…
Санька зажал уши, сам не зная, зачем. Он видел, как двигались губы Цапли, как густо покраснел Петюня, как смеялись другие мальчишки и прыгали вокруг, беснуясь. В Петюню полетели портфели, ластики и карандаши.
Санька зажмурил глаза на мгновение, а когда открыл — выдохнул: Петюни уже не было во дворе. Только лежала на земле изорванная книга.
Санька поднялся с лавочки, робко подошёл поближе, заглянул внутрь:
«Бросающий камень в птиц отгонит их, а поносящий друга...» — успел прочитать он, прежде чем Цапля захлопнул книгу носком ботинка.
— Чего застрял? — спросил он, опустив Санькины руки, которыми он всё ещё прикрывал уши. — Идёшь домой или как?
Саньке очень хотелось узнать, что дальше, но он не осмелился поднять книгу, которая выпала у Петюни из рук.
Вдыхая поднятую пыль, он вместе с Цаплей и другими мальчишками вышел со школьного двора, и пока все горячо обсуждали потасовку с Петюней, в его голове только билось: «Бросающий камень в птиц отгонит их, а поносящий друга...»
* * *
Книга, затоптанная в грязь, так и осталась лежать на школьном дворе. И той ночью, глядя в незашторенное окно на мутное небо, напоминающее отплесь, и луну — единственную икринку, Санька спрашивал вслух у кого-то, кто слишком далеко и слишком высоко:
— Что было дальше? Что же было там дальше, а?..
Туман
В конце сентября Санька перестал видеть Петюню в школе, а самое страшное — у реки. Он не появлялся день, два, затем — неделю.
Как-то утром Санька шёл по мосту с портфелем наперевес. Туман висел низко и был густым, как пенка парного молока. Было тихо, даже не лаяли соседские собаки. Санька, как обычно, виновато посмотрел в сторону отплесья; там снова никого не оказалось. Только блеснула в тумане вода. Возле ивы должен был сидеть лягушонок.
Санька прошёл было мимо, но вдруг развернулся и, не жалея школьных ботинок, бросился к отплесью. Чем ближе он подходил, тем больше холодели руки. Санька снова чувствовал что-то не то, как тогда, на мосту с Цаплей, и сердце его билось под рёбрами сильнее и сильнее.
И вот: он опустился на колени и навис над водой.
— Он должен быть где-то здесь, где-то здесь... — бормотал Санька и вглядывался сквозь туман.
Наконец, дымка немного рассеялась, и проступила мутная вода, и посреди неё, на дне, лежал головастик с лягушачьими лапками. Он не шевелился, но Саньке показалось, что улыбка разрезала его голову пополам.
Дыхание Саньки перехватило. Глаза его заблестели, как блестела вода под тусклым светом солнца. Туман рассеивался, медленно полз по земле, хватался за ветки и полуразрушенные шалаши, которые Санька и Петюня строили летом.
Головастик не двигался — он был мёртв. Саньке вдруг показалось, что чей - то голос сверху призвал его к размышлению и раскаянию. И всё то беспокойство, которое в последнее время не отпускало его, будто вырвалось наружу, делая очевидным самые простые истины.
«Что же это? — испуганно подумал Санька. — Он должен был жить, как и наша с Петюней дружба… А я!.. Это я виноват! Если бы только я сразу признался, что поступил подло! Если бы я не боялся! Тогда бы головастик стал лягушонком, а мы бы с Петюней… А мы… Я убил этого головастика — я убил дружбу! Не только Цапля бросал камни в птиц, я — тоже! Я! Я! Я!»
Тут Санька не выдержал: сунул руку в ледяную воду, схватил головастика и побежал. Он никогда раньше не был у Петюни дома, но точно знал, где тот живёт. Все знали! Разве утаишь что-то в крохотной деревушке?..
«Я всё смогу исправить! Петюня, я всё тебе расскажу! Больше не буду молча смотреть, как издеваются над другими — я теперь сам другой! Я — другой!»
Санька бежал, прыгали перед глазами осенние краски — кроваво-алые. Листья клёна устилали дорогу до самого дома Петюни, а там...
Там на калитке — тяжёлый замок. Санька подпрыгнул выше, чтобы увидеть покосившийся старый домик. Увидел! Окна, как глаза, закрыты, наглухо забита входная дверь. Этот дом больше ничего не видел и ничего не слышал.
Это был опустевший дом.
— Петюня! — сорвавшимся голосом крикнул Санька, повиснув на закрытой калитке. — Петюня, выходи! Наш головастик...
Из соседнего окна высунулась соседка, но Санька не оглянулся — теперь он не мог оторвать взгляд от дома, где жил Петюня.
— Чего кричишь? — спросила сонно она.
— Мне Петюня нужен. Он здесь живёт?
— Здесь, конечно, — подтвердила старушка. — Только уехали они вчера вместе с бабушкой. Ты что, не знал? Вы же, вроде, друзьями были, а, Санька?..
— Друзьями? — зачем-то переспросил Санька.
— А разве нет?
Разве же нет?
И руки Саньки наконец ослабели. На подъездную дорожку упал головастик, не ставший лягушкой, и укатился куда-то в пожухлую, кроваво-красную листву.
* * *
Дом Петюни так и стоял забитый, зимой окунаясь по крышу в сугроб. Санька расковырял старый почтовый ящик: туда он складывал рисунки тех головастиков, из которых получились лягушки. Тех лягушек, которых не сожрали речные цапли. Тех птиц, которые всё ещё жили в скворечнике.
А иногда он писал:
«„Бросающий камень в птиц отгонит их, а поносящий друга расторгнет дружбу" Теперь я это понял, Петюня! Друзья не поступают, как поступил я…»
Но Петюня больше никогда не приезжал в неприметную деревушку, которая не отличалась от других, и никогда больше Санька не встречал его.
А всё же, где-то на этом свете растут и другие головастики!
