Дорогие читатели, мы продолжаем знакомить вас с творчеством лауреатов Патриаршей литературной премии имени святых Кирилла и Мефодия. Сегодня мы публикуем главу из романа Ирины Богдановой «Мера бытия».
В библиотеке, где работала Вера, стена в читальном зале покрылась инеем. Между стеллажами лежал лед, звонко похрустывающий под подошвами валенок с галошами. Одевайся — не одевайся, все равно озноб проберется под одежду и выкрутит тело глухой болью. Окна заколочены, света нет. Голод, холод и темнота выматывали и отупляли. Растрескавшиеся от мороза пальцы с трудом держали перо, а чернильницу приходилось отогревать на буржуйке.
Сначала топили списанными книгами, но бумага прогорала моментально.
— Будем сжигать стулья из читального зала, — распорядилась заведующая библиотекой Галина Леонидовна. — Пусть я за порчу имущества под суд пойду, но смерти сотрудников на моей совести не будет.
К декабрю их в библиотеке осталось всего двое — Вера и Галина Леонидовна. Несколько библиотекарей эвакуировалось, две женщины от слабости перестали ходить на работу, а заведующая детским абонементом сошла с ума от голода.
Как ни странно, но работы в библиотеке было много и вся необходимая. В первые дни войны приходилось комплектовать книги по санитарному делу и самообороне, подбирать чтение для госпиталей. Потом книги потребовались фронту, а сейчас Вера сидела на выдаче книг.
«Непостижимо, но люди читают, — думала она, заполняя формуляр для дистрофичной девушки с отечным лицом. — Сегодня пришло три человека, а вчера было двенадцать».
Оторвавшись от письма, она подняла голову и встретилась со спокойным взглядом серых глаз.
— Что вы выбрали?
Девушка молча протянула Вере две книги о любви.
Вздохнув, Вера снова опустила голову над столом. В довоенное время она перекинулась бы с посетительницей парой фраз, пошутила, ненавязчиво посоветовала хорошую литературу, а нынче с усилием заставляешь перо двигаться по бумаге. Безграничная усталость. Не хочется шевелиться, думать, разговаривать. Даже к еде не тянет. Душу заполняет одно желание — заснуть и не проснуться. Если бы не дети, то она так бы и сделала: свернулась калачиком прямо тут, под столом выдачи книг и заснула вечным сном.
Вчера в библиотеке умер посетитель — профессор истории Княжев. Присел на стул отдохнуть и больше не поднялся.
И почему она в августе отказалась от эвакуации? Люди на Большой земле живут, трудятся, совершают подвиги, а здесь? Пустое прозябание в ожидании крошки хлеба.
Хотя смена длилась всего четыре часа, Вере казалось, что она продолжается вечность. На обратном пути надо зайти за водой с трехлитровым бидоном — больше руки не поднимали.
Очередь к проруби в Неве тянулась мимо вмерзшей в лед женщины с тонким голубым лицом сказочной Снегурочки. Хмурые люди обтекали ее стороной, но никто не ужасался, и не шарахался, потому что смерть стала частью жизни.
Вера пристроилась за двумя девочками, которые тянули детские санки с большой жестяной баклагой. Девочки были закутаны как куклы по самые брови. Толстые шубы, крест-накрест перепоясанные платками, яркие варежки. Среди мрачной действительности, пестрая вязка варежек казалась издевкой.
Пока девчонки начерпают воду ковшиком, народ в очереди успеет совсем окоченеть. Подавив раздражение, Вера обхватила бидон, сжавшись в комок, чтобы не выпустить из-под пальто остатки тепла. Две вязаные шапки и тонкий шерстяной платок поверх головы совсем не грели. Не к чему прислониться, некуда сесть, а чтобы зачерпнуть воду придется опуститься на колени и несколько метров ползти по ледяной дорожке.
Над Невой выл ветер и сгущалась сумерки. Ровно в семнадцать часов, по аккуратному немецкому расписанию, бабахнула канонада обстрела. На слух Вера определила, что бьют по Кировскому заводу, это далеко отсюда. Говорят, Кировский танкостроительный наполовину разворочен взрывами, в цехах жгут костры, но работают. Недавно по улице прогрохотали танки. Вера видела их из окна и сразу же вспомнила о муже. Жив ли Васенька? Писем давно нет.
Девочки в варежках набирали воду с головокружительной медлительностью. Вера сжала губы: старшей девочке столько же, сколько ее Ниночке, но Нину совсем не держат ноги. Чувствуя нарастающую злость на незнакомую девочку, Вера рывком опустила бидон в прорубь и поползла обратно, расплескивая воду себе на руки.
Задержавшись у скользкого подъема, она попыталась подняться и откатилась назад.
«Ну, вот и все, — мелькнула в голове успокоительная мысль, — теперь навсегда останусь здесь рядом со Снегурочкой». Но вдруг, словно с небес, раздались детские голоса и навстречу протянулись четыре тонкие ручонки в ярких цветных варежках:
— Тетенька, держитесь, мы вам поможем.
— Милые мои, милые!
Не вытирая слез от бьющего ветра, Вера подала бидон чтобы самой прочно вцепиться в обледеневшие снежные ступени. И снова ее поддержала детская ручка в яркой варежке. Прикосновение к плечу было совсем слабым, невесомым, но иногда хватает малого, чтобы почувствовать точку опоры. Каждому посылается свой спаситель.
— Я не должна умереть. Мне нельзя, — сказала себе Вера, и словно бы из воя сирены выловила далекий ответ:
— Не хочешь — не умирай.
— Не умру, — пообещала она в пустоту.
Задеревеневшие пальцы разжались, вода из бидона пролилась Вере на ноги, и ей вдруг стало тепло и хорошо.
[Героиня книги Вера осталась жива и смогла эвакуироваться].
