Колокольчики мои, цветики степные..

Колокольчики мои, цветики степные..
Фото: aminoapps.com
Международный детско-юношеский литературный конкурс имени Ивана Шмелева «Лето Господне» проводится Издательским советом Русской Православной Церкви. К участию в нем приглашаются учащиеся 6–12 классов общеобразовательных и православных школ, гимназий и колледжей России, стран СНГ и зарубежья. Сегодня мы публикуем работу Арины Гамалиенко, которая заняла 3-е место VI сезона Конкурса среди учеников 10-11 классов

АРИНА ГАМАЛИЕНКО
ГБОУ Школа1861
Педагог: Евглевская Елена Николаевна

Колокольчики мои, цветики степные..

Заочный этап

«Колокольчики мои, цветики степные, что глядите на меня темно- голубые? И о чем звените вы в день веселый мая, средь некошеной травы головой качая?» Часто я сейчас вспоминаю эти строки из песни, которую тихонечко напевает моя бабушка, когда мы с ней гуляем по родным местечкам, где она провела свое детство, молодость, с которыми связано множество воспоминаний из жизни. В хорошую погоду, вечерком, мы с ней выходили на прогулку. За разговорами, историями, рассказанными бабушкой, мы и сами не замечали, как за один вечер неспеша обходили весь посёлок. Да и обойти его за пару часов несложно, так как он совсем маленький, к тому же бабушка была верным путеводителем, знающим потайные ходы, дороги и каждую лесную тропинку. Излюбленным местом наших прогулок была улица, проходящая позади двора бабушкиного дома. Если посмотреть вдаль, то можно разглядеть совсем другой конец посёлка, настолько она прямая, словно местность на границе оврага, отведённая для нее на несколько километров, очертилась строго по линейке. Поэтому жители эту улицу называли «линией». Часто, засидевшись дома, бабушка говорила: «Пойдём-ка прогуляемся по линии». Тогда я беру ее под руку, и мы с ней ходим по этой улице, от начала до самого ее конца и обратно. Уже в старости, когда у нее начали болеть ноги, бабушка просила брать с собой небольшую табуретку, потому что долго ходить уставала. И вот она чуть-чуть посидит, отдохнёт, и мы снова потихонечку идем.

Вдоль улицы росли липы, ее белые пушинки усыпали овраг, внизу которого проходила речка. Липовый пух разлетался ветром, ложился на гладь реки и плыл по течению, а когда намокнет и отяжелеет, будто бы исчезал. Местные жители выпускали со двора своих гусей и уток, поэтому зачастую можно было встретить плавающий клин по реке. На полянах оврага росли сине-фиолетовые раскидистые колокольчики. Бабушка очень любит эти полевые цветы, нарвет их, принесет домой, поставит на стол около окна и любуется. Всегда говорит, что, когда смотрит на них, слышится церковный звон колоколов и на душе становится мирно, спокойно, благодатно.

Изредка по улице встречались дубы. Когда наступает осень, многовековые дубы усеивают вокруг себя землю желудями. Зимой все заснежено, а с теплом выглядывали первые ветреницы. Получалось так, что в каждое время года земля нашего посёлка была, словно под покровом-Святым Покровом Пресвятой Богородицы. В октябре на Покров выпадает первый снег. Тогда бабушка рассказала про этот Великий Праздник, как он появился. Мне снова вспоминались эти белые пушинки липы и, заметенный снегом овраг, напоминающие светящийся омофор Божьей Матери, который она преподнесла над головами молящихся во Влахернском храме, и утешила людей.

- А ведь раньше здесь была железная дорога, -стала рассказывать бабушка.

- Так и не подумаешь совсем…С одной стороны дороги домишки, а с другой высокий овраг, внизу речка, лес…Куда же она подевалась ?,-спросила я.

- Дрезина тут ходила небольшая. Мы на неё садились, в город ездили к родственникам, сначала со своей мамой, а потом и я с моими дочками. И зимой ездили.. Помню, что иногда сама кабинка была забита углем, нас машинист все равно прихватывает с собой, но приходилось на открытой платформе стоять, и мороза ведь будто бы не чувствовали…Потом дорогу перекрыли, а рельсы со временем местные жители растащили по дворам.

Вернувшись домой, бабушка продолжила варить варенье, начатое утром. Заодно учила и меня настоящему ремеслу. Варенье было из диких яблок, и только у бабушки получалось яркого розового цвета и настолько ароматным, что сладкий яблочный запах наполнял весь дом.

- Кто тебя так научил варить варенье,- всегда удивлялась я.

- Как-то несколько недель я жила у своей бабушки по отцу. Она от печки не отходила, то пироги печёт, то запекает тыкву, яблоки с медом, то кулеш варит. В хате всегда жар, стол никогда не пустовал, все аккуратно покрыто узорчатым рушником, будто бы гостей ждала, хоть и никто не приходил. А когда варенье варила, она мне сказала: «Чтобы проверить готово оно или нет, нужно дождаться, пока варенье чуть остынет и капнуть себе на ноготь, если на ноготке не растечется, тогда подспело». Вот я и запомнила. Во дворе у неё росли яблони, груши уже старые, сухонькие, а все равно плодовитые. Варенье бабушка доставала на Покров, пекла пирожки и варила компот из сушеных диких груш.

Очень тихая женщина, смиренная, добрая, -продолжала бабушка,-В церковь ходила, всегда меня с собой брала. Старенькая уже была, сядет на скамеечку в храме, достанет сложенные листочки из кармана, начинает писать что-то, шепотом проговаривает. Потом придём домой, усаживается на кровати, а ростом-то с возрастом маленькая стала, как она сама замечала: «К земле росту.» Ножки коротенькие, с кровати свисают, вот начинает шаркать об пол пятками, то приподнимет носки, то снова опустит. Перед сном какую-то песню напевала: «Колокольчики мои, цветики степные, что глядите на меня темно-голубые?», а в это время смотрит на засушенные полевые цветы на полке с иконами в Святом углу. На божнице стояла и большая икона Богородицы в красной мафории, а сверху икона покрыта вышитым набожником. Собранные цветы с поля, местных лугов, приносила домой, на порожке в жаркую погоду выстеливала газетки, засушивала их, связав в букетик цветастым ситцевым платочком, а перед тем, как положить к иконам, окропляла святой водой, которую хранила с зимы с Крещения. Потом я спросила у отца о песне, которую она тогда пела, а он мне рассказал о том, как они с матерью в детстве гуляли: «Мать в поле-я с ней,-говорил он,-пока идём, она все поёт, меня ведёт за руку, или посадит к себе на плечи. Трава высокая щекочет мне ноги, репейники прилипают, а она смееется, мол, невест понахватался»…

- Спасла она сына своего, -сказала бабушка и замолчала.

- Что значит спасла?- спросила я.

- Горе у нас однажды страшное случилось. Отец тогда постарел уже. Все привычки от матери перенял. Так же, как она, все записывал, где что вычитает. Из газет вырезал отрывки о медицине, здоровье, лечебных травах, растениях из народа. Он и не пользовался ими, но любил поделиться о прочитанном с другими, да и просто полистать, перечитать снова. А случилось вот что…Я уже взрослая была, приехала навестить родителей в родной дом. Помню, как ждала нашей встречи, уж очень соскучилась я. Приехав, заметила, что мама расстроенная, тревожная, но ничего не рассказывает. Я стала расспрашивать. Она с испугом, со слезами на глазах говорит: «Последнее время замечаю, что Серёжа (так звали моего деда) слабеет будто бы. Уж не заболел ли он…А ты ведь знаешь его, никогда не пожалуется, не скажет, что болит, не попросит помощи…».Потом подозвала меня окну, под которым весной черёмуха цветёт, и начала причитать: «Уже пора, а она все не цветёт, не хорошо это…», а я ей отвечаю: «Так вспомни примету-черёмуха цветёт к похолоданию, ты глянь на улице жара какая, как же ей цвести!» Я ее постаралась успокоить, ведь всякое бывает, отец наберется сил-окрепнет. Черемуха росла под окном ветвистая, пышная, заслоняла своей кроной с белесыми цветками все окно.

Тут и я стала наблюдать за отцом, и, правда, с каждым днём все хуже ему.. Ничего не ест, еле ходит, не может разговаривать. Мы быстрей врачей вызывать. А они руками разводят, не знают от чего лечить. Отец слёг совсем. Лежал на кровати, не вставал, обессилил. До сих пор помню его потускневшее лицо, кожу, будто бы уже отделённую от костей.

Матери отца сон приснился. Виделась ей церковь белая, звонарь в колокола бьет. Подумалось ей, что Господь предупредить ее о чем-то хочет, знак подает. От сына писем давно не было. Доехать-то не на чем было, где пешком шла, потом отыскала она дрезину, так и добралась старушка. Сказала, что Богородица дорогу ей выстелила к нам.

Все время, пока жила с нами, она не отходила от сына. Около кровати сидела, согнувшись над ним. Он смотрел на неё, глаз не спуская, видно, что помнит ее, а сказать ничего не может. Поглядит на нее и снова в сон. Она достанет из кармана затертые листочки, со старыми чернилами, и шепчет что-то. На них она писала молитвы, может, чтобы лучше запомнить, ведь, когда пишешь, надольше в памяти остаётся, а, может, чтобы всегда с собой были.

Всю ночь мать сидела с ним, читала молитвы. В доме тишина, мы боимся пошевелиться, слышим ее шёпот, шелест развёрнутого листочка. Она тихонечко разговаривает с сыном, вспоминает что-нибудь, рассказывает ему, а потом говорит: «Теперь и ты поговори со мной. Ну же, Сереж-к, скажи что-нибудь, слово проговори». Он молчит. Тогда она перекрестит его, и снова начинает молиться: «Господь милосердный, даруй исцеление рабу Божьему. Только Ты заступник наш, Боже Милосердный. Пресвятая Богородица, Царица Небесная, помоги, услышь мои молитвы. Аминь.» Так пробыла она у нас три дня. Собралась уезжать. Вышли проводить ее, стою на крыльце, плачу. Надо было отблагодарить ее. Я вспомнила, что в шифоньере висела новая, сшитая из красного бархата плюшка-одёжа такая раньше была, и решила подарить ее бабушке. Она улыбнулась, взяла меня за руки, обняла. Ладони ее были тёплые, словно только что отогретые у печки. Потом смотрю, она снова зашла в дом, подошла к сыну, перекрестила его и покрыла красной бархатной плюшкой. Сказала: “ Все будет хорошо! С Богом! Как в песне говорится: «Чем окончится наш бег? Радостью ль? кручиной? Знать не может человек-знает Бог единый!.” И ушла.

Спасла она его, спасла, свои силы ему отдала.., задумчиво проговорила бабушка. Выздоровел. Он встал, подошел к окну и говорит: «Неужто так долго спал я, черёмуха как зацвела, вся в белу!» Да, ведь только к утру этого дня расцвела,- подумала я,-потом спрашивает: «Чья же эта алая шубейка?» Мы ему сказали, что мамина.

- Счастливая! - улыбнулся он.