Вячеслав Бондаренко - лауреат конкурса «Новая библиотека» в номинации «Печатные издания» премии им. Ф.М. Достоевского 2020 года
ЛЕГЕНДА О «ПЫЛАЮЩЕМ ТАНКЕ»
Долгие годы после Великой Отечественной войны среди жителей Минска ходила легенда об одиноком советском танке, который летом 1941-го ворвался в захваченный немецко-фашистскими войсками город и, сея гибель среди врагов, вихрем промчался по минским улицам. Но существовал ли такой танк на самом деле, как звали членов его экипажа — на эти вопросы никто ответить не мог.
И только через 25 лет после Победы школьники отыскали скромного рабочего Минского моторного завода Дмитрия Малько, который, как оказалось, управлял «пылающим танком». Он и рассказал его историю.
В конце июня 1941 года старший сержант Малько служил механиком-водителем на танке Т-28. Это была мощная боевая машина, вооружённая пушкой и несколькими пулеметами.
Согласно приказу Дмитрий должен был перегнать танк в Могилёв, но недалеко от Минска попал во вражеское окружение. Времена были для Красной Армии трудные — фашисты теснили её на всех фронтах.
Но даже в такое тяжёлое время советские командиры и бойцы не падали духом и с боем прорывали кольцо врагов. С одним таким небольшим отрядом Малько столкнулся в лесу недалеко от Минска. Командовал отрядом майор по фамилии Васечкин, в его подчинении было четверо курсантов Минского военно-пехотного училища — Николай Педан, Федор Наумов, Александр Рачицкий и Сергей (его фамилия неизвестна до сих пор).
— Поступаете в моё распоряжение, — объявил майор Васечкин Дмитрию Малько. — Будем прорываться к своим через Минск.
— Товарищ майор, но ведь Минск уже захвачен врагами.
— И что? — возразил командир. — У нас есть танк, есть снаряды, есть патроны. А значит, мы часть Красной Армии и будем драться с фашистами, где и как можем.
И вот ранним утром 3 июля 1941 года Т-28 въехал в оккупированный Минск. На первой же улице танкисты увидели большую группу фашистов, грузивших в машину ящики с вином. Никакого интереса к танку с красными звёздами на броне немцы не проявили — наверное, сочли его трофейным. И тут загремели танковые пулемёты... Уничтожив фашистов, Т-28 вихрем промчался по мосту через реку Свислочь и начал подниматься в центр города. Встретившуюся по пути колонну вражеских мотоциклистов танк просто раздавил своим весом, гитлеровцы даже не успели свернуть в сторону.
На перекрёстке центральных улиц Минска, Советской и Октябрьской (ныне — проспект Независимости и улица Янки Купалы), танкисты увидели скопление немецкой техники. В несколько рядов стояли бензовозы, грузовики, бронеавтомобили, танки. Их экипажи беспечно купались в реке или загорали на берегу. Поэтому отреагировать на внезапное появление советского танка никто не успел. Снайперским выстрелом из пушки майор Васечкин поджёг бензовоз, пламя с него веером перекинулось на соседние машины. Через несколько минут перекрёсток был превращён в море огня, а Т-28 на полной скорости мчался на выезд из города. По пути прильнувшие к пулемётам курсанты поливали огнём в ужасе разбегавшихся гитлеровцев.
Танк сумел дойти до Комаровских вил (ныне площадь Якуба Коласа). Там его встретила хорошо замаскированная противотанковая батарея. Несколько снарядов попало в корму Т-28, но даже после этого он продолжал яростно отстреливаться. Местные жители с изумлением смотрели из окон домов на невиданное зрелище — мчащийся по улице пылающий краснозвёздный танк. А его пушка и пулемёты по-прежнему продолжали разить врага!
Наконец объятая пламенем боевая машина замерла. Её экипаж до последнего вел бой с врагом из личного оружия. Майор Васечкин, Александр Рачицкий и курсант Сергей погибли как герои. Но самое удивительное, что троим из экипажа «пылающего танка» удалось уцелеть. Федор Наумов попал к партизанам, Николай Педан был взят в плен и заключён в концлагерь, а раненому в голову механику-водителю Дмитрию Малько удалось перейти линию фронта и попасть к своим. После войны он был награждён за свой подвиг орденом Отечественной войны первой степени.
Во время своего рейда танкисты-герои нанесли врагу огромный урон. Т-28 уничтожил и вывел из строя около десяти танков и бронемашин противника, 14 грузовиков, 3 артиллерийские батареи, 360 гитлеровских офицеров и солдат. Так что легенда о «пылающем танке» — вовсе не легенда, а героическая быль первых дней Великой Отечественной войны.
И ОДИН В ПОЛЕ ВОИН...
Двадцать лет было уроженцу города Орёл Коле Сиротинину. Вроде обычный парень, жил как все: учился в школе, потом работал на заводе. Не будь войны, наверное, женился бы, растил детей, потом — внуков. Но грянул 1941 год. И с первых же дней Великой Отечественной войны Николай Сиротинин защищал свою Родину, сражаясь с врагом на фронте.
Служил он в артиллерии. Летом 1941 года Красная Армия с боями отступала из Белоруссии, и старшему сержанту Сиротинину поставили задачу — прикрыть отход наших войск у деревни Сокольничи недалеко от города Кричева, что на Могилёвщине. Командир сказал ему:
— Задание тебе, как лучшему наводчику батареи, особое. Задержишь немцев настолько, насколько сможешь. Пушку мы тебе замаскируем на славу — не сразу и разберёшься, где она стоит. Главная твоя цель — мост через реку. Если по этому мосту проскочат немецкие танки и бронемашины, они легко нас догонят. А нам нужно отойти на новый рубеж обороны. Справишься?
Николай чётко бросил ладонь к пилотке:
— Так точно, товарищ лейтенант.
— Ну давай, — кивнул командир. — На тебя сейчас вся надежда, Коля.
Полк ушёл. Оставшись один, Николай тщательно изучил свою позицию. Действительно, полковую пушку образца 1927 года «вписали в местность» так искусно, что со стороны разглядеть её было почти невозможно. Она стояла рядом с колхозной конюшней, на холмистом ржаном поле, развернув ствол на мост через речку Добрость. Сиротинин проверил запасы снарядов и принялся ждать. Медленно тянулись минуты. Шел день 17 июля 1941 года, двадцать шестой день Великой Отечественной.
И вот издалека послышался лязг гусениц и рёв моторов. Николай поднес к глазам бинокль. Но уже и без оптики видна колонна танков и бронемашин с чёрными крестами. Это была техника 4-й танковой дивизии немецкой армии. Передовой танк, скрежеща траками, въехал на мост. Старший сержант прильнул к прицелу.
Выстрел — и танк замер, словно напоровшись на невидимую преграду. По его броне затанцевало невидимое в ярком свете летнего дня пламя. Экипаж в панике начал покидать подбитую машину.
Вторым выстрелом Николай поджёг бронетранспортёр, замыкавший колонну. Два танка вползли на мост, чтобы столкнуть с него горящую головную машину, и в этот момент Сиротинин снайперскими выстрелами подбил и эти танки.
Немцы попытались обойти мост справа. Несколько бронемашин вброд перебрались через Добрость и вышли на берег. Но он был болотистым, топким, колеса бронетранспортёров забуксовали в грязи. А меткому наводчику только этого и надо было. Выстрел за выстрелом, и вот уже все бронемашины горят кострами.
Ошеломлённые немцы заметались по берегу реки. Они были уверены, что против них ведёт бой целая батарея, а может, и полк. Танки начали наугад обстреливать ржаное поле, где была замаскирована пушка Николая. А немецкие пехотинцы двинулись в атаку. И снова взрывы, несущие смерть вражеским солдатам, пришедшим на нашу землю.
Только через два с половиной часа фашисты смогли подобраться к одинокой пушке. К этому времени у несколько раз раненного Николая оставалось только три снаряда. Давным-давно мог бы он скрытно отступить и догнать своих — ведь задание он выполнил, противника задержал, насколько смог. Но Сиротинин всё уже решил для себя. Это ржаное поле, примыкавшее к реке, станет его рубежом, дальше которого родной земли для него не будет.
— Рус, сдавайся! — слышал он крики фашистов. — Мы уже знаем, что ты один! Ты храбро сражался, и мы сохраним тебе жизнь!
Кольцо вокруг Николая сжималось. Немецкие офицеры и солдаты подходили медленно, с опаской, держа наизготовку оружие. А старший сержант в последний раз запрокинул голову и посмотрел в синее небо, в котором пели беззаботную песню жаворонки.
— Сдавайся! — услышал он голос с акцентом совсем близко от себя.
И тогда Николай Сиротинин шагнул навстречу врагу с карабином в руках...
Всего 17 июля 1941 года мужественный солдат подбил 11 танков и 7 бронемашин, уничтожил 150 вражеских офицеров и солдат. И долго ещё стояли над телом погибшего Николая потрясённые его храбростью враги.
О подвиге старшего сержанта Н. Сиротинина стало известно далеко не сразу. Только через двадцать лет после войны его посмертно наградили орденом Отечественной войны первой степени, а на месте его героической гибели установили памятник.
СПАСИТЕЛЬ ЗНАМЕНИ
Шёл август 1941 года. На окраине белорусского села Анютино гремел бой. Небольшая группа советских командиров и бойцов пыталась пробиться из окружения к своим.
Но силы были неравны. К вечеру фашисты ворвались в село. В сельсовете разместили комендатуру, вывесили над ней флаг со свастикой, по улицам двинулись вражеские патрули, обшаривая местность лучами фонарей.
Но силы были неравны. К вечеру фашисты ворвались в село. В сельсовете разместили комендатуру, вывесили над ней флаг со свастикой, по улицам двинулись вражеские патрули, обшаривая местность лучами фонарей.
А в это время на поле боя появился немолодой крестьянин Дмитрий Тяпин. Его дом стоял на соседней улице, и днём он с волнением следил за неравной схваткой красноармейцев с фашистами. А теперь вышел — якобы прогуляться, а на самом деле проверить: а ну как остался кто из наших живой? Услышат немцы его стон — тут же добьют. Вон вывесили на сельсовете список поступков, за которые положен расстрел. Даже за похороны советского командира или бойца — и то расстрел.
В темноте Тяпин бесшумно обошел поле боя. Но живых не нашёл — все командиры и бойцы в неравной схватке погибли. И вдруг... словно током ударило старого колхозника. В крепко стиснутой окровавленной руке одного из погибших командиров он заметил влажно блеснувший шёлк с золотой бахромой.
— Господи Иисусе, — пробормотал Тяпин. — Неужто знамя?
Проверил — и точно, боевое знамя, снятое с древка! Видать, хотели вынести его из окружения, да не смогли. Так и погибли вместе с ним.
Старый крестьянин оглянулся. Вроде никого. Тогда он подобрал валявшуюся на земле сапёрную лопату и, стараясь действовать как можно тише, начал копать могилу.
Знамя он аккуратно сложил в вещмешок и положил рядом с погибшими. А могилу пометил одному ему понятным знаком. Теперь её никто не найдёт. А придут наши — тогда метка и пригодится. А в том, что наши ещё вернутся, Тяпин нисколько не сомневался.
...Больше двух лет находилось белорусское село Анютино под оккупацией. Всякого натерпелись сельчане от фашистов. Но вот осенью 1943-го советские войска с боями освободили Анютино. В бывшей немецкой комендатуре расположился штаб красноармейского полка. И в первый же день к штабистам пришёл высокий, крепкий старик в старой гимнастёрке, военных брюках и картузе. На него взглянули с удивлёнными улыбками.
— Вы чего тут, дедушка? — спросил часовой.
— Да мне бы командира полка повидать по делу большой важности.
Через несколько минут к старику вышел полковник. А старик чётко бросил ладонь к картузу и молодым голосом доложил:
— Товарищ полковник! Рядовой 8-й роты 301-го пехотного Бобруйского полка старой русской армии Тяпин во время германской оккупации сохранил воинское знамя.
Сначала ветерану не поверили. Как это так — знамя сохранил? Ведь фашисты за такое расстреливали. Но Тяпин, не обидевшись на недоверчивые расспросы, повёл всех на опушку леса и, отмерив определенное количество шагов, велел копать землю в этом месте. Вскоре открылась потаённая могила. Все присутствующие обнажили головы. А солдаты извлекли из вещмешка бережно сложенное знамя.
— Точно, знамя и есть, — зашумели вокруг.
— Гляньте, а на гимнастёрке у погибшего орден, — взволнованно добавил кто-то. — Значит, можно по номеру определить фамилию!
Так и сделали. И обнаружилось, что это был старший политрук Барбашев, который в августе 1941-го выносил на себе знамя старейшей дивизии Красной Армии — 24-й Самарско-Ульяновской Железной стрелковой. В тяжёлых боях первого года войны она понесла большие потери. А поскольку знамя дивизии пропало, её расформировали. И вот теперь благодаря мужеству Дмитрия Тяпина знамя нашлось.
— Да как же вы не побоялись похоронить наших командиров и знамя спрятать? — взволнованно расспрашивали офицеры ветерана. — Это же было очень опасно! Узнали бы немцы — и всё, пиши пропало.
— Конечно, опасно, — улыбнулся Тяпин. — Да ведь что такое знамя? Это же не кусок ткани, на котором что-то там написано. Знамя — это символ нашей воинской чести и славы. Не дай Бог если знамени или даже его древка коснётся рука врага. Ну а в бою сам погибай, а знамя спасай. Так что действовал я так, как положено.
— А в царской армии вы где успели повоевать?
— На двух войнах. За русско-японскую получил медаль «За храбрость» 4-й степени, а за германскую — Георгиевские кресты 4-й, 3-й и 2-й степеней. Просто так такие награды никому не давали. Защищать Отечество — это святое дело, сами знаете, сынки.
Молодые офицеры с уважением переглянулись. Не каждый день встретишь ветерана двух войн! И сразу стал понятен поступок старика. Достойная у него была воинская закалка, и не мог он со знаменем поступить иначе.
Когда о подвиге Дмитрия Тяпина узнали в Москве, Маршал Советского Союза А. М. Василевский приказал наградить колхозника орденом Красного Знамени и навечно зачислить в списки одного из полков 24-й стрелковой дивизии.
Такой случай был уникальным. Обычно навечно зачисляют в списки воинской части погибшего героя, который в этой части служил. А тут Тяпин был жив и здоров, к тому же на военной службе давно не состоял.
Когда ветеран узнал об этом, он даже обиделся:
— Что значит «зачислить в списки»? Я не числиться в полку хочу, а воевать. Силы ещё есть, слава Богу, да и своё знамя всегда под присмотром будет.
Возражать старику не стали, и старшина Тяпин в рядах своего полка закончил войну в Праге в 1945 году. За мужество в боях он был награждён вторым орденом Красного Знамени. А после войны на парадах 24-й стрелковой дивизии ветеран трёх войн всегда был знаменосцем — гордо вышагивал во главе парадных расчётов, держа в руках спасённое им знамя.
...Прошли годы, но крестьянин из белорусского села Анютино Дмитрий Тяпин так и остался единственным человеком, кто был при жизни навечно зачислен в списки воинской части.
Из открытых источников
