Мгновения из жизни многодетной семьи

Мгновения из жизни многодетной семьи
Фото: Сергей Ефремов
Международный детско-юношеский литературный конкурс имени Ивана Шмелева «Лето Господне» проводится Издательским советом Русской Православной Церкви. К участию в нем приглашаются учащиеся 6–12 классов общеобразовательных и православных школ, гимназий и колледжей России, стран СНГ и зарубежья. Сегодня мы публикуем работу Марии Рыловой, которая заняла 2-е место в VIII сезоне Конкурса среди учеников 8-9 классов

МАРИЯ РЫЛОВА

ЧОУ "Школа имени святителя Тихона Задонского"
Педагог: Маслобойщикова Анна Александровна

Мгновения из жизни многодетной семьи

Заочный этап

Есть день в году, во дне есть час,

В часе "заветное мгновенье",

Когда мы чей-то слышим глас

И чуем вкруг себя движенье

Невидимых, бесплотных сил.

Как цепь чудесных снов златая,

"Незримое", кругом летая,

Нам веет жизнью...

Феодор Глинка

Многие поэты, писатели, публицисты, общественные деятели воспевают подвиг многодетных матерей. И, конечно, вполне заслуженно. Однако мало кто задумывается о том ежедневном, не заметном для глаз подвиге, который совершают многодетные сестры – старшие дочери в многодетных семьях.

Я старшая девочка из семи детей. Старше меня только мой брат Серафим, который уже давно уехал из семьи. С двух лет я главная помощница мамы. Сначала я это не вполне осознавала, потом мне это очень льстило, а к подростковому возрасту стало раздражать. Ведь мне принадлежит только то время, которое я провожу в школах: обычной, музыкальной, художественной. Дома же я по своему усмотрению не могу распоряжаться ни минутой. Постоянно я должна кого-то куда-то вести, кормить, укладывать, учить с кем-то уроки. Про заданное мне почему-то никто не вспоминает. Встаю я раньше всех, а ложусь намного позже.

Такая жизнь в глазах моих сверстниц выглядит невыносимой, каторжной. Они удивляются: как, а главное, зачем я все это терплю. Как можно все это выносить? И даже находить в этом радость, а порой быть поистине счастливой? И действительно – как?

Сижу за письменным столом, пытаюсь подготовиться к контрольной по биологии. «Одним из основополагающих понятий в современной биологии является представление о том…» Дочитать мне не удается: в соседней комнате раздается громкий крик. Как всегда: Леле стало скучно, и она решила привлечь к себе внимание самым действенным способом – стукнув кого-то из детей по голове пластмассовым кубиком. Так, с этим разобраться просто: Леле достать набор игрушечной посуды, сказать, что у зайца время обеда, приставить Катю следить за процессом, выдать Вите с Таней настольную игру «Азул». Все, тишина. «…Является представление о том…» – вопль звучит с утроенной силой: Леля, быстро разделавшись с вилками и тарелками, хватает мешочек с плиточками для «Азула» и рассеивает их по всей комнате, за что, естественно, получает от грозного Вити по попе. Ах вы так? Хорошо. Леля получает планшет от «Азула» и немного плиточек, из которых нужно под руководством Кати выложить узор. Витя с Таней начинают игру заново. На этот раз мне удается продвинуться чуть дальше. Но на словах «Новые клетки образуются только в результате…» нарастающие рев и грохот достигают таких размеров, что становится понятно: традиционные методы сегодня не работают. Вхожу в комнату с книгами и тетрадками, молча останавливаюсь на пороге. Дети, на секунду перестав вопить, вопросительно смотрят на меня. «Так, – говорю я, – а теперь будем готовиться к контрольной вместе». Раскладываю на столе записи, открываю на нужной странице учебник. И в течение получаса дети заинтересованно слушают про многообразие клеток, про то, какие клетки называются прокариотическими, а какие эукариотическими и про химический состав клетки. Пока им все это объясняю, сама успеваю понять и запомнить. Контрольная на следующий день написана на пятерку.

Первый день Великого поста. Дети прекрасно знают, что до Пасхи мультики им не включат. Но чем же заняться, когда уроки выучены? И тут Вите приходит в голову идея: если смотреть мультики нельзя, то, может быть, можно их снимать? И мы начинаем снимать цикл под названием «Великопостные истории». Первая из них называется «О борьбе с гневом». В основу легла сказка Г. Цыферова про тигра, который решил стать добрым. Роли распределяются на всех, и даже Леля помогает за кулисами надевать на тигра розовые варежки. Делаем несколько дублей, но вот наконец Вите удается четко и с выражением произнести финальную фразу тигра: «А если я рассержусь, вы меня за ушко и на солнышко. Ладно?» Артисты выходят на поклон, звучат аплодисменты зрителей. А слова тигра не раз вспоминались потом на протяжении всего поста. Ведь гнев и раздражение – главные страсти, с которыми приходится бороться в бытовой жизни многодетной семьи. Как не гневаться на Лелю, которая разрисовала красками с таким трудом выполненную графическую работу в художку? На Витю, который опять стащил у мамы телефон и играет в него, несмотря на пост? На Катю, которая в сотый раз не может сыграть  "Куранту", а у нас дистант, запись нужно отсылать на оценку учителю? На Таню, которая зачем-то принесла книжку с великолепными картинками на кухню, и там на нее кошки пролили суп? Но каждый раз вспоминаешь: "За ушко и на солнышко" – и начинаешь относиться к происходящему с юмором, а где есть добрая усмешка, там нет места гневу.

Пасха красная! Самый любимый праздник нашей семьи! На пасхальную заутреню собираются все, даже Леля. Как же можно пропустить крестный ход в ночной тиши, которую вдруг разрывает гул колоколов, и самое первое благовестие перед закрытыми, "запечатанными" вратами храма – "Христос воскресе из мертвых!" На службе в залитом светом храме в ответ на многократное пасхальное приветствие клира дети громче всех кричат: "Воистину воскресе!" – и домой приходят охрипшие, но такие счастливые. А утром нас будит колокольный звон, ведь живем мы под самой колокольней. Звон не смолкает целый день: то стройный, гармоничный, когда звонят соборские звонари, то беспорядочный, когда подключается народ. Но и эти внешне хаотичные звуки народного звона не раздражают, ведь таким образом люди, даже далекие от церкви, прославляют Воскресшего Христа.

Середина августа. Деревья еще утопают в великолепной зелени, а трава уже пожухла, полевые цветы почти все отцвели, одни желтые метелочки красуются по краям проселочной дороги. Мы идем вслед за хоругвями, за иконой святителя Николая Чудотворца к месту основания нашего Николо-Шартомского монастыря на реке Шартоме, где был обретен образ Мирликийского чудотворца, пропавший в годы революций. Идти, по нашим подсчетам, километра четыре, полтора часа. Сначала все, кроме Лели, идут бодрым шагом и подпевают хору: "Святителю отче Николае, моли Бога о нас". Но чем дальше отходим от села, чем жарче припекает солнце, тем уменьшается энтузиазм ребят. Вдалеке, на самом краю поля, маячит машина благочинного, отца Николая, с открытым верхом. Считается, что его цель – подбирать отстающих. На деле же оказывается, что до шикарного кабриолета отца Николая нужно еще добежать. И вот один за другим потянулись мальчишки и девчонки вдоль процессии, из последних сил к самому горизонту, к спасительному транспорту. Тяжелее всех приходится Саше, на плечах которого гордо восседает Леля. И вскоре машина оказывается облепленной маленькими пассажирами. Пусть взрослые идут и поют, а мы едем, когда с ветерком, когда чуть тише, любуемся ласточками, кружащимися в вышине, полями со стогами сена, деревенскими домиками с резными наличниками. На самом повороте к лесной опушке с памятным крестом машина неожиданно глохнет. Как горох, сыплются с нее ребятишки и под команды отца Николая начинают дружно толкать: раз, два, три. А взрослые идут мимо и только усмехаются: "Любишь кататься – люби и саночки возить".

Ослепительно сияет солнце, столь неожиданным для самого конца октября, почти летним светом. Небо бездонно-голубое. Мы выходим из храма за гробом бабушки. Бабушки, которая всегда, всю нашу жизнь была рядом с нами. И мы к этому относились как к должному, нам казалось, что так будет всегда. Дети окружили дедушку, который из-за тяжелой болезни давно уже почти не может ходить. Каждый старается его поддержать, помочь. И только младшие сестренки идут рядом с мамой. Ольга тащит за ухо неизменного зайца. Никто из детей не плачет. Накануне дома, поздно вечером, когда мама ушла в храм на всю ночь читать по бабушке Псалтирь, я долго сидела с ними в спальне. Боль, страх, растерянность: как же мы теперь будем жить, без бабушки? И я начинаю говорить: о том, что бабушка всю жизнь служила ближним – нам, своей семье, всем, кто к ней обращался за помощью как к филологу. О том, какой же светлой, по-настоящему христианской была ее кончина: ведь, пока она три недели лежала в больнице, она постоянно исповедовалась и причащалась, а последний раз ее батюшка причастил и пособоровал в самый день смерти. И о том, что бабушка теперь, несомненно, в Царствии Небесном. Мы ее не можем увидеть, но она нас видит и любит, поэтому мы должны вести себя так, чтобы не огорчать ее, а она нам будет помогать своими молитвами. И поэтому на похоронах дети уже не так скорбят, как раньше: бабушке ведь хорошо, она уже дома, рядом с Богом, а наша задача – помочь дедушке, которого так жалко, ведь ему теперь тяжелее всех. И, пока звучит пение "Вечная память" над бабушкиной могилой, все дети стоят, прижавшись к дедушке, и даже Лелин заяц сидит у него на коленях.

Стихло все в доме. Уроки выучены, рюкзаки на завтра сложены, платье в садик выглажено. Дети, послушав сказку на ночь, крепко заснули. Саша в окружении плюшевых медведей, Катя с енотом, Витя на большом коте Басике, Таня с маленьким Мишуткой, Леля с длинноухим зайцем.

При уютном свете настольной лампы я читаю "Повесть о жизни" Константина Паустовского. Чем дальше развивается повествование, тем лучше я понимаю, как ошибалась, воспринимая название просто как обозначение жанра автобиографии. Оказывается, книга не только и столько о жизни автора, сколько о чувстве жизни во всем многообразии ее проявлений. Не случайно в предисловии автор так пишет об основной задаче этого произведения, которое создавалось на протяжении восемнадцати лет: "Я бы хотел сейчас, чтобы читатели этих шести повестей испытали бы то же чувство, которое владело мной на протяжении всех прожитых лет, – чувство значительности нашего человеческого существования и глубокого очарования жизни". Константин Паустовский жил в советской России и не мог напрямую писать о жизни в ее православном понимании. Да и воспитывался он, как это видно из книги "Далекие годы", в среде, далекой от православия. Однако в главе "Маленькая порция яда" он явно оспаривает нигилистическое отрицание существования всякого смысла в жизни каждого человека: "Я думал, что никогда и никому не поверю, кто бы мне ни сказал, что эта жизнь, с ее любовью, стремлением к правде и счастью, с ее зарницами и далеким шумом воды среди ночи, лишена смысла и разума. Каждый из нас должен бороться за утверждение этой жизни всюду и всегда – до конца своих дней". Для Паустовского главным доказательством существования смысла в жизни была природа, воспеванию которой он посвятил все свое творчество. Но разве не с любви к Божиему творению начинается любовь к Творцу? В одном из интервью Святейшего Патриарха Кирилла звучат слова, в чем-то созвучные мировосприятию Паустовского: "Я люблю все, я люблю жизнь. Я люблю природу, люблю людей, люблю искусство, люблю спорт". Но, отталкиваясь от этого чувства, человек Церкви идет дальше: "Больше всего в жизни я люблю то, чем я занимаюсь, — я люблю Церковь и люблю церковное служение, люблю молитву и люблю размышлять, люблю открывать свою душу Богу, потому что реально чувствую Его присутствие в своей жизни". Ощущал ли присутствие Бога в своей жизни Паустовский? Конечно, писать прямо он об этом не мог, но сам настрой его произведений, посвященных русской природе, можно передать словами Псалмопевца: "Всякое дыхание да хвалит Господа". А в дневниковой записи 1920 года есть такие слова: "Бог послал меня на землю с даром красок. Поэтому я – художник". Восприятие своего писательского мастерства как дара Божьего – не в этом ли в полной мере проявляется ощущение присутствия Бога в своей жизни?

В церковной среде мы часто слышим, что жизнь земная – это путь скорбей и что мы должны нести свой крест. Однако Господь Своим присутствием освящает этот путь, делает его легким и радостным: "Иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть". И хоть порой мне бывает дома очень непросто, но я благодарю Бога за каждое мгновение, проведенное вместе с моими неугомонными, шумными, непослушными – и такими любимыми братьями и сестрами.