Геннадий Красников – номинант Патриаршей литературной премии 2013 года
К 95-летию со дня рождения поэта Евгения Винокурова
Поэт Евгений Винокуров принадлежал к фронтовому поколению, «вступившему в войну ближе к её окончанию» (Ал. Михайлов). Вступившему – сразу из детства. Как вспоминал сам Евг. Винокуров: «Окончание моего детства совпадает с началом войны. Я был уверен, что война кончится через месяц: восстанет рабочий класс Германии. Но войны хватило ещё и на мою долю. Не окончив десятого класса, сразу же наутро после встречи нового, 1943 года я ушёл в офицерское артиллерийское училище.
Осенью того же года я уже принял артиллерийский взвод. Мне не исполнилось ещё и восемнадцати лет – передо мной стояло четыре пушки и двадцать пять взрослых человек. Я стал отцом командиром».
Таким человек входит в большую историю, чтобы пройти её и пережить в себе, пережить вместе со своим народом, со своей страной. Важно понять, каким он выходит из трагедии войны, с каким психологическим, человеческим и экзистенциальным опытом. Позднее Винокуров вспоминал: «Войну я закончил в Силезии, в городке Обер-Глогау. Городок был до основания разрушен. Я шёл, как бы по ущельям, по его улицам. Руины производили какое-то не земное, а марсианское впечатление. В этом самом городке в XVII веке родился и жил великий трагический поэт Германии Андреас Грифиус... В своих стихах он сумел с неистовой силой передать ужас долгой войны, скорбь и страх человека, захваченного умопомрачительными бедствиями смутного времени. Отсвет пожаров лежал на этих стихах, полных смятенья и отчаянья!»
Когда-то В. Гаршин, уже упоминавшийся нами, собирался написать свою книгу о войне, но не в толстовском варианте – «Война и мир», а назвав её «Мир и война», где, конечно же, имелся ввиду мiр – в написании с «i» («десятеричным»), что соответствует значениям «вселенная», «земной шар», «род человеческий», а война по сути есть посягательство на основы мироздания и бытия как такового. В этом смысле, представляется мне, и вся военная поэзия Евг. Винокурова – это стихи не о войне, а о человеке на войне, где человек не функция, а от сотворения мира рефлексирующая вечная живая душа, тот самый фетовский «огонь», что «в ночь идёт, и плачет, уходя», при этом сочувственно откликаясь на общечеловеческие переживания немецкого поэта Грифиуса, писавшего об ужасах войны.
Но прошедший войну Евг. Винокуров знал и другую правду – ту высшую ценность, на которой зиждется род человеческий. Так, обращаясь к другому немцу, он пишет: «У злых нет песен. А почему же у русских есть песни?» – спросил в одной из своих книг Ницше. Да, у русских есть песни, есть великая поэзия. Почему? Потому что они добры. Только из глубин ДОБРОТЫ рождается песня, поэзия. Злоба – бесплодна. Доброта – источник поэзии».
Увы, современная агрессивная серость повального бескультурья, разрушенное образование и ненависть доморощенных и забугорных клеветников России лишают страну и памяти, и культуры, и благодарности к фронтовикам и к нашей Победе. Вот уже и Винокурова (кстати, автора песни-реквиема «Серёжка с Малой Бронной») относят к полузабытым поэтам.
Есть горькое воспоминание К. Ваншенкина, друга Винокурова: «Когда умер Женя, я позвонил вечером нашему институтскому однокашнику, известному прозаику. Повздыхали. И вдруг он попросил меня прочесть по телефону винокуровскую песню. Слушал, затаив дыхание, лишь переспросил в конце: «Не помнит мир спасённый?» Я повторил как есть: «Но помнит мир спасённый». – «Нет, – сказал он грустно, – не помнит! Так точней…»
Евгений Винокуров (1925–1993)
Мне грозный ангел лиры не вручал...
Мне грозный ангел лиры не вручал,
рукоположен не был я в пророки,
я робок был, и из других начал
моей подспудной музыки истоки.
Больной лежал я в поле на войне
под тяжестью сугробного покрова.
Рыдание, пришедшее ко мне, –
вот первый повод к появленью слова.
И не внимал я голосу творца,
но чувствую, что оставляет сила –
кровь отошла нежданно от лица
и к сердцу на мгновенье подступила.
И жалобы моей полночный крик
средь тишины, заполнившей траншею,
был беззащитен, но и был велик
одною лишь истошностью своею.
И был тогда, признаюсь, ни при чём,
когда больной дышал я еле-еле,
тот страшный ангел с огненным мечом,
десницей указующий на цели.
1962 г.
Незабудки
В шинельке драной,
Без обуток
Я помню в поле мертвеца.
Толпа кровавых незабудок
Стояла около лица.
Мертвец лежал недвижно,
Глядя,
Как медлил коршун вдалеке…
И было выколото
«Надя»
На обескровленной руке.
1957 г.
Небо
Однажды, помню, снегу намело…
Замёрзший батальон вошёл в село –
и ни одной невыгоревшей хаты.
Здесь полчаса назад был бой жесток!
Найти бы хоть какой-то закуток,
чтоб перебились до утра солдаты.
На трупы падал, падал снеговал...
Накрывшийся одолженным тулупом,
я, передрогший, переночевал
в траншее, там, где труп лежит над трупом...
И небо надо мной текло, текло...
И как-то так обидно, понапрасну
я отдавал последнее тепло
беззвёздному и вечному пространству.
1946 г.
Литературная газета
