Письмо, пойманное на ветру

Письмо, пойманное на ветру
Фото: Сергей Ломов
Международный детско-юношеский литературный конкурс имени Ивана Шмелева «Лето Господне» проводится Издательским советом Русской Православной Церкви. К участию в нем приглашаются учащиеся 6–12 классов общеобразовательных и православных школ, гимназий и колледжей России, стран СНГ и зарубежья. Сегодня мы публикуем работу Тимофея Поедушкина, который занял 2-е место в VIII сезоне Конкурса среди учеников 10-11 классов классов

ТИМОФЕЙ ПОЕДУШКИН
ЧОУ
Педагог: Недодаева Светлана Борисовна

Письмо, пойманное на ветру

Заочный этап

Нет, это не взгляд в прошлое – я говорю тебе о том, что думаю и чувствую в данный момент, после всех событий, которые произошли со мной за последнее время. Сейчас все картины прошлого мелькают передо мной с такой скоростью, что даже ухватиться за что-то трудно, не то что выстроить цепочку событий. Когда и что было, к чему это привело – это мы с тобой и попытаемся понять, мой случайный друг…

* * *

Вокруг только один цвет – зеленый. Темно-зеленый, словно родниковая вода, текущая по каменистому дну пещеры. Куда ни кинь взгляд – все одно, все бесконечно, могуче и успокаивающе. Ты смотришь – и не можешь оторвать взгляд от этого моря…

Появляется шум. Шелест вечно молодых воспоминаний, растущих на крепкой древесине чувств. Незаметные, колкие сами по себе, вместе они складываются в мягкое полотно прошлого, темной стеной прячущееся от ярких солнечных лучей. Да, здесь есть солнце! Его не видно, оно притворяется маленькими тусклыми зайчиками, но оно есть, это чувствуется душой.

Откуда шум? Кто заставляет шевелиться манящее прошлое? Ветер… Он гуляет, не слушая никого, не слушая даже себя: он несет хвоинки то вперед, то сам откатывает их назад… Покачивая могучие стволы и цепкие веточки, он складывает их звучание в гармоничный шум… Казалось бы, вот-вот, еще немного, и ты сможешь услышать музыку или понять что-то важное… Но ветер уходит в прохладную хвойную тьму, становясь тише и спокойнее – момент упущен.

Журчит холодная горная река, спустившаяся сюда словно случайно, как друг, которого ты не ждал, но которого всегда рад увидеть и приютить. Вечно холодная и беспокойная гладь отражает солнечный свет во всей его яркости и полноте, оживляя все вокруг. И ты сидишь на большом камне на берегу и слушаешь все это. Это горная тайга. Ты в ней, а она в твоем сердце… «И дух Божий носился над водою». Вот только ты еще не понимаешь этого. Душа только готовится к тайному приятию…

* * *

Посреди этого моря умиротворения раскинулся небольшой поселок. Каким ветром занесло в это глухое место первого человека, неизвестно никому. Как, собственно говоря, занесло сюда и нашу семью, никто из нас не может дать ответа до сих пор.

Был большой, суетливый город, его яркие ночные огни и беспокойные ночи. Есть неторопливый и размеренный ход жизни, который сливается с душой, ближе ей, дороже.

Знаешь, мой друг… это был какой-то душевный кризис. Когда ты уже оставил позади свое прошлое, стал смотреть с интересом на настоящее и будущее, хотя перед тобой лишь полуразвалившийся дом, заросший крапивой сад и на руках… А что на руках? Прохладный ветер с гор и капли седеющего дождя… Да, друг мой, это была осень. Это так здорово, ново и свежо!

Мы отстраивали дом около месяца. Недели постоянной работы, неоседающей пыли и протоптанных в крапиве дорожек – это днем. А вечером… О, эти еще теплые осенние вечера! Мы часто гуляли с ребятами нашей сельской школы – нас и было-то человек тридцать, если не меньше. И в первое время я не разбирал, с кем стоит дружить, а кого стоит сторониться – и был всеобщим другом. Гуляли мы до кромешной темноты, до тяжести в ногах, до охрипших голосов - зимой разве будет такое раздолье? Мы часто прыгали по каменистым порогам реки, разделявшей поселок на две неравные части. Пугали лошадей, коров. Иногда - людей! Все было необычайно притягательным.

Но вот осень отжелтела, отбушевала и, использовав всю яркую гамму теплых красок, ушла тихими шагами прочь. А вместе с ней и возможность обрести понимание чьего-то близкого присутствия.

Я нашел друга, нашел время, а еще нашел бумагу и ручку – верных спутников. Какое это оказалось счастье: наблюдать за миром и сохранять для своей вечности. Да-да, именно вечности! И камни, и реку, и людей… Далеко не всегда выходило что-то хорошее. Но опыт – «сын ошибок трудных», без падений и шишек не приходит.

***

Наступила зима - время, когда все приостанавливается, замедляет свой бег или прячется под лед размышлений. Идешь по льду и лишь по глухому журчанию понимаешь: под твоими ногами все еще есть жизнь… она неумолимо движется вперед, спрятавшись от холодного веяния мыслей.

Морозный скрип. Тусклое солнце, с трудом пробивающееся через тучи. Крик ворона, слетевшего с сосновой ветки, возвращает твое внимание к тому, куда ты идешь. И вдруг видишь себя перед храмом. Даже не храмом, а маленькой деревянной церковкой: облупившаяся местами краска, покосившаяся входная дверь и узкие окна. Душа противится: мне не сюда – и ноги мои сами разворачиваются и идут в другую сторону.

Солнце в горах заходит гораздо быстрее обычного, и через пару часов после встречи с храмом уже совсем темно. Только ты, звезды да ледяное облачко дыхания, каким-то чудом не замерзающее в хрупком воздухе. Пройдемся по ледяной реке?

Не бойся, лед крепкий, но все же я дам опереться тебе на свое плечо, потому что он пугающе скрипит и где-то даже трещит. Но это лишь видимость, как и в жизни. Так, наше с тобой напускное равнодушие может дать трещину, когда кто-то на него наступает, но не более того. И только знанием своим ты понимаешь, что там, внизу, вода еще живет, не останавливаясь никогда. Она бежит, спотыкаясь о камни, заставляя все эти звуки складываться в единое целое, в какую-то гармоничную мелодию. Вот только слышат её не все. Хотя тишина – это тоже элемент гармонии, он украшает собой общую мелодию, которую все же можно расслышать и понять.

Но вот картина рассыпается… Мы с тобой идем уже долго: замерли в одиночестве дома, зябнут на ветру сосны, ежится от холода даже снег.

Ты уже дрожишь, я чувствую. Выдыхаю искрящееся облачко, снимаю куртку и набрасываю поверх твоей. Мне-то что… Это ведь мой холод. Это по моей остывшей душе мы шагаем. Остывшей, одинокой, непонимающей, вечно плывущей вниз по течению… Согласись, чего-то не хватает в этом мире вечной ночи? Может, солнца? Но вот, кажется, виднеются его первые лучи, выглядывающие из-за гор. Остановись, погляди на этот чарующий свет. Он прекрасен, как слеза ангела, но так же тяжел…

Неожиданный треск, и ты оказался под водой. Жуткий холод сковал тебя крепко, так крепко, что нельзя ни выдохнуть, ни тем более вдохнуть – и ты не можешь ни выплыть, ни опереться ногой о дно. Плечо, где же плечо, на которое можно в этой жизни опереться? Где та рука, что вытянет тебя из этой душевной пустыни?

* * *

Снова этот шум. Деревья шумят все так же, скрипят, хотя что-то неуловимо меняется. Этот звук не скованный и тревожный, не колкий и холодный, он и-н-о-й… Он что-то сулит. Обещает. В каждом звуке чувствуется веяние нового, волнующего.

Вот уже тонкий зеленый покров стелется по обеим берегам реки, освобождающейся от объятий льда и бегущей вниз, переливающейся на свету искорками ледяных иголочек и оттаявших слез.

Ты открыл глаза. Это хорошо.

Ты пережил то, что испытывают далеко не все. Бог выделил тебя. Да, не удивляйся так, Бог видит каждого, кому тяжело. Он погрузил тебя в страх душевной пустоты, оставив, казалось бы, без надежды, но Он же протянул тебе руку и… спас. Ты бы пропал, не будь рядом протянутой руки…

Ты уже открыл глаза, так смотри. Открой душу. Открой чувства. Постарайся узреть и почувствовать красоту, дарованную свыше. Вдохни этот воздух. Тайга – она в тебе, и ты в ней, и вы одно…

* * *

Весна. Одно это слово наполняет грудь ароматом новых возможностей и мечтаний. Сидя на зеленом берегу, я смотрю на воду, по которой совсем недавно ходил ногами. Это ведь не лед был – это была все та же вода, которая помнит каждое прикосновение… Тихонько кинув в бурное течение небольшой камешек, словно извинившись, я поднялся: пора было идти на службу…

Удивлены? Да, для меня самого это было весьма неожиданно. Все решилось за кружкой чая. Я его не любил всей душой, но не мог отказать: Ирина бы обиделась, что ее труд пропал. Вкусив терпкий отвар, пожевав листья иван-чая, попавшие в рот, я тщательно обдумывал ее предложение: петь в церковном хоре. Да, слушать сочетание самых сложных инструментов в природе – двух человеческих голосов, один из которых мой, сталкивалось в моей душе с явным противлением идти в храм, в это грустное, с моей точки зрения, мрачное здание с узкими окнами, тусклой дорожкой летящей пыли и восковыми слезами строгих икон, пугающих своей праведностью.

Я не могу объяснить до конца, почему согласился. Я долго обдумывал, но не приходил ни к какому выводу. Наверное, все решила улыбка Ирины: такая добрая, теплая, как солнечный зайчик, упавший на ковер в пред полуденный час.

Это было первое мое воскресенье, которого я ждал с таким нетерпением. Выглаженная рубашка, вычищенные брюки и черные туфли – Бог весть, зачем так готовился.

Окрестили меня давно, но в сознательном возрасте я был на службе только в детстве, когда меня оставляли погостить у родственников, причем очень давно. Смутно помню, что нас обливали водой и что было солнечно и тепло. Вероятно, то была Троица…

И вот мой первый добровольный шаг в это таинственное место. Казалось бы, не так давно мои ноги сами ушли в сторону при одном только его виде, а теперь… мое сердце притихло и замерло.

Это и правда было темное помещение, но совсем не мрачное, как мне казалось раньше: оно оживало на время службы, наполнялось тихим светом горящих теплых свеч, взгляды святых становились гораздо теплее, когда рядом находились люди – в иное время святые просто думали о чем-то своем… Возле иконы Божией Матери стояла девочка в светлом платье и белом платке. Я никогда раньше ее не видел: скорее всего, она была не из местных. Таинственная незнакомка о чем-то горячо молилась, когда звук моих шагов нарушил звенящую тишину. Мое появление ничуть ее не смутило: она привычным движением зажгла свечу, поставила её и, перекрестившись, тихонько вышла из храма, оставляя за собой едва различимый аромат чего-то тонкого, цветочного. Сердце мое заполнилось таким теплом и радостью, что я растерялся окончательно. Кто знает, может, и это «мимолетное видение» заставляло меня позже возвращаться в храм каждое воскресенье. На службу приходил я все раньше и раньше … Почему «и»?

Потому что в моей жизни появился клирос. Да, места здесь совсем немного: примерно четыре шага на четыре, но и певчих всего ничего. Подошла, наконец, и Ирина – веселая и жизнерадостная, с длинными каштановыми волосами и белозубой и поистине обезоруживающей улыбкой. Она приезжала вместе с батюшкой из города по воскресеньям, помогала ему с какими-то мелкими делами и пела на клиросе и читала положенные отрывки Писания во время службы. В этот раз мы должны были впервые в истории нашего храма спеть вдвоем Божественную литургию.

* * *

Удивительное явление человеческого голоса… Всего один звук – а перед тобой предстало уже бескрайнее белое поле. Летит птица, прокладывая путь через мириады осколков стекла, лежащих здесь вечно. Единственное, что меняется и как-то движется, – это свет, играющий с мерцающими пылинками, и ветер, который создает волшебный скрип и шуршание, доступное внимательному уху. Но никогда ветер не забирал с собой осколки дальше верхнего слоя – эта вечная маска оставалась хранить боль земли…

Наконец зазвучал второй голос. Меняется все: ветер делится на две части, играя уже сам с собой и кидая в воздух целые всполохи света. Тени движутся, обнажая нижние слои и саму землю… Второй голос возродил целую плеяду чувств – именно возродил. Они ведь всегда были, всегда их семена лежали во мраке почвы, покрытой колким холодом. Именно второй голос, более низкий, приземленный и живой, подхватил стеклянное великолепие вечности, обратил его в настоящий вихрь, в котором замелькали причудливые образы… Птица, река, ангел – или девочка в белом платке?.. Но вот стекло тает, и хочется схватить его, удержать, познать… но оно оборачивается водяными каплями, орошает тебя, твою душу и всю землю. И пробуждается жизнь! И появляются всходы! И сразу непонятно, что вырастет: на первых порах все они одинаково зелены. Но вот уже можно отличить, где цветы, а где могучие, крепкие деревья чувств, сопровождающие человека всю его жизнь. Вот так и получилось, что именно тогда я и познал всю красоту мира. Познал всю силу того, кто подарил это счастье – быть рядом с Тем, Кто позволит твоей душе вырваться из ледяного плена, из холода, рядом с Тем, Кто протянет тебе руку, рядом с Тем, Кто подарит тебе возможность познать гармонию и красоту этого мира.

* * *

Да, мой друг… Лето. Все вопросы уже решены, и остается понять только самое простое: что же делать с собой?

Ты успел побывать подо льдом одиночества, во мраке осознания отсутствия любви к Богу в твоей душе. Ты увидел свое возрождение и считаешь это чудом. А чудо – вот оно, протяни ладонь…

Чудо в мелочах. Смотри, вот качается на ветру цветок иван-чая – и шмель забавно жужжит возле него, стараясь уловить ритм ветра… да и жизни в целом. Он радуется Божьему миру, солнцу, хорошей погоде.

Но я тебе пока хочу показать еще кое-что…

Мы с тобой взобрались на холм, не заросший пока деревьями. С него видно весь поселок, как на ладони. Вот где-то топится баня, и запах теплого дыма щекочет ноздри. Вот бежит ребятня, своими звонкими криками заполняя все вокруг. А колокола нашей маленькой церквушки тихо, совсем неслышно гудят в ответ. Это все – жизнь.

А теперь пойдем дальше… Это, несомненно, будет долгий путь.

Взобравшись на вершину одной из близлежащих гор, я смотрю на себя прежнего – бредущего по щиколотку в снегу, продрогшего, бесконечно одинокого – и счастлив, что все это позади.

Ты хочешь на вершину? Хорошо, я тебе помогу. Ты там, где многие мечтают себя увидеть: рядом с Богом. Ты понял самую важную истину: Бог – он не там, не на вершине горы, Он здесь, в твоем сердце, в твоих руках… В жужжании шмеля, в покачивании цветка, в шуме деревьев, в тайге, во всем в мире, в человеке… Бог в любви к этому миру…