Международный детско-юношеский литературный конкурс имени Ивана Шмелева «Лето Господне» проводится Издательским советом Русской Православной Церкви. К участию в нем приглашаются учащиеся 6–12 классов общеобразовательных и православных школ, гимназий и колледжей России, стран СНГ и зарубежья. Сегодня мы публикуем работу Ярослава Анохина - финалиста VIII сезона Конкурса среди учеников 10-11 классов
ЯРОСЛАВ АНОХИН
ЧОУ "Гимназия имени преподобного Сергия Радонежского"
при Троице-Сергиевом Варницком монастыре (Ярославская область)
Педагог: Недодаева Светлана Борисовна
Помни
Заочный этап
Я помню, и вы, дети мои, помните…
Вместо предисловия
Бывают ли люди без памяти? Разумеется. Зачастую это люди, которых настигла болезнь. Но, на мой взгляд, это редкость. Чаще встречаются те, кто не ценит прошлое, да порой и не знает его. Именно такие люди способны на дурные поступки. Так, например, мы можем наблюдать, как оскверняются могилы солдат Великой Отечественной войны, мемориалы, посвященные их памяти. Почему совершается вандализм? Ответ прост: у этих людей нет уважения к старшим – нет у них уважения и к памяти предков. Здравый человек, зная всю правду о Великой Отечественной войне, с почтением относится и к тем, кто воевал, и к тем, кто стоял у станков, и к тем, кто просто выжил в нечеловеческих условиях войны. Выжил сам и помог выжить тем, кто нуждался в помощи, поддержке. Мне кажется, ребенок должен это уважение впитывать с молоком матери. И это правильно!
Так, один мой знакомый, когда решался вопрос, будет ли он служить в армии, сказал: «Как я могу не пойти служить? Мой дед воевал, был тяжело ранен в самом Берлине, мой отец отслужил 2 года, и мой долг – их не опозорить своим поведением». Он твердо усвоил: нет памяти – нет жизни…
Этот небольшой рассказ я хочу посвятить памяти людей, отдавших свои жизни за наше будущее.
Помните…
- Дедушка, а дедушка,– неустанно теребил ногу полуспящего деда светловолосый мальчик, – почему у тебя не все пальчики на руке?
Пожилой человек преклонных лет, устроившийся в мягком потертом кресле, по-стариковски крякнул и внимательно, из-под очков, посмотрел на непоседу-внука:
- Это напоминание о войне, – опустив глаза на вытертый красный ковёр, задумчиво произнёс он.
- Дедушка, а что такое война? Почему из-за неё ты потерял пальчики, может, их можно ещё найти? – с наивным детским энтузиазмом спросил мальчонка.
- Хе-хе, – закачал головой Пётр Владимирович, – уже не вернёшь, как не вернуть тех, кого загребла в свои когти проклятая война! – на этой фразе Петра Владимировича передёрнуло. – Я не уверен, мой дорогой, что ты захочешь слушать историю самых тяжелых страниц моей жизни.
- Нет, деда, расскажи, что это за война такая,– подпрыгивая от нетерпения взмолился беловолосый мальчик,–мне всегда было интересно.
- Ох, не даёшь ты мне покоя, – поправляя свои соломенные волосы, взъерошенные после сна, сказал дедушка, – ну, напросился, слушай…
Хочется отметить, что правнук и дед были очень похожи: такие же светлые волосы, такой же прямой аккуратный нос, густые брови. Казалось, их различало одно – время. Время, несущее в себе радость, горе, открытия, провалы, разочарование, надежду, веру и страшную войну.
Хотя следует немного пояснить: Пётр Владимирович - ветеран Великой Отечественной войны, полковник в отставке. Война ворвалась в его жизнь и в одно мгновение все изменила. Двадцатилетний студент учился на преподавателя истории, знал про революцию и Красную армию, казалось, все, в том числе был уверен в её могуществе и непобедимости. Но Советский Союз оказался совсем не готов к началу войны, и именно патриотизм народа помог одержать победу. Советский человек вынес на плечах всё, что другим странам оказалось не под силу. На фронт шли все: и мужчины, и женщины. Многие отправлялись добровольцами. Петра определили в состав зенитной роты - помогать с перевозкой снарядов. Перед ним стояла задача: как можно быстрее доставлять боеприпасы к позициям русских орудий.
В сорок первом году положение на фронтах было очень тяжелым. Вражеское наступление можно было сравнить со сходом лавины, которая уничтожала всё на своём пути. Казалось, врага остановить невозможно, но надежда была. Была она и у Петра…
***
- Определили меня на войне шофёром грузовика,- начал свой рассказ дед. - В помощники назначили земляка, Алексея Никифорова, с которым впоследствии я крепко сдружился. Алексей мне был как брат. Всегда мы поддерживали друг друга, вместе доставляли снаряды для своей роты. Общались, шутили, но вначале относились к войне как к чему далёкому, в душе надеясь, что скоро все закончится, а мы, молодые и сильные, выдюжим и выживем.
Как-то раз я спросил своего товарища:
- Лёш, а ты за что воюешь?
- Как за что? –сперва не поняв вопрос, спросил он, – за Родину, конечно, не хочу, чтобы неприятель нашу святую землю топтал!
-Почему «святую»? – посмотрев в его голубые глаза, спросил я.
- Святую, потому что каждый клочок этой земли пропитан кровью наших предков, многие из которых были святыми.
- А ты, значит, веришь в Бога?
- Да, – отвечал Алексей, – я знаю, что есть на небе Создатель, который наблюдает за нашим миром и помогает в трудные моменты.
- Хех, «на небе», «Бог», – передразнил я Алексея и привёл свойственный тем временам аргумент, что на самолётах давно по небу летают, а никакого Бога не видели.
- Знаешь, дорогой мой, – с каким-то необычайным спокойствием сказал Алексей, – мысли в головах наших есть, и это действительно так, но их никто не видел и никто не знает, откуда они берутся. Так же и с Богом. Я верю, что Он есть, и не раз Он помогал мне, стоило произнести короткую молитву «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного», и в жизни появлялся какой-то просвет, хотелось жить и радоваться.
- Ты и молитвы знаешь? Ну ты даёшь, смотри, как бы твой Бог не забрал тебя к твоим святым на небо.
Алексей спокойно посмотрел на меня и сказал:
- На всё Его воля.
После этих слов взгляд Алексея устремился ввысь, в небо. Где-то там, между массивными тёмными тучами, предвещавшими скорый снег, виднелся тусклый луч солнечного света. А есть свет – есть надежда.
Алексей сделал глубокий вдох и … успокоился: хорошо на душе стало, спокойно.
- Странный он какой-то, – подумал я, – Бога какого-то выдумал. Воевать надо, а он мне про Бога рассказывает… Всё рано не верю…
На этом мысли оборвались. На улицу выбежал директор завода и громким командным голосом крикнул:
- Что стоите, ворон считаете, быстро готовить машину к транспортировке груза, враг наступает!
Я влетел в водительскую кабину и завёл грузовик. Алексей побежал открывать кузов и помогать с погрузкой. После того, как машина была в полной готовности, Алексей открыл дверь кабины, в которой уже сидел я.
- Выбирайся, я поведу, – настойчиво сказал он.
- Что это ты раскомандовался? Я всегда первый веду машину, а ты на подмоге,– возразил я.
- Вылезай, тебе говорю, я поведу, – с ещё большой настойчивостью повторил Алексей.
Я освободил место водителя и пересел на пассажирское место:
– Ишь, какой «святоша» нашёлся., ну я ему устрою, – подумал я и застегнул верхнюю пуговицу своей гимнастерки. Тут мой взгляд упал на бегущего в нашу сторону человека лет 30, видно было, что он очень спешит. Разглядев петлицу со знаком отличия, я немедленно выскочил из машины и отчитался:
- Товарищ капитан, машина готова, можем ехать.
- Боец, ситуация такая, слушай внимательно,– с какой-то острой тревогой в голосе произнес капитан,– дела зенитной роты очень плохи, не отвечают по рации, нужно срочно сообщить о немедленном отступлении, ежели вовремя не свернуться, фашисты от нас мокрого места не оставят!
- Неужели прорвали линию обороны?
- К сожалению, да. К месту дислокации зенитной роты стягивается не один батальон. Если не отступить, и людей потеряем, и оружие. Поспешите, вот необходимые документы начальству, – капитан передал Пётру кожаную сумку с серебряной застёжкой.
- Будет исполнено, товарищ капитан.
- С Богом, – неожиданно, как будто выдавив из себя эту фразу, проговорил капитан.
- И этот про Бога говорит… Поехали, спешить надо,– сказал я Алексею. И мы двинулись к позиции зенитной роты.
Ехали по заснеженной дороге. Уже стемнело. Свет от фар желтел на снегу. Всё было как обычно: та же дорога, то же направление, даже, казалось, зимний ветер напевал ту же холодную песню. Только одно отличало эту поездку: за водительской баранкой вместо меня сидел Алексей. Взгляд его был направлен вперёд, как будто он пытался рассмотреть что-то за пределами видимости фар. Он вцепился в руль крепкой хваткой, черты его лица стали четче, резче. Было ощущение, что он пытается поднять какую-то непосильную ношу. Я же, в отличие от товарища, убаюканный песнью ветра, клевал носом на пассажирском месте.
Снилось, что война закончилась, что учеба на историческом факультете позади, что я обзавелся семьёй и что всё жизни хорошо. Снился тёплый, наполненный домашним уютом новогодний вечер, снилось, как наряжаю с детьми ёлку. Большую, пушистую, красивую новогоднюю елку, принесённую с улицы и пахнущую хвоей и морозом! От неё ещё веет холодом, но так все это радостно! На полу стоит большая коробка с разноцветными шарами. Беру я красный шарик и тяну руку, чтобы повесить его на верхнюю веточку, как вдруг … раздаётся грохот.
Проснулся я от внезапного толчка, как будто машина во что-то врезалась.
- Уснул за рулём, растяпа, – раздраженно проворчал я.
Хотел потеребить своего приятеля и в тот же миг обомлел: на окровавленное лицо Алексея было страшно смотреть!
- Лёша, что с тобой, очнись, Лёша, очнись,– взмолился я.
Товарищ приоткрыл глаза, такие же голубые и такие же спокойные, как при разговоре у завода, и произнёс еле слышно:
- Фары, выключи фары.
Бомбёжка! Эта мысль стрелой пронеслась в моей голове. Быстрым движением выключил фары.
- Снаряды сейчас взорвутся, – следующая мысль пронеслась в уже проснувшемся сознании.
– Держись, дорогой, выберемся!
Выскочив из кабины, я побежал к двери водителя. Крыша и дверь были помяты осколком снаряда. С трудом открыв дверь, вытащил своего товарища и поволок (по-другому не получалось) к рощице. На всем пути, от грузовика до рощи, оставался кровавый след.
- Держись, Алешка, выберемся, только живи!
Следующая мысль, казалось, пронзила: документы с приказом об отступлении остались в кабине!
Что было сил я побежал к машине. Сознание замерло: вокруг разрывались снаряды один за другим. Буквально долетев до кабины, рванул дверь на себя. Кожаная сумка завалилась под сиденье, и, чтобы её достать, нужно было аккуратно просунуть руку между полом и сиденьем. Я почти дотянулся до заветной сумки. Подтянув указательным пальцем край сумки, потащил её к себе, но она выскользнула.
В этот момент прогремел ещё один взрыв! Грузовик отбросило... Очнувшись, я обнаружил, что пальцы зажало между полом и сиденьем. Взрывом кресло практически впечатало в пол машины. Вот и всё…
- Вот и отвоевался. Дело провалено: ни груз не доставил, ни друга, ни людей не спас! Зато прикован сейчас к этой машине.
Вдруг вспомнились слова Алексея про Бога.
- Господи, помоги, может, Ты и есть, и если действительно есть, то помоги!
- Ножик! – пронеслось в голове. – Надо попробовать, другого выхода нет!
Достав армейский нож, молниеносным движением нанёс удар по намеченному месту. А потом я закричал! Как я закричал!
Упав на землю, сунул руку в сугроб. Кровь обагрила снег. Я замотал руку какой-то тряпкой, но толку было мало. От боли потерял сознание…
- Свободен! – придя в себя, подумал я.
Поднявшись с холодного снега, как пьяный, схватил сумку и побежал в сторону рощи.
- Где Лёша?
Взгляд упал на небольшой снежный холмик.
- Видимо, я долго был без сознания!
Раскидав одной рукой снег, узнал товарища:
- Лёша, не бросай меня, прости, что не верил тебе. Бог есть! Очнись, Леша…Леша!
Бездыханное тело лежало на земле. Неимоверное отчаяние овладело мной. Больше никогда не смогу посмотреть в те голубые, чистые глаза.
- Господи, помоги! – как-то сама пронеслась эта фраза.
Присыпав снегом место, где лежал товарищ, я засунул кожаную сумку под пальто и направился к позиции расположения роты. Слёзы текли по щекам, казалось, что это не слёзы, а льдинки душевной боли, которую больше нет сил переносить.
- А ведь Он меня спас. Спас! Почему ему в голову взбрело сесть на моё место, он что-то знал. Знал и чувствовал!
Одна и та же мысль стучала в висок, не давали покоя. Душевная боль, как нож по пальцам, изводила меня.
- А я ведь над ним насмехался, «Святошей» назвал. Прости меня, Лёша, прости. Я буду помнить тебя, прости. Господи, прости и помоги!
Тем временем я всё бежал и бежал. Спотыкался, падал, вновь вставал.
Вокруг была тишина, зимняя, неестественная, какая-то сказочная тишина. И всё, что произошло, казалось чем-то нереальным. Неправильным. Чудовищно несправедливым!
До зенитной роты оставался всего километр. Я уже не думал. Не мог думать. Сознание отказывалось работать. Ноги машинально шли к месту назначения. А про себя я всё повторял: «Господи, помоги добраться, Господи Иисусе Христе, помилуй меня, помоги добраться…»
- Стой, кто идёт?! – произнес из темноты чей-то голос. – Остановись, тебе говорят!
***
На этом моменте, внучок, пожалуй, я остановлюсь. Что было дальше, не помню. Очнулся я в военном госпитале, в окружении медсестёр и врачей, которые с изумлением смотрели на меня. Говорят, дескать, как ты жив остался, много крови потерял, пока по лесу бежал. А я подозвал врача и спрашиваю:
- Доктор, что с ротой?
Врач, внимательно посмотрев на меня, сказал, что меня, полуживого, принесли к командиру и нашли у меня под пальто важные документы. Рота вовремя успела отступить. И, дескать, меня хотят к награде представить.
- Деда, я и не знал, что ты у меня такой смелый, – с гордостью сказал правнук, – я хочу стать таким же, как ты.
- Обязательно станешь, мой дорогой, только не забывай тех, кто позволил тебе выбирать, кем ты хочешь становиться. Помни… обязательно помни… как помню я своего товарища, который научил меня тому, что Господь действительно есть и всегда поможет, если ему молиться.
На этих словах в комнату вошёл сын Петра Владимировича, Алексей.
- Пап, ну чего ты грустишь, смотри, какую мы ёлку нарядили! Тебе осталось повесить последний шарик. Ну давай, я тебе помогу.
Алексей достал из коробки красный шарик и протянул его отцу. На глазах у Петра Владимировича выступили слёзы. Он встал, взял хрупкий шар и повесил его на ветку со словами:
- Я помню, и вы, дети мои, помните…
