Международный детско-юношеский литературный конкурс имени Ивана Шмелева «Лето Господне» проводится Издательским советом Русской Православной Церкви. К участию в нем приглашаются учащиеся 6–12 классов общеобразовательных и православных школ, гимназий и колледжей России, стран СНГ и зарубежья. Сегодня мы публикуем работу Александра Рылова - финалиста VIII сезона Конкурса среди учеников 6-7 классов
АЛЕКСАНДР РЫЛОВ
Воскресная школа при Преображенском храме г. Шуя
(Ивановская область)
Педагог: Рылова Анна Евгеньевна
С Богом!
Заочный этап
И как же только люди живут в Москве! Гул, грохот – и везде толпы, толпы, толпы народа. Все бегут, спешат, а в метро стоят, уткнувшись в телефоны, в наушниках и не слышат ничего, и спрашивать их бесполезно. Мама и к тому, и к другому обратилась, как проехать до временной квартиры в Выхино – никто даже не обернулся к ней. По нашей Шуе идешь – все знакомые, здороваешься почти с каждым, улыбаешься, можно остановиться и поговорить, а уж если чего спросишь – так сразу несколько человек остановятся, объяснят все, покажут, когда и проводят. А тут... как в бездну какую окунулись, как в реке щепочки закружились, и несет нас водоворотом прямо на самую стремнину. Вышли из метро – автострада, поезда, электрички – а нам куда же? Что за улица Молдагуловой, как на нее попасть? Отошли с дороги, встали в уголочке, смотрим в навигатор в телефоне – пишет, надо ехать до остановки "Площадь Амилкара Кабрала". Да где же мы вообще оказались?
Как же я здесь должен жить? Чуть было не начал просить маму бросить все и домой вернуться – пойду в свой родной класс, ребята так обрадуются! Ведь даже не попрощался с ними по-человечески. Но как вспомнил последний концерт ансамбля, на котором побывал перед самым поступлением в студию: бравых партизан, залихватских пастухов гаучо и, конечно, мое любимое "Яблочко" – стиснул зубы и решил, что нужно терпеть.
И не зря! На первых же занятиях в студии все оказалось таким знакомым! Даже указания преподавателя, который оказался совсем не страшным – хоть и требовательным, но очень веселым: плие, гран плие, ронд де жамб партер – как будто вернули меня в мой родной класс, где столько часов я провел у станка. Какими же скучными и утомительными казались порой все эти упражнения! Зато теперь все достаточно легко и понятно. И с ребятами я быстро подружился, ведь мы все любили одно и то же: народный танец – и мечтали научиться танцевать так же безупречно, как артисты ансамбля. Мы их постоянно встречали в коридорах, вытягивались в струнку и с легким наклоном головы здоровались. Самым же большим везением считалась возможность подглядеть в щелочку большого репетиционного зала за ходом репетиции. Нас, конечно, гоняли, но иногда, когда старшим было не до нас, удавалось увидеть маленькие отрывки цыганского танца, "Сиртаки", городской кадрили.
И тут уехала мама. Я остался со старшим братом Серафимом, которому исполнилось восемнадцать лет. С самого начала я знал, что мама должна будет возвратиться к моим младшим сестрам и брату, ведь им тяжело жить без нее. Мне казалось это несправедливым: они там все вместе, а я тут, в этой незнакомой Москве, совсем один. С отъездом мамы шумные улицы, к которым вроде бы я стал уже привыкать, снова сделались пугающими, а люди по-прежнему были равнодушными, холодными. По дороге в студию и обратно я впервые в жизни почувствовал, что такое одиночество в толпе.
Приближался мой день рождения, в который я праздновал и День ангела. Но я не ощущал никакого радостного предвкушения, как раньше. Пусть даже накануне дома родители мне подарят подарки, но в сам день я снова буду один, ведь нельзя же пропустить занятия. Накануне мы узнали, что у нас отменили первые два урока. И тогда мама позвонила Серафиму и попросила сводить меня в храм, где находятся мощи моего небесного покровителя.
Меня совсем не обрадовала такая перспектива. Утром было очень холодно, лил дождь, ветви деревьев разъяренно стучали в окна, и Москва, и раньше-то не слишком приветливая, казалась враждебной. Но, чтобы не расстраивать маму, мы мужественно оделись и отправились на поиски храма Рождества Пресвятой Богородицы в месте со странным названием "Старое Симоново".
Ничего старого в том районе, в котором мы оказались, выйдя на станции метро "Автозаводская", не было: обычные московские высотки, здания заводских корпусов, торговые центры. Правда, вдалеке сквозь пелену дождя проглядывали крепостные башни. Сверившись с картой, Серафим сказал, что это Симонов монастырь. Я сразу же вспомнил, как мы с бабушкой летом читали "Бедную Лизу": именно здесь, в пруду у стен Симонова монастыря, Лиза утопилась от несчастной любви. Очарования месту, где мы оказались, это воспоминание не прибавило.
Но вот мы подошли к воротам и, пройдя ими, неожиданно оказались рядом с одноглавым белокаменным храмом, соединенным трапезной частью с невысокой колокольней, в которой и располагался вход. И храм, и трапезную часть, и колокольню венчали золотые купола. Мы остановились и огляделись. Невдалеке от храма мы увидели небольшую часовню из белого камня, освященную в честь прп. Кирилла Белозерского. Из надписи на памятном камне мы узнали, что именно на этом месте прп. Кириллу, бывшему тогда настоятелем монастыря, явилась Пресвятая Богородица и повелела отправиться на Белозеро, где было уготовано ему место спасения. Рядом с часовней за небольшой оградкой стояло раскидистое дерево с маленьким, как будто игрушечным домиком. Там жили белки. За стенами оказалось не так ветрено, да и шум города становился тише, и, возможно, поэтому я почувствовал себя защищенным.
Мы вошли в храм. В нем было тепло, светло и очень уютно. Низкие расписные своды делали помещение не таким просторным, зато удивительно обжитым. Заканчивалась литургия. С икон на меня смотрели Спаситель, Пресвятая Богородица и святитель Николай. Я ожидал, что мощи моего святого находятся на солее, у алтаря, как я видел раньше во многих других храмах. Однако они оказались у самого входа, в широкой, но простой раке под деревянным балдахином. "Преподобные Александр Пересвет и Андрей Ослябя" – прочитал я. На стенах скакали кони, сражались воины – продолжалась Куликовская битва. Тут под пение тропаря и кондака из алтаря вышел батюшка, подошел к раке святых и начал читать молитву. Меня поразило, насколько слова этой древней молитвы точно передавали то, что происходит здесь и сейчас. Вот, мы припадаем к "честным гробом" славных воинов Христовых и просим их о помощи и заступлении. А они – сейчас, а не когда-то давно – являют нам свое милосердие, и помогают, и сохраняют от всякой напасти.
Когда мы вышли из храма, все так же шел холодный осенний дождь, дул пронзительный ветер, но на душе стало светлее, будто я побывал дома, посидел с мамой на кухне, выпил теплого крепкого чая со сдобной плюшкой. "Наверное, и в Москве этой можно жить", – подумалось мне.
Дома, куда я ездил на каждые выходные, я спросил у мамы, где можно узнать побольше о моем святом. Житие в общих чертах я знал с самого раннего детства: на следующий год после моего рождения вышел про прп. Александра целый мультфильм. Я его часто смотрел, он был у меня одним из самых любимых. Мама задумалась, а потом сказала, что про Александра Пересвета есть упоминание и в "Сказании о Мамаевом побоище", и в "Задонщине", но ей хочется, чтобы я почувствовал сам дух времени, когда жил прп. Александр, узнал о его окружении. Так мы начали читать дивное повествование Бориса Зайцева о преподобном Сергии Радонежском, учеником и пострижеником которого был мой святой. Удивительным образом писателю удалось выполнить задачу, обозначенную во вступлении, – "провести читателя чрез ту особенную, горнюю страну", где живет преподобный Сергий, откуда "светит нам немеркнущей звездой". Борис Зайцев всем строем своего произведения убедительно доказывал, что святой живет именно сейчас, и сейчас, в нашей жизни, помогает нам, освещая путь, осеняя благодатию Божиею наши души.
С нетерпением я ждал, как же писатель расскажет про моего святого. О его подвиге он рассуждал так: "Есть величавое, с трагическим оттенком — в том, что помощниками князю Сергий дал двух монахов-схимников: Пересвета и Ослябю. Воинами были они в миру и на татар пошли без шлемов, панцирей — в образе схимы, с белыми крестами на монашеской одежде. Очевидно, это придавало войску Димитрия священно-крестоносный облик. Вряд ли двинулись бы рыцари-монахи в мелкую войну из-за уделов". Присутствие воинов-монахов, оказывается, придавало особое значение всей битве, делая ее событием почти вселенским, не случайно она произошла в день Рождества Пресвятой Богородицы. Александр Пересвет, пожертвовав собой, умерев, погибнув, – удивительным образом победил не Челубея только, а саму смерть. Проявив высшую любовь, отдав душу свою за други своя, он не только сподобился бессмертия, но и получил возможность помогать нам в любое время, когда бы мы ни жили, в любом месте, где бы мы ни находились.
Теперь утро понедельника перестало быть для меня таким черным. Я смело садился в "Ласточку", ехал в Москву, шел на занятия и возвращался вечером на квартиру – зная, что мне помогает мой святой, ведь он жив, он всегда рядом со мной.
А потом умерла бабушка. Я знал, что она давно уже лежит в больнице, что мама очень за нее волнуется, и переживал и за бабушку, и за тяжело больного, практически парализованного дедушку, который с нетерпением ожидал возвращения бабушки домой. Каждый день я звонил маме, она говорила, что состояние бабушки "стабильно тяжелое", изменений нет, но я чувствовал, что она чего-то недоговаривает. Только вернувшись в очередную пятницу поздно вечером домой, я узнал, что бабушка умерла еще в среду, что в последние дни родные уже знали, что ее состояние безнадежно, и что утром в день смерти к ней пришел отец Тихон, исповедовал ее, причастил и пособоровал.
Мир рухнул и перевернулся, что-то в нем изменилось и нарушилось. Бабушка для меня была самым близким человеком после мамы и папы. Я часто жил у нее, она со мной занималась русским языком и литературой за те два класса, в которых я не учился, чтобы попасть в школу-студию, и только благодаря ее усилиям, сдавая экзамены за экстернат, я получил хорошие оценки. Она всегда была рядом: на утренниках в детском саду, на первом концерте в музыкальной школе, на первом моем сольном конкурсе. Она лечила и учила, водила в храм на причастие и в парк гулять, подшивала костюмы и приводила в порядок школьные рубашки. И вдруг ее – нет.
И только стоя в храме на панихиде, я вдруг понял, что она – есть. Она есть так же, как есть Господь, Пресвятая Богородица, Александр Пересвет. Она есть в той чудной горней стране, которая не где-то там за облаками, а рядом с нами, здесь, в словах панихиды – и в моем сердце. Я теперь не смогу увидеть бабушку, но она-то видит меня, любит меня по-прежнему и помогает мне, уже не подшивая рубашки, а молясь за меня Богу. А значит, неважно, где я нахожусь, кто меня окружает. Главное – что я с Богом!
