Савва Сторожевский

Савва Сторожевский
Константин Ковалев-Случевский - лауреат конкурса «Новая библиотека» в номинации «Печатные издания» премии им. Ф.М. Достоевского 2021 года

О разном видении жизни

Много лет назад в подмосковный Звенигородский монастырь зашёл задумчивый молодой человек, приблизился к его святыням, а чуть позднее прочитал и переписал по-своему старинное Житие основателя обители — игумена Саввы. Это был поэт Александр Пушкин.

Спустя некоторое время один студент-медик, можно сказать по распределению, попал в город Звенигород и устроился работать врачом в местной больнице. Он много трудился вёл дневник, создавал рассказы и фельетоны о сельской жизни и стал потом известнейшим на весь мир литератором. Но ни разу, нигде и никогда он не вспоминал ни о соседнем монастыре, ни об имени преподобного Саввы. Это был писатель Антон Чехов.

Так же и в нашей памяти. Один человек что-то видит, а другой говорит — здесь ничего нет интересного. Пытливый паломник скажет: меня интересуют и мне важны внутренняя жизнь и чудеса, связанные с житием почитаемого старца. А историк-исследователь заметит: мне нужно точно знать — имена, цифры, факты и ссылки на документы, без этого всё просто не имеет смысла и ценности. И оба будут правы, хотя каждый — по-своему. Соединить же всё вместе, почувствовать в результате такого синтеза приближение к правде и даже к истине — непростая задача.
Именно об этом мне приходилось думать в первую очередь, когда я начинал работу над книгой о преподобном Савве Сторожевском. Слово «преподобный» означает — святой из монашествующих, стяжавший высочайшее нравственное достоинство своими подвигами и чистотой жизни. В церковном мировосприятии этот эпитет — «преподобный» — принято всегда ставить перед именем почившего святого инока. Однако мы намеренно почти не станем употреблять его в книге, дабы не появилось у светского человека ощущения некоей «древности» обитавшего на Звенигородском холме старца. Кстати, слово «старец» также не совсем обыденное. Для тех, кто живёт в монастыре, оно имеет особенный смысл. Нам придётся в книге гораздо чаще употреблять именно его, и пусть читатель воспримет это даже в буквальном, мирском смысле — ведь мы будем говорить о человеке, который прожил очень долгую жизнь. И на поверку оказывается, что она важна и интересна, как и всё его наследие, которое настолько актуально и живо сегодня, что продолжает играть немаловажную, хотя и незаметную на первый взгляд роль в нашей современной истории.

О процессе работы

Решение написать эту книгу, честно говоря, было не простым. Работа над текстом заставила автора принять необычные для него решения: время от времени буквально уходить от простых фактов истории, избавляться от давления бытовых подробностей, изменять «ракурс» обычного восприятия реальности и прошлого. Вот почему читатель встретит множество предположений и гипотез, столкнётся с некоторыми разногласиями между писанием и преданием, и уж точно — окунётся в переплетение жанра жития и обычной биографии.

Автору также показалось, что без личного восприятия событий давно ушедшей эпохи тут никак не обойтись. Переживание истории, её субъективное восприятие — не всегда объективный путь к созданию образа того, о ком пишешь. Но в данном случае это иногда оказывалось почти единственным способом изложения, без которого книга бы просто не появилась. Об удачах и неудачах — судить читателю.

Кроме того, автору некоторое время мешала и буквально останавливала мысль: взявшись рассказать о жизни святого человека, что ты можешь в ней понять? Наверное, явное преувеличение считать, будто сможешь найти какие-либо ответы на вопросы, волновавшие миллиарды людей тысячелетиями и в поисках которых поколения обращались к учителям, мудрым старцам, духовным проповедникам и наставникам. Хоть и пожил ты на свете, но всё-таки ничтожно мало по сравнению хотя бы с тем, о ком собираешься писать. Да и вообще — насколько ты сам способен приблизиться к краю великой и неизмеримой бездны, именуемой благодатью и величием Духа?

По истечении времени писания вот что я скажу по этому поводу, уважаемый читатель. Если бы мне пришлось пойти путём поиска ответов на все эти вопросы, то на это ушла бы вся жизнь, а книга так и не увидела бы свет. Однажды я вдруг понял, что мои мудрствования и какие-либо потуги на духовные подвиги здесь вряд ли помогут. Нужно было просто сосредоточиться и отдаться течению трудовых будней. А появившаяся вдруг душевная простота формы сама стала диктовать последовательность текста, отдельные темы и главы. В какой-то момент я, наконец, просто почувствовал, что могу писать о самых трудных фактологических или духовных перипетиях легко и свободно, если не буду стараться «изобретать велосипед», лукавить, убегать от исторических реалий или строить баррикады собственных иллюзий. И чем проще у меня получалось, тем свободнее я себя ощущал, тем легче становилось «управлять буквами и словами», которые словно бы сами выстраивались в нужную последовательность.

Хотя задача и вправду была не из лёгких. Ведь в этой книге речь пойдёт о человеке, которого в действительности принято величать святым.

Об описании святости

Жизнеописание святого в древности называли Житием, считавшимся в некотором роде «словесной иконой». Эта традиция сохранилась по сию пору. Но можно ли жития считать обычными биографиями? Дела земные и дела небесные, для одних реальные, а для других — совершенно фантастические, пересекаются, сосуществуют и соседствуют в житиях, словно миф и реальность, как чудеса и прагматический, материальный взгляд на вещи. «Словесная икона» словно повторяет икону буквальную, на которой изображение символично, и его трудно назвать реалистическим.
Добавлю к этому, что, по моему предположению, «ценность» исторической личности можно иногда «измерить» с помощью нехитрого способа. Представим себе следующее: убираем (хотя бы виртуально) какого-то человека из истории, стираем, так сказать, из памяти компьютера цивилизации. Не было его, и всё тут! Многое ли изменится в результате, или наоборот — ничего? Ответ на этот вопрос и есть некая мера степени важности человека, а именно — что он оставил после себя. Конечно, «идея» эта не очень нова и весьма субъективна. Но...

Пример. Уберём из российской истории Петра Великого. Что могло бы произойти, если бы его не было на свете? Трудно даже представить! Естественно, в данном конкретном случае история бы изменилась кардинально! Вот вам и степень значимости императора-реформатора. А что было бы, если б не было, например, Василия Блаженного? Того самого юродивого, именем которого величают в народе храм Покрова на Красной площади в Москве. Кажется, не изменилось бы ничего. Но, возможно, не было бы тогда и самого этого знаменитого собора, который сегодня для всей планеты является символом России.

А теперь попробуем убрать из русского летописания преподобного Савву Сторожевского. Многое ли изменится? Ведь жил он давно, известно было о нём не так уж много. Был праведен, прославил Звенигород, связан с именами Сергия Радонежского, Дмитрия Донского и его жены — Евдокии, князя Юрия Дмитриевича, иконописца Андрея Рублёва, а также с укреплением мощи Москвы, победами над волжскими булгарами, жизнью и смертью царя Алексея Михайловича и приёмного сына Наполеона, даже Пушкин весьма им интересовался. Достаточно ли всего этого, чтобы при «исчезновении» данной личности «кривая» истории не отклонилась в сторону, а продолжала своё стержневое движение к результату, который мы пожинаем сегодня?

Чтобы ответить на эти вопросы, надо прочувствовать следующее. У истории в любые времена могли быть различные варианты продолжения и развития. Иногда случаются ключевые моменты, когда всё могло бы совершаться абсолютно по-другому. В такие мгновения одного лишь слова, одного лишь субъективного решения исторического героя достаточно, чтобы двигатели времени повернули развитие цивилизации совершенно в другом направлении. Но не случайно существует поговорка: «История пишется на небесах». Не потому ли десятки миллионов людей и по сей день помнят о преподобном Савве Звенигородском вовсе не как об историческом деятеле, а именно как о подвижнике, познавшем многие глубины духовной жизни? Люди вспоминают о нём так, даже не обращая внимания на всю его остальную мирскую, или как принято ныне говорить — социальную деятельность. Значит, в истории важно и ещё кое-что, кроме обычных дел. Назовём это «кое-что» — благой памятью. Абстрактное понятие, но иногда становящееся абсолютно конкретным. Для такого понимания истории порой не надобны в точности выверенные факты, ибо они ничего не подскажут по сути, не прибавят к ней, не приведут к решению или единому итогу. И тогда полуфантастическое житие, в противовес скрупулёзной биографии, становится живым источником для творческого познания реалий. Особенно для писателя-историка, взявшегося за столь неудобную и не всегда понятную обязанность — возродить образ человека, который в реальности словно скрыт от буквального восприятия.

О гипотезах

Повторюсь: эта книга — исторических реалий и одновременно — многочисленных гипотез. Гипотеза в переводе с греческого языка означает предположение, которое выдвигается для объяснения чего-либо, хотя и требующее проверки на опыте. Данный жанр выбран автором не случайно. Есть вещи, о которых по прошествии времени можно только догадываться, но нельзя утверждать «на все сто». Гипотезы и предположения, по возможности, подтверждённые историческими фактами, зачастую помогают нам в понимании главного — что за этими фактами стояло или могло бы происходить. И тогда история, первоначально предстающая перед нами мифом, оживает и приоткрывает свои завесы, помогая будущим ценителям или исследователям в достижении правды, а быть может даже — истины.

Источник