Стихи разных лет

КРЕСТНЫЙ ХОД

Ни двора… Всё сковано морозом.

Грозным мором выморено круто.

Ни клейма, чей знак глубок и розов.

Ни клейма, ни лошади, ни крупа.

Только в ночь спасения Христова,

вдоль дороги прыгая, как утки,

чтоб не утопить в грязи обутки,

выстонав молитвы два-три слова,

обойдут деревню две-три тетки —

освятят родимую деревню:

скот, углы, кусты, родню, болота…

всё живое… много ли всего-то!

Встанешь этот крестный ход послушать,

худо станет. Не глядела б лучше.

Небесина холода полна.

Чем же эти люди виноваты,

что не разгребешь беды лопатой?

Чья же это все-таки вина?

1987

ЯСНОЕ ИМЯ

Не бойся быть русским — не трусь, паренек,

не бойся быть русским сегодня.

За этим не заговор и не намек,

за этим — желанье Господне.

Он нас породил.

Он один и убьет.

А прочие все — самозванцы.

Да их ли бояться! не трусь, паренек,

на русский призыв отзываться.

Прекрасное, ясное имя Иван.

Чудесное имя Мария.

Светите друг другу сквозь черный туман,

в который попала Россия…

1990-е годы

ЧЕРНЫЕ НИТКИ

Устала быть всезнающей змеей.

Устала от черняги испытаний.

Я — целый век, при всех царях — изгой,

устала от привычки улетаний.

Литавр не бил и не сверкала медь:

Я их своей рукою отстранила.

А то, что мне хотелось бы иметь…

нечистая смахнула сила.

А все-таки хорошее сказать

так хочется об этой жизни-блудне,

оставить слово, даже слог связать

из сумасбродства буден (или будней).

Уж солнечной и светлой не прослыть.

Но оцени, Господь, мои попытки

луч света спеть, изобразить иль свить.

Но под рукою черные все нитки.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ЗВЕЗДА

Омовейное нежное детство —

даже в голоде, вошках и струпьях, пожалей

меня словом жалейным

под холодные вьюжные хлопья.

Словом-звуком… глубоким, коровьим

подыши в свои теплые ноздри,

словно в сеннике, в яслях господних —

предрождественской россыпи звездной.

И забьется во мне ретивое,

и сомнется в прощенной обиде,

и сквозь пласт заглушенного воя

из нутра что-то тяжкое выйдет.

Выйдет-выпадет-грянется оземь…

и тогда-то взойдет из печали

золотая! — овечья и козья —

и обнимет, как мамка, лучами.

Это глория! Это свеченье!

Это слез перекушенных струйки…

вихре-конь… столбовое верченье…

и мороза звенящие сбруйки.

ОБРАЗ ТИХВИНСКОЙ БОЖИЕЙ МАТЕРИ — ПОКРОВИТЕЛЬНИЦЫ СЕВЕРА

Образ Тихвинской, написанный Лукой…

Сколько чудного за бедной сей строкой:

в темной зелени протеплевших небес

луч ли… серп ли магнетический воскрес.

Нечто жизнью переполненное там:

мать с дитем?.. иль ветер бродит по стогам,

загибая кудреватые верхи?..

Небеса вокруг пустынны и тихи.

Только пуще виден он со всех сторон —

розоватый серп как есть окровавлен,

и прозреешь — только резь пройдет в очах —

золотые нимбы сполохов в ночах.

Образ Тихвинской, написанный Лукой.

Ангел Севера водил его рукой.

17.04.96.

Светлая среда

СЛАВА МЕЖ ЛЮДЬМИ И ВЕНКИ МУЧЕНИЧЕСКИЕ 

Приспевает время мучеников, что спасут

народ и други.

Приспевает время лучников,

время шлема и кольчуги.

Кузнецы! мечи выковывай

из победно-звонкой стали,

блеском стали очаровывай

замохнатевшие дали.

Раздувай дыханье горнее:

скоро, скоро время спросит,

скоро, скоро горе-горюшко

верных рыцарей подкосит.

Упадут они, емелюшки,

не с девчатами в солому,

упадут они в земелюшку,

чтобы дать простор живому.

Плачеи отвоют души их

на погостах древнерусскиих

так, как будто самолучшие

отплывают в лодках узкиих.

Над озерами заволжскими,

где стрижи с водой забавятся,

новые кресты да колышки

к мертвой городьбе прибавятся;

а когда с землей сровняются

скромные захоронения,

люди с этой бойней справятся

и — на новое сражение.

Так — всегда. Не позабыты вы,

шлем с кольчугой харалужною.

Слава меж людьми — убитому!

Слава в небесах — живущему!

* * *

Иордан — святые воды,

Пресвященный Иордан,

Шел к тебе пустыней гордой

Потный, пыльный караван.

Невеликую поклажу

Взяли мы в далекий путь:

Только жажду…только жажду

Окунуться и уснуть;

И проснуться в новом Свете,

В лучезарной стороне,

Там, о чем шептали детям

Губы бабушки во сне.

Иордан — святые воды —

Богомольцам Богом дан.

Неиссчетны твои годы,

Богоданный Иордан.

19 янв. 2012 г.

На Крещенье

* * *

Была в Долине Смертной тени.

Была в преддверье Смертных врат…

Из дней неявных превращений

Такой же не придешь назад.

Я чувствую себя другою,

Нимало не скорбя о том.

Пусть в упряжи и под дугою,

Но с тем в согласии простом.

О нет, не хочется мирского:

Слепых страстей, пустых затей…

А хочется — в пустыню Слова,

Уже навечно слиться с ней;

Забиться в норку как зверушка,

И слушать только звон песков,

Подставив остренькое ушко

Вселенской музыке без слов.

И если прошуршит отшельник

К ущелью, где блестит Кедрон,

То, значит, снова понедельник…

Блаженный длится мира сон.

ИЕРУСАЛИМ

Пусть благие сюда стремятся.

Пусть наполнит Кедрон вода.

…В Старом Городе затеряться

Ненадолго… и навсегда.

По дорогам слоняться между

Озабоченных бытом людей:

То навстречу араб заезжий,

То ленивый и праздный еврей.

Ожидала ль сюрприза такого —

Потеряться в земле праотцов?

То Сам Бог, Сам начальник Слова

Показал тебе град Христов.

И путем Его страшным крестным

Он тебя не провел — проволок:

Старый Город, как ворон честный,

Всё прокаркал и всё изрек.

Не хватило б его урока,

Но могу ли я знать наперед

Не исторгнув из сердца зарока,

Что во мне суесловье умрет.

* * *

Пусть благие сюда стремятся.

Пусть наполнит Кедрон вода.

Пусть слова по строке струятся,

Только зная, зачем и куда.

17 апр. 2012 г. На Светлую седмицу