Страстная неделя и Пасха на Соловках

Страстная неделя и Пасха на Соловках
Фото: архиеп. Евгений (Зернов), архиеп. Иларион (Троицкий), еп. Прокопий (Титов) и монашествующие в Соловецком лагере особого назначения, 1926–1927 г.
Книге Владимира Гончарова «Русская Церковь. Век двадцатый. История Русской Церкви XX века в свидетельствах современников в 2-х книгах: 1917 – 1939» присуждено первое место в номинации «Лучшая историческая книга » Открытого конкурса изданий "Просвещение через книгу" 2021 года
Я встретился с рассказчицей вскоре после окончания вой­ ны. Вместе с множеством русских беженцев, закинутых вой­ ной в Германию, приехала и она. В свое время рассказчица была очень близка к церковной жизни пореволюционной Москвы. За эту близость и за церковную работу она подверглась обычным преследованиям со стороны ГПУ, провела около пяти лет в Со­ ловецком концлагере и многие годы в ссылках. Пройдя через все эти испытания, рассказчица, уже в преклонном возрасте, со­ хранила удивительную внутреннюю бодрость. Когда я спросил ее, как она перенесла тяжкие годы пребывания в концлагере, она с улыбкой ответила: «Это были самые счастливые годы моей жизни». В этом не совсем обычно звучащем утверждении не было ни капли фразы или рисовки… Я еще лучше понял это из ее рассказов о концлагере и ссылке. В этих рассказах очень ред­ ко появлялся привычный тон скорбных воспоминаний о пытках, ужасах и испытаниях, которыми прославились советские за­ стенки. Рассказчица видела, и сама пережила, все эти мрачные стороны жизни в подъяремной Руси, но не они являются лей­ тмотивом ее воспоминаний, проникнутых твердой верой в рус­ ского человека, в торжество Духа, в ныне совершающуюся побе­ ду Церкви над вратами ада.

Некоторыми из ее воспоминаний, которые мне удалось за­писать, я хочу поделиться с читателями Вестника.

Мне пришлось сидеть на Соловках в первые годы со­ ветской власти, когда террор не был еще полностью возве­ ден в систему. Однако уже и тогда Соловки были страшны тем произволом, который не давал заключенным никакой уверенно­ сти в завтрашнем дне, вырывал из их среды ежедневно десятки жизней, прибавлял отбывшим срок заключения все новые и но­ вые сроки. Непосильные работы, знаменитая Секирка153, раз­ врат, тайно поощрявшийся начальством (хотя официально даже встречи заключенных мужчин и женщин были запрещены и ка­ рались лагерными правилами) — все эти ужасы были способны сделать жизнь неискушенного концлагерника сплошным адом. Для очень многих она и становилась таковой, калечила челове­ ка физически и духовно и доводила до состояния живого трупа. Но нигде в другом месте я не видела с такою мощью проявляю­ щуюся силу Духа и благодатное влияние стихии Церкви. Люди верующие подхватывались этой неземной силой с самого момен­ та ареста. Помню, в момент, когда за мною пришли, у меня было такое ощущение, как будто мне нужно переплыть море в утлой лодке. Я знаю, что нужно переплыть, а лодка не двигается. В мо­ мент внезапного ареста бывает одна неприятная минута, и тре­ буется вся наша воля, для подчинения нас воле Божией. После этого милость Божия вступает на место человеческой растерян­ ности, и вы чувствуете, что на вашей лодке поднят парус, несу­ щий ее через пучину моря.

Господь сподобил меня отбывать мой срок на Соловках, ког­ да там находился в заключении цвет русского епископства и ду­ ховенства. Большинство из них были подлинными и большими подвижниками, и, несомненно, их соучастие в наших тяготах де­ лало для нас эти тяготы не только переносимыми, но подчас и ра­ достными. <…>

В первые годы, когда Соловецкий монастырь был взят ГПУ и обращен в концентрационный лагерь, там еще оставались мо­ нахи, во главе с одним из игуменов (потом сож женным в Ар­ хангельске архимандритом Вениамином [Кононовым]). Свое­ образное монастырское хозяйство имело много секретов, из­ вестных только монахам. Поэтому ГПУ и приходилось, скрепя сердце, терпеть старых насельников монастыря в качестве за­ ведующих многочисленными монастырскими предприятиями: литейным заводом, керамическим, механическим, мельницей и рыбным промыслом. Игумен, церковник, уставщик и все схим­ ники числились на иждивении работающих. В их распоряже­ нии была маленькая к ладбищенская церковка прп. Онуфрия. Богослужения совершались в 4 часа утра и 6 часов вечера. В отношении зак люченного духовенства лагерные правила пос­ тоянно менялись. Иногда священнослужителям разрешалось ходить в Церковь и даже служить на Рождество и Пасху, иног­ да они получали право служения в каждое Воскресенье, иног­ да — в свободное от занятий время, т.е. до поверки в 6 часов утра. Потом неожиданно совсем запрещалось, а через месяц разрешалось снова. Соловецкое начальство строго следило за тем, чтобы в Церковь допускались только осужденные по цер­ ковному делу. В Церковь же, за очень редким иск лючением, тя­ нуло всех арестантов. В застенках ГПУ, где люди уже не верят, что выйдут на свободу, а ежечасно ждут смерти, когда в свобо­ ду даже не верят, если ожидаемый смертный приговор заме­ нен 3­мя, 5­ю или 10­ю годами концлагеря, вера в Бога возвра­ щается не только в сердца, ее утратившие и равнодушные, но и в сердца настоящих преступников. Последних в концлагере не так много: на несколько тысяч зак люченных вы не найдете и более десятка убийц.

О том, как в тюрьме люди возвращались к Богу, можно на­писать тома.

Итак, как попасть в Церковь? Арестанты народ хитрый. Почти все заключенные мужчины живут в ротах в Кремле, но работают вне Кремля, а потому хоть на минуту забегают в Цер­ ковь, постоят, перекрестятся, положат земной поклон и, вздох­ нув с грустью, но и с тайной радостью, уходят.

Получившее право совершать Богослужение, пользуясь лю­ бовью на вид суровых Соловецких монахов, заключенное духо­ венство во главе со своим правящим епископом (правящий вы­ бирался Собором среди епископов), служило всенощное бдение и Литургию по воскресным дням. Обыкновенно служил один ар­ хиепископ, два епископа и десять священников. На правом кли­ росе пели монахи своими особыми распевами, к ним могли под­ стать немногие. На левом клиросе пел совсем необычный хор.

Управлял им епископ, а певчими были архиепископы, епископы, архимандриты, протоиереи, иереи, диаконы. Церковь маленькая, темная, похожая больше на часовню. Первое время в ней оста­ валась большая часть мощей Св. Московского Филиппа. Препо­ добный Зосима, Савватий, Герман и прочие Соловецкие Чудот­ ворцы были уже в музее. В этом маленьком храме нет случайно пришедших, есть только молящиеся, и все они, милостью Божи­ ею, чувствуют: «В храме стояще славы Твоея, на небеси стояти мним»[1] … А уйдя из храма, когда придут в свою роту, где грязь, шум, ругань, долго не будут обращать даже внимания на то, что вокруг них происходит…

Наступают Великие дни Страстной Седмицы и Светлого Христова Воскресения. У большинства заключенных только одна мысль, как бы побывать в храме, как бы причаститься Св. Тайн, как бы хоть раз услышать: Христос Воскресе. Но тут­то начина­ ются репрессии не прямые, а косвенные: или объявляется всеоб­ щая поверка с запрещением на сутки выхода из своей роты, или санобработка, т. е. баня с дезинфекцией одежды, что заставляет заключенных часами сидеть или в бане, или в ожидании своих взятых дезинфекцией вещей и еще многое другое.

Несмотря на все это зак люченные умудряются пробрать­ ся в Церковь. С каждым днем Страстной Седмицы молящихся в Церкви все больше, даже причастников много. Помню один год. На утрене Великой Пятницы, 12 Евангелий читают 11 епи­ скопов, не потому что нет двенадцатого, а потому, что одно Еван­ гелие читает соловецкий Игумен. Церковь полна народа, но стоять удобно, так как монахи строго следят за порядком, и ни­ кто никогда не двигается, а знает свое место. Слу чайно при­ шедшие стоят у дверей. Все застыли углубившись в молитву и наслаждаясь прекрасными словами, несущимися из Храма. И вдруг, нарушая порядок, сквозь сплошную массу богомоль­ цев, по направлению к А лтарю, усердно работая локтями и пле­ чами пробирается 3 молодых «шпаненка» (уголовные преступ­ ники, обычно воры) — худые, бледные, оборванные. Монахи их пропускают, и, к недоумению всех молящихся, они всходят на амвон, к ланяются правящему епископу и дрожащими голоса­ ми начинают петь «Разбойника Благоразумного». В первый раз очень тихо и робко, потом смелей и громче, и наконец, в тре­ тий, полной грудью, с большим чувством, прекрасно. Все бого­ мольцы плачут, даже у сдержанных соловецких монахов на гла­ зах появляются слезы. Как выяснилось потом, они приходили к Правящему с просьбой разрешить им пропеть «Разбойника» и вых лопотать для них разрешение прийти в церковь. Влады­ ка заставил их пропеть и умудрился достать пропуск. Что было в их душе во время пения «Разбойника», где и когда они рань­ ше пели, почему попали на такой страшный путь, чувствовали ли себя хоть в эту минуту разбойниками благоразумными, зна­ ет один Сердцеведец.

Утреня Великой Субботы началась в три часа утра. По окон­ чании ее, три епископа совершили Таинство Елеосвящения, же­ лающие соборовались, но далеко не все — многим было пора идти на работу. Литургия началась в 11 часов, и к ней уже приходил тот, кто смог урвать несколько минут из своего рабочего дня. В 12 ча­ сов все пропуска по лагерю были объявлены недействительными. В женском корпусе заволновались. Там было много заказов на ку­ личи из муки, присланной в передаче. А как их теперь доставить. Выручили медсестры и машинистки. Медсестры вечером пошли сменяться, а машинистки почему­то в лагере работали в две сме­ ны, днем и ночью. Кто похрабрей, брал два–три кулича, кто толь­ ко один, но все было доставлено вовремя.

Те, кому посчастливилось получить пропуск, задолго до на­ чала полунощницы пришли в Церковь. Духовенство читает Де­ яния Апостольския. Каждому епископу и священнику хочется хоть несколько стихов прочитать, и по­особенному звучит это чтение. В Крестный Ход выходят шесть епископов и множест­ во духовенства. Сразу по выходе из церкви неприятно поража­ ет, что кругом расставлена охрана из конвойных. Кого они ох­ раняют и зачем — непонятно. Но все привыкли к непонятному и спокойно ждут, что будет дальше. В сторонке стоит несколь­ ко человек из главного лагерного начальства. Конвойные стоят небрежно и курят. Вдруг слышится грозный голос из группы на­ чальства «конвойные, вы что поставлены стеречь заключенных или курить», конвойные бросают папиросы и подтягиваются.

А что потом было в Храме — Светлое Христово Воскресе­ ние. Пасха, Господня Пасха. Во время чтения Евангелия ярко светило северное солнце. А днем, в шестой роте, где находилось более десяти епископов и множество священников беспрерыв­ но слышалось пение «Христос Воскресе». Все поздравляли друг друга, и ходя из камеры в камеру, считали своим долгом пропеть тропарь.

Вестник РХД. 1949. № 4.


[1] Молитва на утрене.

Эпилог и иллюстрации предоставлены издательством ПСТГУ