Воспоминания Владимира Кострова, лауреата Патриаршей литературной премии 2018 года
Поэт Владимир Костров родился в 1935 году, вошел в литературу в 1961-м и с той поры начал бывать в Переделкине, где позднее обосновался и прожил не одно десятилетие. Для нашего переделкинского цикла мы взяли у Владимира Андреевича небольшое интервью о том, какую роль писательский городок сыграл в его жизни и русской литературе в целом.
***
Повседневная жизнь в Переделкине прежде была похожа на цыганский табор: одни приезжали в Дом творчества, другие уезжали, постоянно случались новые знакомства, а познакомиться тут можно было много с кем. Например, сейчас мы с вами сидим по сути на даче Константина Симонова — раньше здесь стоял его дачный домик, потом он сгорел, а вместо него построили четырехквартирный дом, в котором теперь живу я и другие литераторы.
В свое время я был самым молодым писателем в России — меня в 1961 году приняли в Союз писателей, хотя у меня на тот момент не вышло еще ни одной книги. Я мечтал попасть в Переделкино: у моей семьи была очень маленькая квартирка, поэтому я и направился сюда поработать. Семья жила в Москве, а мне в Доме творчества дали комнату, чтобы я мог уединиться и заниматься литературой. Писатели съезжались сюда со всей страны, поэтому, работая здесь, я с очень многими вскоре познакомился. Еще я был хорошим шахматистом: мы играли в шахматы в холле Дома творчества, под лестницей, с Сашей Кикнадзе, кандидатом в мастера спорта, а другие собирались посмотреть на нашу игру — приходил, например, Арсений Тарковский. Часто можно было увидеть Вениамина Каверина, Михаила Алексеева и многих, многих других замечательных писателей. Так я, тогда еще мальчишка, входил в литературную жизнь.
В Переделкино я приезжал и позже. Здесь я написал ряд поэм и пьес, перевел французские стихи Тютчева. Тут же я переводил и спиричуэлс, духовные песни афроамериканцев, для книги «Голоса Америки», вышедшей в издательстве «Молодая гвардия». Спустя какое-то время случилось так, что я захворал: у меня начались мигрени, а при них все восприятие действительности становится довольно противным. Поэтому я попросил, чтобы мне дали здесь дачу, а когда удалось ее выбить, стал здесь жить и, думаю, тем самым сберег себе лет двадцать жизни.
Вообще очень многое из того, чего мне удалось добиться, связано с Переделкиным. Я написал много песен, три или четыре раза они побеждали в «Песне года», некоторые из них знамениты — «Надо подумать» в середине 1980-х играла во всех ресторанах.
Еще я работал заместителем главного редактора «Нового мира» в период расцвета журнала, когда тираж у него был три миллиона экземпляров, был председателем Пушкинского комитета по проведению праздников поэзии — открывал с Лужковым празднование 200-летия со дня рождения Пушкина. И все это я связываю с Переделкиным: я имел возможность беспрепятственно работать с 1961 года и до наших дней, то есть более полувека. Переделкино было своего рода Силиконовой долиной: именно оно дало многим писателям столь необходимый им островок в том самом цыганском таборе. (Смеется)
Конечно, я высоко ценю переделкинскую природу. Раньше здесь был большой квадрат леса с речкой Сетунью, рыбной в то время: мы ходили на нее ловить окуней и плотву. Природа не могла не влиять на приезжавших сюда писателей — пейзаж в русской культуре всегда играл большую роль, пейзажи писали и Толстой, и Гоголь, и Пушкин. Про Пушкина и Переделкино у меня, кстати, есть такое стихотворение:
Года идут с неумолимой скоростью,
Не получается благополучие.
Но в междуречьи Сетуни и Сороти
Мне слышатся и чудятся созвучия.
Казалось бы, уж столько отмахали мы,
Но жизнь полна забавными проделками.
А если б Пушкин по пути в Михайловское
Ошибся и заехал в Переделкино?
И обязал нас —
Каждого по совести —
На Сетуни работать
И на Сороти.
Некоторые думают, будто прославленные переделкинцы вроде Евтушенко и Вознесенского оставили в тени многих других литераторов, но это представление неверное: в одно время с ними были, скажем, такие поэты, как Игорь Кобзев (сегодня о нем редко вспоминают, но он был очень популярен) и, конечно, Эдуард Асадов, который превосходил их всех по тиражам. Безусловно, Асадов уступал Вознесенскому в плане техники, но зато он был ближе к народу. Так что у нас все было — потому что в России есть все.
А то, что сейчас в Переделкино пытаются вдохнуть новую жизнь, мне по душе. Государство наше неустойчиво в условиях пандемии и международных санкций, средств у него на такие вещи нет, поэтому остается надеяться на благотворителей, писатели же какие-нибудь всегда найдутся. Если еще и власти вспомнят, что одна из функций государства — создание культурного общества, то многое со временем может измениться.
Иван Мартов/
Горький Медиа
