Книга Марии Дегтяревой "Бессильно зло, мы вечны, с нами Бог" является лауреатом Открытого конкурса изданий "Просвещение через книгу"-2015 в номинации "Лучшая духовно-просветительская книга"
На рубеже XIX–XX веков его имя знали миллионы людей в России. Он был одним из самых почитаемых и любимых народом пастырей. Подвижник, молитвенник, проповедник покаяния, отец Иоанн Сергиев стал тем ярким духовным светочем, который приводит людей к вере и благочестию. Ему безусловно верили. И тем яростнее преследовали его память идеологи большевистского государства, стараясь опорочить, высмеять плоды его жизни и духовного подвига. Слово святого пастыря служило им обличением, его духовные дарования – опровержением атеистической идеологии. Многие свидетельствовали об особой силе его молитвы: такая молитва дается, может быть, одному на несколько миллионов. Отца Иоанна давно уже не было на земле, но противники продолжали его ненавидеть. Однако, несмотря на все запреты, народ шел на Карповку – к месту его упокоения, доверяя святому свои беды, прося молитвенной помощи
В Кронштадт
От Ораниенбаума до Кронштадта на протяжении восьми верст почти беспрерывно тянулись подводы с пассажирами, и все – «к батюшке». При въезде в город гостей встречали услужливые хозяйки квартир. Вот, наконец, и Андреевский собор, где служил о. Иоанн. К утренней службе храм, вмещавший несколько тысяч человек, бывал полон. В боковую дверь входил батюшка, начиналась Божественная литургия.
Всех, кто оказывался здесь впервые, удивляла простота его служения. Это было не привычное певучее чтение: голос о. Иоанна звучал ясно, отрывисто, каждое слово слышалось и обретало смысл, как будто впервые. Видно было, что слова льются из глубины чистой и верующей души. Он мог выйти из алтаря и присоединиться к певчим. Пел с воодушевлением, выделяя интонацией отдельные слова. Особенно благоговейно причащал, напоминая: «Целуйте Чашу. Ребро Спасителя целуете».
Едва заканчивалась служба, как о. Иоанн оказывался стесненным со всех сторон. Один из паломников с сочувствием спросил как-то служителя храма:
«Неужели у вас всегда так?»
Сторож только сокрушенно вздохнул в ответ:
«Эх, милый, ежели бы так всегда. А то, вот, под Успенье так, как есть, сшибли с ног батюшку».
«То есть как?»
«А так, сронили вовсе наземь и пошли по ем, как по мураве».
«Ну а он что?»
«Известно – агнец Божий, встал, перекрестился и хоть бы словечко…»
Но и в этом «море» о. Иоанн творил про себя молитву.
Часто можно было наблюдать такие сцены. Вот хорошо одетая дама передает батюшке пакет, а он тут же благословляет его заплаканной женщине в стареньком платье. Первая невольно вскрикивает: «Да ведь там же пять тысяч рублей!» (по тем временам сумма огромная) – а на это слышит тихое: «Вот ей-то они и понадобятся».
С раннего утра до поздней ночи о. Иоанн был на людях. У него не было частной, «своей» жизни. Кто только не обращался к нему: генералы и рабочие, ученые и врачи, бедняки и студенты, монахи и миряне. Прозорливец, одним он говорил, в чем их жизненное призвание, других утешал, третьих обличал с любовью. Возвращаясь домой, он обнаруживал, что его ожидает множество людей, а на рабочем столе, как обычно, сотни писем и телеграмм, и во всех – просьбы о помощи, о молитве за тяжелобольных, о людях, попавших в беду.
И о. Иоанн молился о каждом. «Посторонней» беды для него не существовало. В Кронштадте он ходил по домам, исповедовал, соборовал и причащал больных. Часто ездил и по России, для того чтобы помочь простым людям, поддержать и наставить монахов и мирян. Пожертвованные ему деньги батюшка непрестанно рассылал по приютам и бедным монастырям.
Усилиями и молитвой кронштадтского пастыря был спасен, например, монастырь в Вирове, создававшийся трудом и слезами нескольких насельниц. Последующая история этой обители явила один из ярких примеров русского женского монашества. В первые годы сестры жили впроголодь, однако матушка Анна, настоятельница монастыря, взяла за правило не отказывать никому из просящих: брала деньги в долг у местных помещиков и передавала их бедным семьям, без числа принимала больных, беспризорных детей, одиноких стариков, нищих, и при этом без различия вероисповедания. Встал уже вопрос о закрытии обители за неимением средств, как вдруг на имя матушки пришло письмо от о. Иоанна Кронштадтского с весьма внушительной суммой, а затем потекли пожертвования из Петербурга, Варшавы; наконец, вмешался и сам Государь, сделавший значительные пожертвования монастырю из личных средств своей семьи. И сколько было подобных примеров!
Во время летних путешествий о. Иоанна на теплоходе люди, сопровождавшие его, не переставали удивляться: в каждом городе, на каждой стоянке батюшку ожидали «его дорогие» – те, с кем его связывали личные, духовнические отношения. Это был поистине всероссийский пастырь.
При этом батюшка находил время и для работы внутренней, чтобы при такой занятости не разорить, не привести в запустение собственный «садик». Его дневник, легший в основу книги «Моя жизнь во Христе», – образец необыкновенно трезвенного, требовательного к себе отношения, важного и для священника, и для любого верующего человека. Видно, как о. Иоанн старается избегать всего греховного, суетного и недостойного не только в наружном поведении и обращении с другими людьми, но и в помыслах, чтобы ничем не оскорбить Господа и не воздвигнуть труднопроходимой преграды на пути молитвенного к Нему обращения. Дневник о. Иоанна – это вместе с тем и один из самых ярких в православном наследии последнего времени примеров неиссякаемой духовной радости, возможной только при нерасторжимой жизни в Боге, полной и доверительной преданности Христу.
Без сапог
За всем этим были годы жизни трудные, но и радостные. Отец Иоанн родился в селе Сура Архангельской губернии в бедной благочестивой семье. С молодых лет он решил стать приходским священником, и его желание осуществилось. Окончив Архангельскую духовную семинарию, а затем Санкт-Петербургскую духовную академию, он стал священником Андреевского собора в Кронштадте.
Первое время ему и его супруге Елизавете Константиновне приходилось нелегко: скромное жалованье о. Иоанна почти целиком уходило на «особые случаи»: то болеют дети в рабочей семье, то надо поддержать вдову, то помочь инвалиду. Бывало, перед возвращением батюшки со службы к его жене приходили соседи: «На, Лиза, обувку. Твой сегодня снова без сапог придет». Сапоги оказывались отданы кому-нибудь из нищих. На опасения домашних, как бы им при отзывчивости о. Иоанна не остаться в крайней нужде, он отвечал: «Я священник, чего же тут? Значит, и говорить нечего – не себе, а другим принадлежу».
Спустя годы «доброжелатели» упрекали его за нарядные рясы. История же с рясами была такая: не желая обидеть тех, кто хотел его отблагодарить, о. Иоанн, при чрезвычайной личной воздержанности, надевал то, что ему дарили: будь то «знак признательности» от важного лица или «плоды девичьего творчества с узорами и завитками». В нем не было показного смирения. Подвижник среди мира, он жил ради Господа, а не ради похвалы человеческой.
«В строй!..»
На рассвете при первых лучах солнца из грязных «щелей» начинала выходить кронштадтская голь. Спешили к дому о. Иоанна, и у всех на уме: «Не опоздать бы, ведь если он ушел – впереди день голодовки». Без него половина из них давно бы извелась от голода. На вопросы приезжих, куда они бегут в такую рань, нищие отвечали: «В строй, к раздаче!».
Возле дома батюшки раздавались голоса: «Стройся, стройся!» В пять минут образовывалась длинная лента из человеческих фигур, примерно в полверсты. Стояли по трое в ряд. Около шести утра выходил о. Иоанн, отдавая поклон своим «детям». Каждый двадцатый получал один рубль для раздела с девятнадцатью коллегами. По самым умеренным подсчетам, число бедняков, живших на счет о. Иоанна Сергиева, достигало тысячи человек. Независимо от утренней и вечерней «раздачи» на средства кронштадтского пастыря были устроены «дом трудолюбия», состоявший из нескольких мастерских, с часовней и домовой церковью, ночлежный приют и 12 благотворительных заведений.
Содержание приютов, лечебниц и мастерских при «доме трудолюбия» обходилось о. Иоанну в 50–60 тысяч рублей ежегодно. Позднее «дома трудолюбия» были открыты еще в 20 городах России. Батюшка не отмахивался от людей «отверженных», а старался им помочь, занять работой и дать средства к жизни. В «доме трудолюбия» бедняки получали помощь уже не как подаяние, а именно как плату за труд.
Подопечные о. Иоанна привыкли смотреть на заботу о них как на что-то должное, «законное». Если иногда случалось, что при разделе «строй» получал по две копейки на человека вместо ожидаемых трех, раздавались громкие протестующие голоса: «Не брать, ребята! Этак завтра он по копейке даст. Митрич, ступай депутатом к батюшке; скажи, что меньше трех мы не берем».
Отец Иоанн терпел и это. Но настоящее отношение бедняков к своему благодетелю обнаруживает следующий случай.
Как-то один приезжий протянул милостыню старику с высохшей рукой – по нетрудоспособности тот почти двадцать лет жил подаянием о. Иоанна.
«Оставь себе или дай вот им. Я не нищий, моя правая рука высохла, а левая не принимала еще милостыни».
«Да ведь ты же двадцать лет…».
«Ложь! Двадцать лет меня питает отец Иоанн… Ты даешь мне двугривенный, как нищему, а отец Иоанн дает мне, как родному; как друг, дает любя… Он тысячу рублей дал бы нам, если бы нас меньше было, для него деньги не имеют той цены, как для вас, господин».
Молитва
О действии молитвы о. Иоанна Сергиева сохранилось множество свидетельств. Известны случаи, когда он буквально поднимал людей с одра болезни. Но еще более знаменательны примеры оказания им духовной помощи. Вот только один из них.
Однажды на стол батюшке легло письмо из дальнего уголка России. Обеспокоенные тем, что любимый всем городом доктор, безвозмездно лечивший неимущих, остается равнодушным к вере и ждет «позитивных доказательств», жители просили о. Иоанна помолиться о спасении этого человека. Из Кронштадта пришла телеграмма: «Молюсь. Ждите. О. Иоанн».
В ту ночь врач проснулся от ощущения присутствия «чужих». К утру его полумертвым на шли на пороге дома. Оказалось, что до самого рассвета бесы, которых он увидел воочию, не давали ему ни минуты покоя, но он не мог найти выхода. Поездка к о. Иоанну изменила его жизнь – он стал священником и продолжал служить в Подмосковье даже в годы открытых гонений на Церковь, не боясь ничего.
Проповедь покаяния
Возможно, самое сильное впечатление на современников производило то, как батюшка исповедовал. При большом скоплении народа частная исповедь была невозможна, а не допустить людей до причастия о. Иоанн считал неоправданным. И он исповедовал всех собравшихся одновременно!
Несколько тысяч человек, повинуясь его слову и молитве, переживали, оплакивали свои «тайные», каялись молча и открывали грехи во всеуслышание. Это был не гипноз. Напротив, люди приходили в чувство, как после долгой летаргии. Случалось, что плакал и сам о. Иоанн – за их души, сбитые с толку безграмотностью, пьянством… Плакал о каждом как об образе Божием, искалеченном, оскверненном грехом. Но какая теплота входила в сердце, когда, наконец, делая ударение на каждом слоге, батюшка говорил: «Слушайте. Теперь буду читать вам молитву раз-ре-ши-тельную!» Всем им, плакавшим, как дети.
Призыв к покаянию звучал в словах о. Иоанна постоянно. Он был из тех пастырей, которые, прозревая грядущие беды, старались удержать Россию на краю пропасти – охлаждение к вере, несоблюдение постов, растление влекли страну к несению невольных скорбей. Часто о. Иоанн призывал молиться о Государе: «Храните верность Царю православному. Придут другие – жестокие, в России потекут реки крови». Сбылось и его позднее пророчество о губернии, где нашла мученическую смерть Царская семья: «Над Пермью навис черный крест».
Современникам о. Иоанн Сергиев запомнился как человек удивительно светлый. Любовь, милосердие и сострадание его к ближним допускали строгость только в одном: служить Богу в духе и истине, избегая всякой примеси лести и обмана.
Перечитывая жизнеописание святого пастыря, свидетельства о его проповеди и силе молитвы, стоит задуматься и о дне сегодняшнем. Ведь и тогда, когда слово о. Иоанна звучало, как колокол, услужливая мысль «мудрецов мира» отвлекала людей от возможности приближения к роковой черте, за которой уже не было Великой России…
