Живые Кижи

Живые Кижи
Фото: Сергей Ломов
Международный детско-юношеский литературный конкурс имени Ивана Шмелева «Лето Господне» проводится Издательским советом Русской Православной Церкви. К участию в нем приглашаются учащиеся 6–12 классов общеобразовательных и православных школ, гимназий и колледжей России, стран СНГ и зарубежья. Сегодня мы публикуем работу Дарьи Зыковой - финалистки VIII сезона Конкурса среди учеников 10-11 классов

ДАРЬЯ ЗЫКОВА

МБОУ лицей 22 "Надежда Сибири"
(Новосибирская область)
Педагог: Исупова Маргарита Александровна

Живые Кижи

Заочный этап

– Мы, – говорил Шульгин, – держим в своей памяти века.
Вся история мира, воображение, человеческая мысль –
все это хранится в памяти и заставляет работать наш разум.
Если бы не было памяти, мы бы жили, как слепые кроты.

К.Г. Паустовский «Беспокойная юность»

Осень – ожидаемое время года на Онежском озере. Солнце согревает лучами уже засыпающую землю, подсвечивает убранство невысоких деревьев– золотые, бордовые, розоватые листья. Маленький городок на севере Карелии окутан тишиной. В безлюдных парках разлиты тысячи разноцветных красок: проскальзывающие сквозь листья лучи игриво поблёскивают, смешиваются в свежем осеннем воздухе. Магия света завораживает. Но беспощадные ветры срывают листву, и она, кружась в недолгом танце, печально ложится на землю.

На озере штормы. И невозможно предугадать погоду даже на час вперёд: волны с силой разбиваются о борт катера, то ли торопя по дороге к острову Кижи, то ли остерегая, уговаривая остаться.

Не спеша следую за небольшой группой туристов, вдыхаю уникальный воздух. Запах сена, северных ветров, иван-чая и домашней сдобы, кажется, был здесь всегда. Он манит вглубь острова. Удивительно солнечный день. Подойдя с группой к церкви Преображения Господня, я замечаю мужчину, стоящего поодаль, прислушивающегося к словам экскурсовода. Невысокий, в тонкой куртке не по погоде и в потертой клетчатой рубашке на выпуск, он резко контрастирует с девушкой из туристической фирмы, радостно щебечущей о недавнем визите фотографов, оценивших реконструкцию здешних деревянных построек. Его светлые, будто выгоревшие глаза, выдают человека пожившего, чья мудрость досталась немалой ценой. Морщины на высоком лбу, хмурое лицо.   Поджав губы и покачав головой, он отвернулся от нас и зашагал к храму. «Смотритель», - поняла я.

Группа во главе с улыбчивым экскурсоводом двинулась дальше, а я, поддавшись любопытству, незаметно отбилась от них, направляясь к хмурому смотрителю. Он стоял на крылечке и раскуривал сигарету. Справившись, он выдохнул облако дыма, и замер, глядя вдаль, словно видел что – то, известное только ему одному. Заслышав скрип деревянных ступеней, он повернул голову и тут же затушил сигарету, разгоняя дым рукой.

Некоторое время мы молчали, облокотясь на перила. Взгляд его снова обратился к Онежскому озеру, а я не мешала, стесняясь задать вопрос. Смотритель заговорил сам.

- Видишь те берёзы на островах? Так вот им по сорок лет, молодые ещё. Вспахано все было, обжито. Клочка земли без дела не было. Когда сюда старообрядцы бежали, обжились - яблони посадили…Зацвели острова.

Северные ветры легко пробегают в кронах деревьев, срывая желтые листья, унося их вдаль.

- Расскажите про церковь, пожалуйста, - набравшись смелости, тихо попросила я.

Мужчина усмехается, окинув взглядом незатейливое крыльцо, на котором мы стоим. И рассказывает, как построили ее на месте предыдущей, сгоревшей, всего за несколько лет. В здешних местах жили зажиточные по тем временам люди, истово верившие в Бога и совершавшие кровавые языческие обряды. Север делал людей суровыми, строгими, сильными. Овеянные ветрами, омытые штормами, они делались как скалы, в тяжких трудах обживали эту землю, как корабельные сосны, пускали корни в расселины камней. Выживали. Были великими мастерами и умельцами. Задумали построить храм– и создали настоящее чудо. Церковь собрана без единого гвоздя и обращена во все стороны лицевой стороной, и вся земля под ее защитой. Уникальный памятник архитектуры, в котором отразилась практичность северных народов и чуткое восприятие красоты живого дерева. В деревянной чешуе - исконное поморское представление о воде, дающей жизнь и пищу, и хозяине озёр Ахти. Внутри – восстановленные лики святых и библейские сцены. Тонкая работа, сделанная на заказ. С горечью смотритель говорит об утраченной росписи купола:

- Тяжелое было время. Холодное. Сожгли образа, все по дереву писалось. Сожгли, чтобы выжить…И фрески не спасли. Недоглядели. Теперь возвращать надо.

Мужчина вдруг как-то резко замолкает, словно смутившись своей откровенности.

- Ты не подумай… Экскурсоводы у нас хорошие. Некоторые даже с Москвы. Говорят, образованные. Но может ли человек, проживший здесь два месяца, рассказать о Кижах? У нас тут каждое бревнышко и камень – историческая ценность. У каждого озера своя душа. Они всё помнят: от наместников при императорах до фашистов. И нас с тобой переживут. Вот она, настоящая ценность, настоящая история. Она здесь в мелочах и людях. А не в сухих цифрах и датах постройки, замысловатости стилей, которые никак не могут определить. История эта в памяти. Её надо душой слушать, проживать. А на бумаге вон оно что – построена, открыта… То ли мы передадим следующим поколениям? Я не знала, что ему ответить. Но понимала его боль. Молчание наше заглушил особенно сильный порыв ветра, донесший запах иван-чая. На пристани над костром повесили котелок, заваривали чай.

Вернулись ли я когда – нибудь сюда? Неизвестно. Но живые Кижи отныне останутся во мне.