Жизнь моя – Сретенский монастырь

Иеродиакон Серафим (Чернышук)

ризничий монастыря, регент народного хора

Скит

Помимо того, что уже в самые первые годы начиналась грандиозная стройка — переделывали корпуса, укрепляли фундаменты, надстраивали этажи, — одновременно создавался в Рязанской области монастырский скит. Местный колхоз развалился окончательно, и местные жители пришли к отцу Тихону просить, чтобы он взял их под свою опеку. Он долго отказывался, но затем, испросив благословения у архимандрита Иоанна (Крестьянкина), все-таки согласился.

Скит располагался на территории бывшего поместья генерала А.П. Ермолова, которое находилось в это время уже в очень плохом состоянии. Пока отстраивалось здание скита, мы с братией останавливались в маленьком одноэтажном домике напротив усадьбы. Это был обычный деревенский кирпичный домик в две-три комнатки. Во дворе стояла беседка — скорее даже навес: крыша и пол, и мы навыкли ночевать там в теплую летнюю погоду. Несмотря на бытовые сложности, думаю, это было самое счастливое время для всех насельников обители. Ярко ощущалась какая-то всеобщая радость, братская любовь, непосредственность и единодушие: вместе читали вечерние и утренние молитвы, совершали монастырское правило, ходили на службы и послушания.

Когда скит выстроили, его первыми начальниками стали иноки Алексий и Георгий, и надо сказать, им удалось привнести в него настоящую жизнь. Все мы ездили туда с удовольствием. Не каждый тогда имел возможность получить отпуск, а поездка в скит могла заменить даже отдых на курорте. Не устану повторять: бытовых трудностей было очень много, но была в то же время большая радость от ощущения какой-то особой полноты жизни, от общения с братией, от душевной близости друг к другу.

Под музыку камня

Один насельник так обозначил тогдашнюю непрерывную стройку в монастыре: «Мы живем под музыку камня». Действительно, здесь постоянно что-то сверлили, долбили и пилили, во дворе работали экскаватор и кран, стучали отбойные молотки, стройка шла день и ночь.

В 1999 году в стенах обители открылось Сретенское духовное училище, и первые его студенты иногда вместо занятий (аврал есть аврал!) разгружали кирпич. Зачастую он был еще горячим! Нам не успевали приносить новые перчатки, потому что они моментально рвались. Приходилось надевать по три пары сразу, но они все равно рвались — рвалась и кожа рук...

Неведомая сила

Случаев разных тогда произошло много! Однажды мы выносили мусор при отстройке братского корпуса. С него сняли крышу, вырыли перед фундаментом ров, сделали внизу опалубку, залили бетоном, поставили арматуру и перекрыли этот ров листами железа. Внутри здания рабочие ломали перекрытия, стены — все это было еще дореволюционной постройки: старое дерево, набросанная на обрешетку штукатурка... И пыль, конечно, стояла столбом — лица приходилось полностью закрывать повязками.

Работа была довольно тяжелой, утомительной, и мы часто посылали кого-нибудь в магазинчик за утешением: газированной водой, соком, пряниками и тому подобным. Когда посыльный со всем этим «богатством» возвращался, мы бросали носилки, лопаты и садились кто куда — на ту же кучу мусора. Сидим — уставшие, но довольные: вкушаем пряники, запиваем соком, смеемся, отдыхаем.

В очередной раз мне не хватило места рядом со всеми, и я, совершенно не подумав, сел на листы железа, прикрывавшие ров. Лист подо мной, разумеется, прогнулся, и я полетел вниз... Вдруг какая-то неведомая сила подхватила меня и подняла вверх — я, можно сказать,

оттолкнулся от воздуха. Никто из окружающих не заметил моего кульбита.

Обернувшись, я посмотрел туда, куда должен был неминуемо упасть: лист железа лежал на дне четырехметрового рва, между острейшими штырями арматуры. На секунду я представил, что могло бы со мной случиться... Несколько дней я не мог прийти в себя. Меня

кто-то спас — я буквально посмотрел смерти в глаза: лист железа упал, а я остался наверху.

***

Зураб Михайлович Чавчавадзе

генеральный директор Благотворительного фонда святителя Василия Великого, директор одноименной православной гимназии, прихожанин Сретенского монастыря и духовное чадо владыки Тихона

Встреча

В начале 1980-х годов в Москве прошел слух о двух последних оставшихся в живых послушницах Дивеевского монастыря, которые якобы проживали вблизи этой обители. Сообщался даже точный адрес: Дивеево, ул. Лесная, 17. Речь шла о двух родных сестрах Марии и Марфе, которые, во-первых, по особенностям своего характера будто бы полностью соответствовали одноименным евангельским персонажам, а во-вторых, хранили у себя личные вещи преподобного Серафима Саровского: рукавицу, чугунок, в котором преподобный хранил сухарики, и массивный крест — благословение матери.

Мы с женой собрались в паломническое путешествие и, добравшись до Дивеева, стали отыскивать дом 17 по Лесной улице. Дома пронумерованы не были, поэтому мы решили справиться у двух молодых людей, перестилавших крышу на какой-то деревенской бревенчатой баньке. Один из них спрыгнул на землю, представился Гошей и ввел нас в эту самую баньку, которая, как выяснилось, и служила жилищем для дивеевских послушниц.

Гоша оказался будущим архимандритом Тихоном. А второй молодой человек, Игорь Винниченко, его сокурсник по ВГИКу, стал впоследствии отцом многодетного семейства и возглавлял основанную им самим воскресную школу в городе Волжске. Этим днем мы и датируем начало нашей дружбы, которой теперь уже больше тридцати лет.

В тот год Гоша защищал диплом на сценарном факультете ВГИКа, но вовсе не планировал работать по специальности, твердо решив ступить на монашеский путь. Он отправился в Псково-Печерский монастырь, стал там послушником и обрел наставника в лице великого отца Иоанна (Крестьянкина).

Я часто приезжал к нему в монастырь и всегда замечал, с какой радостью он нес все послушания, среди которых были и не самые приятные, особенно на скотном дворе, где ему приходилось чистить коровники. С умилением наблюдал я за поведением огромного быка, наводившего ужас на монахов не только своими размерами, но и налитыми кровью глазами — мало кого он впускал в свое стойло, но Гошу вынюхивал издалека и всякий раз призывно мычал. Стоило Гоше подойти к нему, и бык, словно ласковый щенок, принимался тереться о его руку.

Как ни старались вгиковские профессора, пророчившие Гоше великую славу, вытащить его из этого новообретенного и вожделенного для него мира, ничего у них не получалось — нередко благодаря монастырскому начальству, заступавшемуся за своего послушника. Но когда я замечал со стороны этого начальства чрезмерную строгость и несправедливую придирчивость к Гоше и говорил, что нельзя допускать столь незаслуженные обиды, он успокаивал меня:

— Неужели ты не понимаешь, что они учат меня смирению? Я должен им руки целовать за такое попечение о моей душе!

Сретенский монастырь и судьба отца Тихона

Когда отец Тихон пришел возрождать Сретенский монастырь, там не было даже забора, который огораживал бы храм от проезжей части Большой Лубянки. До него тут обосновалась община так называемых неообновленцев, установивших свои правила: в храме не было ни икон, ни подсвечников, а вместо царских врат стояла какая-то двустворчатая калитка.

Патриарх Алексий II благословил отца Тихона отслужить здесь первую службу в канун Сретения Господня. Мы с отцом Тихоном приехали к началу всенощной и обнаружили на двери храма огромный замок. Выяснилось, что бывший настоятель храма отправился служить в соседнюю церковь. На просьбу передать нам ключи от замка он ответил категорическим отказом. Тот февральский вечер выдался на редкость морозным, и тем не менее отец Тихон принял решение служить всенощную под открытым небом прямо у закрытых дверей храма.

Помню, что при елеопомазании мы прикладывались к его руке, словно к куску льда. На следующее утро бывший настоятель все же открыл храм и согласился, чтобы отец Тихон сослужил литургию вместе с ним. Причащали людей из двух чаш: бывший настоятель причащал свою паству, а отец Тихон — свою. В тот день я не причащался и обратил внимание, что в нашей очереди к чаше стоял какой-то незнакомый мне человек, которому отец Тихон отказал в причастии. Тогда незнакомец перешел в другую очередь, где благополучно причастился. Позже отец Тихон объяснил мне, что не причастил его, потому что тот признался в принадлежности к григорианскому вероисповеданию.

Среди чудес, которые происходили и происходят в Сретенском монастыре, главное чудо, по моему мнению, — это судьба отца Тихона. По меркам человеческой логики, личность, формировавшаяся в атеистической среде — дома, в школе и в богемном окружении творческого вуза, — не имела ни малейшего шанса ступить на узкий путь собственного спасения, а тем более, помогать находить дорогу к храму другим людям.

Двадцать лет назад средний возраст насельников Сретенского монастыря едва превышал 25-летний порог. Я плохо знаю судьбу каждого из тех, кто вливался тогда в монастырскую братию, но уверен, что в их случаях тоже не обходилось без чуда — чуда встречи со Христом, в корне менявшей представление о смысле человеческого существования и звавшей на праведный путь к горнему свету.

Материал и иллюстрация предоставлены издательством Сретенского монастыря