Книге Татьяны Раровой «Юродивый. Преподобный Гавриил (Ургебадзе)» присуждено третье место в номинации "Первая авторская книга" Открытого конкурса изданий "Просвещение через книгу" 2020 года
…я увидел на совершенно чистом небе большой крест,
разрезающий небеса до самого горизонта.
Я тогда не знал, а сейчас знаю, что это был мой крест,
который я должен был взвалить на себя и нести на свою голгофу…
Старец Гавриил (Ургебадзе)
Каким рос будущий чудотворец
Годердзи (так звали будущего архимандрита Гавриила) родился 26 августа 1929 года в столице Грузии Тифлисе, в районе Навтлуги, на улице Тетрицкаройской, 11. Его отец, Василий Михайлович Ургебадзе, уроженец села Какабети в Кахетии, был убежденным коммунистом и в ту пору занимал должность председателя Навтлугского (Мамукианского) сельсовета. Как представитель власти он «раскулачивал» состоятельных крестьян и участвовал в борьбе с Православной Церковью. По его инициативе в поселке была разрушена молельня. Однако 31 марта 1931 года в местном трактире его убили неизвестные. Кроме полуторагодовалого Годердзи сиротами остались дочь Эмма шести лет и четырехлетний сын Михаил. После смерти отца в память о нем маленького Годердзи в семье стали называть Васико.
Мать будущего чудотворца, Варвара, появилась на свет в Тбилиси, когда ее родители находились там проездом. Семья была многодетной и не имела возможности воспитывать новорожденную. Через несколько дней после рождения девочку удочерили супруги-армяне Артем и Варвара Гаспарян, которые воспитали ее как родную дочь, скрыв настоящее происхождение малышки. Девочка имела необычную для грузинки внешность: миниатюрную фигуру, белокурые волосы и синие-синие глаза. Она выросла верующей в Бога, но не очень религиозной, однако ненавидела всякую неправду и много помогала нуждающимся семьям, особенно в голодные военные годы. Эти качества унаследовал от нее и будущий отец Гавриил. В возрасте четырнадцати лет Варвару выдали замуж, а после гибели мужа двадцатилетняя женщина с тремя малолетними детьми стала единственной кормилицей семьи, которая едва выживала на скромные доходы от продажи Варварой сладких напитков перед тбилисским оперным театром.
В 1935 году она сочеталась вторым браком с армянином Михаилом Никитовичем Джигитяном, который был старше жены на тридцать три года. Михаил работал директором швейной мастерской, а после войны его перевели в военный поселок Кухети на должность директора пекарни. В 1936 году у супругов родилась дочь Джульетта. Когда Михаил Никитович умер от воспаления легких, семья долгое время жила впроголодь. Замуж больше Варвара не выходила, а в старости через сорок дней после кончины младшего сына, архимандрита Гавриила, приняла монашеский постриг с именем Анна. Умерла 26 апреля 2000 года, в среду Страстной седмицы, и была похоронена во дворе женского монастыря Самтавро, рядом с сыном, в гробе, который он ей завещал.
Будущий старец рос в доме матери, стоявшем рядом с храмом XIX века, освященным в честь великомученицы Варвары (где он и был крещен). Дети часто играли прямо во дворе церкви, так как ограды там не было, и видели торжественные крестные ходы и богослужения. Васико с ранних лет безудержно стремился к Христу, и все, что наблюдал в храме, воспроизводил среди сверстников, но им это не было интересно. В возрасте четырехпяти лет родственники и соседи начали замечать мальчика за строительством домиков из камешков, которые Годердзи, радуясь, называл церквями. Он сажал в них кукол, именуя их «Господними Ангелами» и иконами святых, зажигал спички, заменявшие свечи. Соседка отца Гавриила, Женя Кобелашвили, вспоминает: «Мы вместе ходили в детский сад, не помню, чтобы кто-нибудь делал ему замечания. Он постоянно сидел в углу и из спичек строил церкви. Для него это было любимым занятием. Не помню, в какие точно дни он не ел молочной каши. Был голод, и все удивлялись, что он отказывается от еды. Он вообще мало ел, часто даже не притрагивался к пище».
Старшая сестра старца так оценивает этот период жизни брата: «К удивлению старших, будучи еще ребенком, он проявлял большой ум и смекалку. Мы поздно поняли, что Гавриил уже с детства был настоящим святым, Божьим человеком… Никогда он в развлечениях и играх со сверстниками не участвовал, любил сидеть в одиночестве и думать про себя. Его серьезность всех удивляла, и поэтому взрослые, которые жили по соседству и знали его, обращались с ним как со взрослым. Мать удивлялась такому его характеру и иногда намеренно отпускала его на улицу – она хотела, чтобы он пообщался и поиграл с детьми, но безуспешно: Васико садился поблизости и отстранялся от игры. Только одно странное развлечение было у него. Он брал в руки длинную палку, поднимал ее высоко и бежал. Все летавшие вокруг птички окружали высоко поднятую палку и с щебетанием следовали за ним. Божьи творения не боялись его. Многие старались подражать ему, но ни у кого не получалось».
Когда Васико исполнилось шесть лет, его записали в 24-ю мужскую школу (ныне 85-я средняя школа), расположенную близ дома. Среди сверстников его выделяли живой ум и любознательность, а за добрый нрав одноклассники сразу его полюбили.
Однажды маленький Васико сподобился чудесного видения креста. За несколько дней до смерти архимандрит Гавриил вспоминал ту пору своего детства: «Я сидел на втором этаже, на балконе, задумавшись, когда мне как бы послышался внутренний голос – „посмотри на небо“. Я встал, подошел к краю балкона, посмотрел наверх и увидел на совершенно чистом небе большой крест, разрезающий небеса до самого горизонта. Я тогда не знал, а сейчас знаю, что это был мой крест, который я должен был взвалить на себя и нести на свою голгофу во имя любви к Богу и ближнему». А начался крестный путь отца Гавриила с, казалось бы, случайного события. Когда ему было семь лет, он стал свидетелем ссоры соседей, в которой один в сердцах сказал другому: «Что ты меня распинаешь, как Христа?» Васико спросил соседа: «Кто такой Христос и за что Его распяли?» Сосед ответил: «Я ничего не знаю, случайно вырвалось! Пойди в церковь, там увидишь распятого Христа, и там тебе все расскажут».
Храм великомученицы Варвары в то время был закрыт, и власти приставили к нему сторожа. Васико, отыскав его во дворе церкви, обратился с вопросом: «Я хочу знать, кто был Христос и почему его распяли на кресте». Сторож решился открыть ребенку церковь, подвел его к распятию Спасителя и сказал: «Вот Христос, которого распяли». Васико оцепенел от жестокости людей и обратился ко Христу с болью и состраданием: «Почему Тебя распяли?» Сторож, увидев наполненные болью и слезами глаза ребенка, сказал ему: «О распятии Христа написано в книге, повествующей о Нем».
Васико начал копить деньги, чтобы купить заветную книгу. Отчим, когда посылал его за покупками, дарил пасынку мелочь. Вскоре у него набралось семьдесят рублей. Затем, как вспоминал отец Гавриил, «там же, вблизи дома, в Навтлуги, пошел покупать книгу, повествующую о Христе. У каждого продавца книг спрашивал, но они отвечали мне отказом. Опечаленный, я пошел обратно. Вдруг кто-то спросил меня: „Что ты здесь ищешь?“ Я повернулся и увидел одетого в белое белобородого старца. Сказал ему, что ищу книгу о жизни Христа. „Есть у меня эта книга!“ – ответил он, достал ее и подал мне. Я спросил, сколько стоит. „Семьдесят рублей“, – ответил старец. Я обрадовался, так как именно столько у меня и было, ни больше ни меньше. Заплатил ему, взял книгу и, обрадованный, пошел домой. Когда отошел немного, решил взглянуть на книгу и прочел: „Евангелие“. Подумалось: „Хотел купить книгу о жизни Христа, а здесь написано: „Евангелие“… Не обманулся ли?“ Вернулся, но старца там уже не было. Тогда я спросил у стоявших там же, не видели ли они продавца этой книги. Мне ответили, что они никого не видели».
Евангелие открыло для Васико дверь в вечную жизнь. С этого дня и до смерти он проникся желанием жить только для Христа. Мальчик читал свое Евангелие каждый день, и ничто другое его не интересовало; уроки он лишь просматривал, чтобы не отнимать у себя много времени. Перед сном в своей комнате он долго молился перед иконами. Спал, лишая себя удобств, иногда – съежившись в углу комнаты.
Васико с детства любил уединяться. Став старше, построил во дворе дома келью и перешел туда жить. Мать, жалея сына, в его отсутствие принесла в келью подушку. Когда Васико вернулся и увидел подушку, он изрубил ее топором, а матери строго сказал: «Зачем ты принесла мне подушку? Господь наш Иисус Христос был таким бедным, что даже не имел места, где приклонить голову. Забери подушку и не приноси мне ничего без моего разрешения».
Малейшее насилие над живым существом Васико считал хулением Христа и, насколько хватало сил, противодействовал ему. Это нередко становилось поводом для шуток окружающих. Брат старца вспоминал, как Васико, жалевший попавших в мышеловку грызунов, достал у соседа что-то наподобие клетки, которая пойманную мышь сохраняла невредимой. По этому поводу брат подшучивал над ним: дескать, этой мышке, которую ты отпустил на поруки, нужно было бы повязать красную нить для будущего опознания.
Васико, с детства отважно боровшемуся со злом в разнообразных его проявлениях, в двенадцатилетнем возрасте явился демон. Старец вспоминал: «Ночью, когда я спал, внезапно проснулся и увидел перед собой во весь рост демона с отвратительным лицом. Он смотрел на меня в гневе. С Божьей благодатью я не испугался, напрягся, но ничего не предпринял для его изгнания. Только с удивлением смотрел на него. Он закричал на меня: „Это ты тягаешься со мной?!“ и ударил меня кулаком по голове». Утром мать нашла сына в обмороке и вызвала врачей, но в сознание он пришел лишь силой Божией благодати. В этом испытании будущий монах укрепился духовно, что подтверждают слова самого отца Гавриила: «Когда я увидел демона, тогда моя вера во Христа полностью окрепла. Так как сказал, если сатана существует, Бог – тем более. И к тому же, о ближний, я увидел и оценил человеческую красоту».
Уже в отрочестве будущий старец являл чудеса веры. Об одном из них рассказала монахиня монастыря Самтавро матушка Пелагия (Ксоврели), отец которой дружил с отцом архимандрита Гавриила: «Случилось так, что отец Годердзи (так звали старца Гавриила в детстве) принял участие в разрушении храмов. <…> Потом Годердзи, подростку, сказали: „Твой отец разрушал храмы, а теперь ты иди и восстанавливай“. Он пошел и стал очищать от каменных глыб разрушенную церковь святого Георгия. Мой дядя увидел однажды его за этой работой и спросил: „Что ты делаешь?“ Годердзи ответил: „Мне сказали, что мой отец разрушал храмы, а я теперь должен потрудиться и восстановить их“. Дядя возразил: „Но ты же еще маленький и слабый! Как ты переместишь эти тяжелые камни? Я чемпион по борьбе в нашем районе, но и мне это не под силу“. Годердзи предложил: „А ты все же попробуй, может, поднимешь этот камень!“ Дядя попробовал, но не смог сдвинуть камень с места. Тогда Годердзи сказал: „Давай покажу, что может Христос“. Он перекрестил глыбу „Во имя Христа“, поднял и водрузил вместе с глыбами, сложенными за собором. Удивленный дядя произнес: „Слава Господу, что показал это чудо! Есть еще у Христа на этой земле избранные Им люди“. Наша семья была верующая, религиозная, но из-за того злополучного коммунистического режима, когда верующих убивали и арестовывали, они испугались и не стали больше посещать церковь и соблюдать пост. А мой дядя с того дня опять начал ходить в церковь и поститься. Вспоминаю также, что до этого происшествия Васико сказал: „Мне явился святой Георгий и поручил уборку своего храма“.
И еще помню, только что началась Вторая мировая война, и несчастные люди, которые никаких вестей с фронта о своих детях и мужьях не получали, шли к нему, говорили, что у него есть ответы. Отец Гавриил, которому тогда не было и двенадцати лет, всем давал соответствующие ответы и проповедовал: „Ходите в церковь, не отрывайтесь от Христа и не потеряйте спасения души“. Многие тогда начали ходить в церковь, а на вопрос, откуда он знал так безошибочно ответы на вопросы каждого, он отвечал: „В этом нет ничего от собственного я, Господь дает мне разумение, и это не мое, а Его дело, прославляйте Его“.
Видно, все это обременяло его, так как люди по-своему уважали его, и то ли из смирения, то ли из-за борьбы с недобрыми помыслами, вызванными уважением к нему, он иногда совершал странные вещи. Увидев поблизости скопление мусора, подходил и садился прямо туда, говоря при этом громко: „Не забудь, Васико, что ты – этот мусор, и не очень-то кичись “. Члены семьи, узнав об этом, гневались на него и строго наказывали. Люди, разумеется, не понимали причину такого его поведения, однако воздерживались от насмешек и оскорблений».
Еще одна особенность обнаружилась в Васико в том же возрасте. В то время в районе Навтлуги были только частные дома. Жители, которые, несмотря на преследования, не посмели выбросить иконы, прятали их дома на чердаке или еще где-то и время от времени навещали их и оказывали им почести. Некоторые из этих людей по прошествии времени умерли, а следующее поколение перестало ухаживать за святыми иконами, некоторые же отошли от веры и не относились к святым иконам с должным почтением. К таким подходил Васико и говорил: «У вас дома (точно указывал место) покоится икона, так вы или относитесь к ней с должным почтением, или отдайте мне, и она будет у меня. А если потом опять пожелаете почитать ее, приходите – я с радостью верну ее вам». Некоторые раскаивались и говорили: «Нет, оставим при себе и будем обращаться с ней почтительно». А некоторые, не желая почитать иконы, выносили и отдавали их Васико. Но одно было общим – все были удивлены этим и говорили: «Вот чудо, откуда он знал, где мы храним икону? Поистине странный ребенок!».
Стремление к участию в церковной жизни и духовному руководству привело Васико в храм преподобного Давида Гареджийского на горе Мтацминда (то есть Святая гора). Он ходил туда ночью пешком и до утра сидел у храма, дожидаясь начала литургии. Местный священник дал отроку первые наставления в духовной жизни, здесь святой впервые ощутил благодатную силу церковных таинств, богослужения, изучил язык богослужебных книг и основы духовных песнопений. По словам сестры отца Гавриила, Джульетты, «мальчик очень любил церковь преподобного Давида Гареджийского, все убирал там – кладовые, подвалы. К Причастию так готовился, что к шести утра он пешком уже поднимался туда: „Завтра должен причаститься в церкви святого Давида“. И это было для него величайшим праздником».
Однако родные не одобряли столь сильного стремления подростка к вере. Мать говорила ему: «Ты что, не человек, что ты мучаешь себя, живи обычно, как все. Если хочешь, будь верующим, но не так, чтобы только Евангелие и религия интересовали тебя». Однажды Васико со всей семьей сидел во дворе. Мать вновь начала разговор на тему веры сына и потребовала его отказаться от своего выбора – жить только для Христа. Услышав твердый отказ, Варвара пришла в гнев. Сначала она руками избила Васико, а потом вошла в дом, вынесла оттуда Евангелие, бросила его в стоящее во дворе отхожее место и сказала вслед: «Оно погубило тебе жизнь!» Васико стремглав бросился доставать Евангелие, заботливо очистил его, прижал к сердцу и заплакал так отчаянно, что сестры и другие родственники даже не пытались утешить его. По словам отца Гавриила, этот поступок матери очень повлиял на его дальнейший жизненный путь: «Когда я ушел из дома, такую стойкость получил от Господа, что если бы снаряд пушки царя Ираклия попал в меня, то обратным выстрелом вернул бы его назад».
Двенадцатилетний Васико понял, что этот случай – рубеж, перед которым он должен сделать выбор. Стояла поздняя осень. После полуночи отрок взял свое Евангелие и ушел из дома. Пропутешествовав остаток ночи и весь день, он к вечеру добрался до Мцхеты. Здесь он посетил женский монастырь Самтавро. Игуменья Анисья (Кочламазашвили) приняла Васико с любовью, отогрела и накормила, но оставить не решилась, так как в женском монастыре нельзя было принимать мужчину. Васико опечалился, вошел в храм и крепко стал молиться перед Иверской иконой Богородицы, прося, чтобы ему дали келью в этом монастыре. Игуменья Анисья предложила Васико пойти в Светицховели. Но отрок не оставлял надежды остаться и, выйдя за ворота монастыря, присел у большого камня. Внезапно он услышал шелест, посмотрел на землю и увидел у камня змею. Отрок спокойно перекрестил ее, и змея ускользнула. Тогда Васико беспрепятственно взял свою маленькую сумку и сказал: «Наверно, здесь действительно нет мне места».
О своем посещении Светицховели и последовавших за ним монастырей отец Гавриил вспоминал: «Пришел я в Светицховели поздней холодной осенью. Было уже темно. Я не смог дозваться кого-либо, чтобы открыли дверь и впустили меня внутрь. Там же, у ворот, я прилег, но от холода не мог заснуть. Внезапно откуда-то появились собаки. Они подползли ко мне, согрели, и я уснул. Утром меня разбудил возглас: „Партен, Партен, иди сюда, посмотри! Как же мы с тобой спасемся? Мы на перинах лежали, а маленький мальчик на камне спал!“ Вышедший рано утром настоятель, увидев меня – отрока, лежащего на холодном камне, взволновался: „Сынок, ты здесь спал?! Почему не позвал? Горе мне! В чем же мое спасение?! Ты, отрок, на дворе спал, а я в теплой постели!“ Сразу же ввел в келью, согрел и накормил, похвалил за самоотверженную любовь к Церкви. Три дня принимал, но дольше оставить меня в обители не мог и с молитвой и благословением отправил в Шио-Мгвимский монастырь. По дороге стемнело. Когда услышал волчий вой, забрался на дерево и всю ночь там провел. Ведь я не был взрослым, был мальчиком двенадцати лет. И там тоже разрешили поспать только три ночи. Оттуда отправился в Зедазени. Там монахи через три дня сплели мне гамак из лиан, и я жил в лесу, возле монастыря, один-одинешенек все ночи. Вот такой была моя жизнь. Затем сердце потянуло в Бетанию. <…> Шел по дороге. Стемнело. Заночевал. Вдруг послышался волчий вой. Подумал: „Если этой ночью здесь останусь, волки съедят!“ Немножко передохнул и вижу – ко мне бегут собаки. Улеглись вокруг меня, немного поодаль. Так я провел ночь. А утром опять продолжил путь. В монастыре отцы приняли меня с большой радостью, на несколько дней оставили у себя, затем с извинениями выпроводили обратно».
До и после монашеского пострига преподобные бетанийские отцы – Иоанн (Майсурадзе) и Георгий-Иоанн (Мхеидзе) (принявший после смерти преподобного отца Иоанна великую схиму и в знак любви к духовному брату взявший имя Иоанн) стали наставниками отца Гавриила. Непосредственно духовным отцом архимандрита Гавриила был преподобный Георгий-Иоанн (Мхеидзе). Отец Гавриил так вспоминал о них: «Отец Иоанн был добрым, очень добрым и простосердечным человеком, никогда на тебя не рассердится и не поговорит строго. Другое дело – отец Георгий. Главной чертой его природы была мудрость, мудрость совершенно особенная. Со мной он обращался строго. Как только я закончу одну работу, сразу поручает другую, и так до наступления темноты. Спать я ложился такой усталый, что в какой позе засыпал, в такой и просыпался. Отец Иоанн иногда упрекал отца Георгия: „Жалко его, Георгий, немного пожалей, это же ребенок“. Действительно, отец Иоанн все жалел меня, а я, со своей стороны, детским сердцем, как-то особенно полюбил его, но думал ли я хоть когда-нибудь плохое об отце Георгии? Никогда! Как я мог себе такое позволить! Я с самого начала ведал, что имею дело с Божьими святыми мужами. Просто пребывание с отцом Иоанном доставляло мне наслаждение, так как он всегда щадил меня, а к отцу Георгию я относился с совершенно другим почтением и благоговением. Когда я был с ним или же когда он на меня смотрел, я следил за всеми своими движениями и даже помыслами. Отцу Иоанну он говорил обо мне: „Не ласкай ребенка, Иоанн, так из него ничего не выйдет“. Прошло время, и хоть я любил отца Георгия, любил даже сильнее, чем самого себя, но только тогда, когда я попал в тюрьму и сумасшедший дом, в те адские темницы, и настали тяжелые времена, в полной мере увидел я и оценил мудрые труды и большую любовь отца Георгия в отношении меня. За такую любовь отплатить невозможно, ближний мой, отплатить за это можно только вечной благодарностью».
Выйдя за ворота монастыря Бетания, Васико продолжал странствовать из монастыря в монастырь, из храма в храм, а в ту зиму стояли сильные морозы. Замерзший и голодный, он доверил свою жизнь Богу. О возвращении домой он не помышлял, так как ему слишком тяжело было переносить непонимание родных. Однажды задремавшего у стен церкви Васико увидела проходившая мимо женщина. Она сказала: «У меня сын – твой ровесник, будете вместе». Как вспоминал отец Гавриил, «Марго была добрым человеком, она жила гаданием. Много народу к ней ходило гадать. „Может ли спокойно спать твоя мать, когда тебя нет дома?!“ – восклицала она. Когда народ собирался, она выходила, смотрела на небо и только после этого начинала гадание. Иногда после взгляда на небо она приговаривала: „Сегодня нельзя гадать!“ – и всех отпускала. Я тоже смотрел на небо, но ничего там не замечал. Я объяснил Марго-гадалке, кто изображен на иконах, и устроил красивый молельный уголок. Однажды она заболела и, обеспокоенная, спросила: „Что делать, как принять сегодня людей?“ Я успокоил ее: „Не тревожься, я приму народ вместо тебя!“ Сел у икон и всех вместе принял. Мы беседовали о православной вере, о Божией любви. Так продолжалось несколько дней. И такая благодать была ниспослана Господом, что стоило мне взглянуть на человека – я уже все знал о нем. К некоторым даже по имени обращался, говорил об их переживаниях и учил, как защищаться от лукавого. Объяснял, что значит Церковь в нашей жизни, говорил о христианских добродетелях. Мне давали много денег, но я ни копейки не оставлял себе, все отдавал Марго. Ей понравилось мое поведение, и она оставила меня на зиму у себя. Люди шли уже ко мне. Марго больше не гадала, а я получил возможность свободно проповедовать Новый Завет Господа Иисуса Христа». При помощи Васико Марго начала жить церковной жизнью, что вызвало в Тбилиси волну пересудов.
Тем временем мать неустанно искала сына и наконец узнала о месте его нахождения от верующих, с которыми Васико поддерживал общение. Увидев его, она умоляла: «Только вернись домой, и пусть будет так, как ты хочешь. Я не буду больше против твоего выбора». Весной Васико вернулся домой. Шла Вторая мировая война, повсюду были крайняя нужда и разруха. Он выполнял любую посильную домашнюю работу, которую поручали ему старшие. Вынужден был оставить школу (окончил всего шесть классов) и пошел работать на мясокомбинат, чтобы помочь матери. «Она перетапливала сало, из которого мы делали мыло, продавали его и этим жили», – вспоминал отец Гавриил.
После войны отчим стал директором хлебопекарни и взял Васико себе в помощники. Михаил Никитович, будучи уже в преклонном возрасте, заболел и отправил пасынка продавать хлеб вместо себя. Старшая сестра старца вспоминала, как брат и здесь являл любовь к людям по заповеди Христовой: «Увидя бедного и голодом заморенного человека, Васико ему бесплатно давал хлеб, а люди удивленно говорили: „Кто это, что в такое время бесплатно отдает людям хлеб“. Отчим был скромным человеком, он знал, какое доброе сердце у Васико, и ничего не говорил ему. Однажды, в дни, когда Васико работал в пекарне, к нему пришел какой-то купец и предложил ему: „Куплю у тебя весь хлеб, продам подороже и из прибыли дам тебе долю“. Васико категорически отказался и решительно выпроводил купца. Видя, что у Васико ничего не добьешься, купец пришел к отчиму домой и теперь уже ему предложил дело: „Я предлагаю хорошее дело, а он отказывается“. Васико тоже был там, появление купца и разговор взволновали его, и он сказал отчиму: „Этим несчастным людям этого еще не хватало?! Совсем бесплатно раздам хлеб, а ему ничего не дам“. Что было делать, ничего у купца не вышло».
Через некоторое время отчим умер, и семья стала испытывать сильные лишения. Однако они не угасили в сердце Васико милосердие и сострадание к нуждающимся. В один из дней он возвращался с продуктами с базара и из окна автобуса увидел на улице обессилевшего от голода старика. Васико проводил его до дома и все купленное отдал ему. Впоследствии по возможности проведывал его, признав одним из многочисленных своих ближних.
Также Васико не реже раза в месяц навещал своих духовных наставников в Бетании. Три дня или немного дольше он насыщался общением с ними, причащался Святых Христовых Таин, немного помогал в работе и возвращался домой. Однако его стремление к монашеству время от времени проявлялось с неудержимой силой. Как только он получал возможность отвлечься от домашних дел и работы, немедленно уединялся в каком-либо действующем или заброшенном храме. Изо дня в день росла сила молитвы будущего старца. По воспоминаниям сестер, они часто встречали его с сияющим лицом, спешащего к иконам. Так быстро впархивал он в комнату, что ступни его ног, казалось, не касались пола, как будто он плыл по воздуху. Его сестры тогда часто слышали от брата слова: «Я раб Божий».
Шестнадцатилетним юношей Васико совершил паломничество в Марткопский монастырь. Вот как отец Гавриил вспоминал о нем: «Когда узнал о монастыре во имя Спаса Нерукотворного в Марткопи, был я уже подросшим и решил пойти туда пешком. В монастырь пришел голодным. Дорога очень затянулась. Я был голоден уже третий день. В виноградниках после недавнего сбора урожая еще можно было найти немало гроздьев, но я боялся, чтобы это не сочли за воровство, и продолжил путь. От голода темнело в глазах. Хотелось хотя бы краюху хлеба и кусочек сыра. Прошел небольшое расстояние и вижу, что мне из виноградника два человека в монашеских одеяниях машут руками: „Путник, ты голоден, пожалуй к столу!“ Подошел я и увидел хлеб и сыр, о которых мечтал, и немножко красного вина. Подали мне хлеб, сыр и спросили, куда я иду. Я ответил. Они закивали головами, угостили меня вином и сказали: „Время продолжить путь!“ Попрощался я и вышел на дорогу. Потом подумал: „Каким образом иноки оказались в этом винограднике?“ – и оглянулся. Однако там никого не было… В монастыре Спаса служил монах Айтала. Когда рассказал ему, что случилось, он ответил: „Сынок, это Антоний Марткопский и Иоанн Зедазенский явились тебе“».
В этот период жизни отца Гавриила произошло еще одно примечательное событие: на старом Верийском кладбище, где были похоронены грузинские юнкера, расстрелянные коммунистами, советское правительство решило разбить сад, и территорию кладбища сровняли бульдозерами. В результате этого кощунственного поступка кости погребенных оказались на поверхности земли. Васико не мог остаться безучастным к этому надругательству над убиенными. По ночам он тайно собирал кости в мешок и вновь предавал земле в безопасном месте.
В 1949 году Васико был призван в армию (так как в период с 1946 по 1948 год призыв в армию не производился). Военную службу он проходил в Батуми, в пограничной части, известной как «полк Баджелидзе». Для приготовления пищи на кухне тогда использовался свиной жир, поэтому по средам и пятницам Васико, стремясь хранить пост, оставался голодным, ссылаясь на боль в желудке. К его сожалению, полное соблюдение поста в армии не было возможным.
Неподалеку от военного гарнизона находилась церковь во имя святителя Николая Чудотворца. Васико усердно молил Бога, чтобы Он дал ему возможность посещать храм. И его стремление к Христу было вознаграждено. Вскоре начальник части доверил Васико должность почтальона. Рядовой Ургебадзе отнесся к ней как к послушанию. По пути на почту он старался неприметно зайти в храм помолиться, а потом шел выполнять возложенные на него обязанности. Все время его видели за работой: он то носил воду, то бегал с тачкой, а когда выдавалась возможность, посещал богослужения. После знакомства Васико с настоятелем священник, убедившись в твердости веры юноши, стал тайно причащать его в алтаре Святых Христовых Таин. Он давал Васико церковные книги, которые тот читал с большой осторожностью. Как-то один из солдат заметил в его руках книгу, написанную письмом хуцури (так называемое церковное письмо), и спросил: «Что ты читаешь, что это за книга, на каком языке она написана?» Васико не растерялся и ответил: «Я немножко знаю армянский, читаю, упражняюсь в чтении».
Отслужив, Васико вернулся домой. Вскоре юношу вызвали в медицинский диспансер и стали подробно расспрашивать о его религиозной жизни; напомнили, как ему в двенадцатилетнем возрасте в видении явился некий злой дух, выясняли, не посещали ли его другие видения. Через несколько дней Васико признали психически больным, ему на этом основании была назначена пенсия инвалида второй группы и одновременно с этим запрещена работа на высоких должностях. Это было грубым правонарушением, так как по советскому законодательству человека с психическими отклонениями нельзя было призывать в армию. Такой маневр со стороны КГБ (МГБ) и партийных идеологов был совершен для того, чтобы верующий человек в случае успехов в жизни не создал опасности для коммунистической системы, продвигаясь по карьерной лестнице.
