18 октября 2019 года в Железноводске были объявлены лауреаты X Международного Славянского форума искусств «Золотой Витязь», среди которых – как минимум, три выпускника Литературного института им. Горького – поэт Александр Орлов, критик Сергей Шулаков и прозаик Василий Киляков. Об их впечатлениях от форума – в нашей беседе.
Александр Орлов – обладатель «Золотого Витязя» 2019 года в номинации «Поэзия».
- Александр, вы завоёвываете награду Форума уже в третий раз – начали с золотого диплома, потом был Бронзовый витязь, в этом году – Золотой. Каких поэтических усилий стоит подобное восхождение? Что вам удалось пересмотреть в себе, в своей стихотворной пластике для того, чтобы сделать такую книгу, как «Епифань»? Достаточно ли было говорить о близком, как о далёком, и ровно наоборот, пропитаться «ржавчиной воспоминаний» так, чтобы задеть всех, чьи корни лежат не в космополитической Москве, но – в России?
– Для меня поэт должен выбирать путь сердца, а это самый тяжёлый и верный путь. Вопрос только в том, кто и когда готов по нему пройти до самого конца, ощутить всю глубину света и тьмы, предоставить себя на растерзание воспоминаниям, пережить их, но остаться жизнеспособным и влюблённым в мир, подаренный нам Творцом. Психологически написание стихов из сборника «Епифань» для меня стало самым сложным, потому что попытка реконструкции, вживания и осмысления событий первой половины XX века — это тяжелейший по напряжению труд. Что же касается происходящего в современной русской литературе, то нельзя скрывать, что её проблематика в целом, а главное, в поэзии - в присутствии в ней бесцельных попыток самоутверждения, которые приводят в бессодержательность. Есть одно из стержневых учений в Евангелии, как в книге книг, и в нём говорится, что каждый из нас сам свидетельствует за и против себя, это дарованная свыше свобода, но и этот дар каждый воспринимает по-своему. Стихи выражают внутренний мир человека, они способны сделать всё с вашей жизнью так, как вам никогда и не думалось.
- Северный Кавказ и место гибели великого Лермонтова – Пятигорск - вы посетили впервые. Какое ощущение закралось в вас на тех метрах гористой почвы? Что эстафетой отозвалось в сердце?
– По моим ощущениям, предполагаемое место дуэли мистическое и зловещее, никаких сомнений в спланированном убийстве Лермонтова у меня более нет. Я не оперирую фактами, но моё эмпирическое восприятие категорично. Вызвать храбреца на дуэль мог только человек, ощущающий разностороннюю и неимоверную поддержку. Не было дуэли, скорее всего был выстрел на изготовке. Это был самый удачный момент для поверенных сил зла. Поэтому далее от испуга содеянного, боязни справедливой кары было покинуто место, где убили поэта-фронтовика XIX века.
Загадка убийства Лермонтова равносопоставима с загадкой убийства Пушкина. По моему мнению, Лермонтов – единственный, кто открыто решился принять терновый венец русской поэзии, он осознавал, на что идёт. Эта великая двоица поэтов состояла на государственной службе, они были влюблены до беспамятства в Отечество. Когда заходит речь о Пушкине, мы часто вспоминаем о Лермонтове, когда говорим о Лермонтове, то размышляем о Пушкине. Почему? Ответ прост! В Евангелии от Матфея говорится: «Где двое или трое собраны во имя Моё, там и я посреди них». И все мы на протяжении десятилетий - свидетели этого. Поэтому Лермонтов не боялся смерти, он стыдился предстоящих попыток обесчестить его. Неуёмная смелость поручика Тенгинского 77-ого пехотного полка в боях с воинственными мюридами Кавказского имамата - это жажда чистой смерти, попытка уйти от убийства и последующих многолетних интриг, окольцевавших и распинавших его имя. Смерть от сабли или пули горца подобна спасению чести. Это смерть христианина, смерть поэта, смерть воина, смерть дворянина.
Теперь я вспоминаю, как долго в детском возрасте мог смотреть на изображённого на открытке Михаила Юрьевича в мундире корнета лейб-гвардии гусарского полка, и тогда мне казалось, что в этом образе тайна, и я переворачивал открытку, смотрел на оборот и видел белую пустоту, и мне казалось, что она, эта пустота, должна быть заполнена. После поездки на Кавказ она заполнена для меня навсегда белым не исчезающим светом облаков, за которыми великий русский поэт.
- Как встретил вас город и какие ощущения (прозрения?) посетили вас, как ожидающего решения жюри и уже лауреата? Соткались ли словно бы из ниоткуда новые строки, мысли о них?
– Кавказ встретил ясной и солнечной погодой, и блеск Эльбруса напоминал блеск Байкала, и это объяснимо: их объединяет своим светом русское солнце. Меня и в Сибирь, и на Кавказ приводил золотой витязь русской литературы. Строк никаких не было, были мысли о святом апостоле Фоме. Потом я понял, что день торжественного награждения лауреатов совпал с днём празднования неверующего ученика Господа нашего Иисуса Христа. Я размышлял о том, что я, а возможно, и все мы в моменты удачи не верим, что это происходит с нами, не понимаем, что дорога к небесным щедротам затягивается на годы, а миг упоения краток, но оставляет вечную память. И у меня возникала перед глазами картина Караваджо «Уверение святого Фомы», и мне казалось, что многих из нас Творец берёт за руку и вкладывает наши грязные перста в свои раны - и мы очищаемся. И в этом все мы - духовные близнецы апостола.
- Кто из лауреатов 2019 года и вообще лауреатов Форума – а они уже составляют целую среду, находясь во взаимной переписке – сделался вам и новым другом, и единомышленником? Кого, иными словами, вы раньше не знали, а теперь и знаете, и уже собрались читать?
– Мне кажется, что читать можно многих, но главное, что Международный славянский литературный форум «Золотой Витязь» развивает межпоколенческие связи традиционалистов, тем самым оберегая преемственность в современной русской литературе. Среди лауреатов Дмитрий Мизгулин, Валерий Копнинов, Василий Киляков, обладатель специального приза РПЦ Игорь Смолькин-Изборцев их объединяет поколение рождённых в шестидесятые годы XX века. Есть представители моего поколения — это лауреат форума Сергей Шулаков, завоевавшие золотые дипломы Дмитрий Артис, Александрина Вигилянская, Арсений Замостьянов. Поколение тридцатилетних представлено Сергеем Шаргуновым, Константином Кроитором, Григорием Шуваловым, а самые юные участницы уже давно известны читателям «толстых» журналов, я имею в виду лауреата форума Яну Сафронову и победившую в номинации «Дебют» Марину Марьяшину.
- Так что же можно говорить о Литературном институте в связи с результатами Форума? Кузница ли он по-прежнему кадров для словесности или можно, как говорят наши доброжелатели, «никаких литинститутов не заканчивать»? Представляете ли вы себе свой путь в словесности без лекций, семинаров, оглашенного чтения без выходных?
– Выбор места совершенствования природных талантов, генетических потенций, профессиональных навыков у всех индивидуален. Кто-то считает, что одарён безмерно свыше, и это его право. Судить не хочу, и это не имеет смысла. Мне Литературный институт подарил шесть лет, и я был счастлив. Я обрёл истинных наставников и друзей, а главное, единомышленников. Последние годы меня связывает дружба с Владимиром Андреевичем Костровым, который как-то раз долго выпускал клубы сигаретного дыма на меня, сидевшего рядом. Его супруга Галина Степановна возмутилась, ведь я не курю и не люблю запах табака. Но Владимир Андреевич ей возразил: «Галя, ты ничего не понимаешь, раньше на меня дымили Симонов, Смеляков, Межиров, Тарковский, а теперь я дымлю на Сашу и хочу, чтобы он пропитался нами».
Когда я захожу в Литературный институт, то всегда вспоминаю, что иду по дороге, которую подметал Платонов, на которого из окна смотрел Шолохов. Думаю о последних выступлениях в этих стенах Есенина, Блока, Маяковского, вспоминаю прошедших все круги фронтового ада Друнину, Старшинова, Винокурова, вскормлённых Великой Отечественной войной Кузнецова, Рубцов, и понимаю, что нахожусь в обители русской литературы. Радуюсь, когда встречаю Олесю Александровну Николаеву или Алексея Николаевича Варламова и, конечно, вспоминаю покинувших нас Туркова, Есина, Джембинова, Минералова, Антонова и многих других. Поэтому для меня это святое место, а к чуждым пантеонам я безразличен.
Сергей Шулаков – обладатель «Бронзового Витязя» X МСЛФ «Золотой Витязь» в номинации «Литературоведение»
- Сергей, профессия критика, род его занятий воплощает деятельную любовь к литературе. Вы долго не решались говорить о своей значимости в литературном процессе, предпочитая быть в нём каждый день. Сотни статей, рецензий, простых заметок в толстых литературных журналах, газетах – это и есть жизнь, к которой вы себя готовили? Чем представляется вам современная словесность, какова она? Захватывающа ли?
– Готовить себя к такой жизни – никому не пожелаешь, уж больно она рискованна; можно нажить влиятельных врагов.
Если серьезно, мне представляется, что современная русская словесность состоит из трех миров, взаимопересекающихся сфер. То, что принято называть обидным словечком «паралитература», включая блоги – раз. Серьезная, или большая литература, к ней отнесем и детскую – два. Над ними морально возвышается и одновременно является художественной основой, почвой, наша бессмертная классика, которую тоже много издают, - это три. Всяческая альтернатива, перформансы, продукты деятельности различных меньшинств пока что к литературе отнесены быть не могут и классификации не подлежат. Отличительным признаком текущей литературы является размывание границ, пожалуй, даже дружественное поглощение флангом интеллектуальной, качественной паралитературы смежного сектора литературы большой. Другой отличительный признак – демон вероятности, выбрасывающий кости. Классика отобрана временем, а сейчас, открывая обложку произведения даже хорошо известного тебе автора, гадаешь, что выпадет – шестерка или пара?
- Лучшие публицисты эпохи – а вы для меня, несомненно, принадлежите к их числу относительно нашего времени, и Форум лишь подтвердил мои ощущения – умели размышлять о прозе, драме и поэзии так, что литература становилась понятной с точки зрения и личной эволюции, и контекста времени. Как сегодня стоит говорить о современной литературе? Каким языком и – для кого? Понять сладость критики может лишь читатель, определённым образом подготовленный, жаждущий знать и понимать смысл сказанного. Много ли сегодня таких читателей и отчего их число примерно такое, а не иное?
- Я хорошо знаю себе цену и понимаю, что критиком не являюсь. В литературной критике присутствует философская мысль, задача критики – открытие новых направлений, векторов развития словесности. Я же, как литературный журналист, рассказываю людям о книгах и иных событиях мира словесности. Наступление виртуального мира на реально-естественный сейчас развивается невиданными темпами, и поражает не столько размах, сколько цинизм этой агрессии. Трансгуманисты готовы отменить, отбросить как обузу не только искусство и литературу, но биологическое тело человека. В связи с этой агрессией обращаться имеет смысл к молодежи до 30-ти и начиная с 15-ти. До этого возраста читатель еще злобный подросток, смысл жизни которого заключается в его гаджете, после – сформировавшаяся личность. Язык должен быть адекватным ситуации.
Я не приближаюсь ни к каким литературным лагерям или объединениям не потому, что не имею позиции, а из-за того, что, нападая на противоположный лагерь, представители первого неизбежно использует деконструктивистский язык, высказывая то, что угодно их соратникам. С этим теоретическим произволом вы достучитесь только до узкого круга читателей, которым прилично за 30, которые и без того за вас. Но круг этот сужается, и нечего ныть, что тиражи падают. Язык должен быть в позитивном смысле «молодежным», широким. Но не впрямую дигитально-технологическим, ориентированным на электронное устройство, а не на человека. По стилю – без заигрываний с малограмотными, использования выразительных средств, от которых может пострадать репутация автора как журналиста. Этот язык должен быть всего лишь ясным и современным.
Возможно, моя мысль покажется неожиданной: в категории, к которой имеет смысл обращаться, нет никаких читателей, их число – ноль. Читателей в прежнем, привычном для нас смысле, больше нет. Лингвистическая контрреволюция, дискредитация языка, слова – свершившийся факт или, по крайней мере, глубокий и ускоряющийся процесс. С плачем посыпать голову различными порошкообразными веществами, пенять на уродующую несмышленых детей начальную школу, стремящихся к сверхпотреблению родителей, правительство и Папу Римского бесполезно – читатель от этого не появится. Его нужно создать.
Обращаться имеет смысл к тем, кто читает глянец «Все звезды», комиксы экс-вокалиста My Chemical Romance Джерарда Уэя «Академия «Амбрелла», смотрит сериал и читает роман «Благие знамения» Терри Пратчета и Нила Геймана – у нас он вышел в достойном переводе Маргариты Юркан и Михаила Назаренко, кто увлечен чем-нибудь подобным. Они – не чудо ли? – все еще хоть что-то читают, а не играют в своих электронных устройствах. Их надо перетянуть на сторону большой российской литературы, влезть к ним в головы, удовлетворить любознательность, дополнить картину мира поистине значимыми ценностями. Их надо знать, к ним адресоваться.
- Что стоит для вас в центре современной литературной действительности, какие авторы, идеи? И в чём они заимствуют традиционные одно- и двухвековой давности установки о человеческой природе, а в чём противоречат им?
– Это почти геометрия – центром является область пересечения трех сфер. «Летун» Елены Первушиной, «Аркада. Kamata Yan» Вадима Панова, произведения, публикующиеся в издательстве «Подвиг» – последние могу оценить по долгу редакторской службы – можно лишь условно назвать фантастикой или остросюжетным романом, они построены как романы классические, это влияние в них очевидно.
В то же время психологический роман из большой литературы уходит, уступая место полудокументальной прозе, пример – «Свои» Сергея Шаргунова, за который он получил «Золотого Витязя» на последнем МСЛФ. Это художественная проза? Несомненно. Но это не роман. То же можно сказать о книге сербского десантника, лауреата «Бронзового Витязя» последнего МСЛФ Момчило Минича «63. Моменты вечности», переведенной коллективом авторов Центра «Русско-Сербский диалог» – в традициях военной прозы, довольно скупым языком автор рассказывает о своих товарищах, парашютистах 63-й десантной бригады, вместе с которыми он отбросил албанские регулярные части и наемников, поддержанных авиацией НАТО. И вдохновляют близкие пространства словесности примеры - получившая третью литературную премию с момента издания в 2018 году стихотворная книга Александра Орлова «Епифань», сборник-билингва «Мастило и вино (Чернила и вино)» серба Данилы Йокановича, отмеченный «Серебряным Витязем» на МСЛФ этого года, в переводе украинского поэта, выпускницы Литературного института имени Горького Елены Буевич. В поэзии сейчас много гражданственности, и это роднит её с прошлым. Но много и лирики, в сборнике Данилы Йокановича – весьма чувственной, в XIX веке немыслимой. С интересом читал исторические романы дипломанта МСЛФ «Олег» Евгения Анташкевича и только что вышедший «Роман с фамилией» Александра Кердана.
- Российское общество стремительно теряет славу интеллектуального и самообразовывающегося вот уже не первый год. Какой станет и уже становится литература и критика через двадцать и тридцать лет? Преобразятся ли до неузнаваемости, обратятся ли в «катакомбные жанры» для избранных или, может быть, воссияют с прежней силой уже в иных коленах?
– Насчет интеллектуального уровня я бы поспорил, он не исчерпывается литературой, программисты у нас отличные, их страшатся в «цивилизованном» мире, и кто-нибудь наверняка боится всерьез. Человек еще в ХХ веке превысил свой ресурс, проник в сферы, для которых не приспособлен – в космос и информационную среду. Последняя уже сейчас стремится к скоростям, не воспринимаемым органами чувств и мыслью. Исходя из размышлений современных философов, можно предположить скорость, с которой литература, а вслед за ней и критика, какими мы их знаем, перестанут воспроизводиться, будут заменены развлечениями. Напечатанной на принтере рукой вставляешь в лоб электронный чип, и к твоим услугам любые галлюцинации, то есть совершенно любые, включая чтение – что-нибудь в этом роде, точно знать мы не можем. Этот процесс наступления будущего, о котором мечтают в интернете не удовлетворенные жизнью трансгуманистки, необходимо и возможно остановить – ведь загнали же в более или менее приемлемые рамки клонирование, темную сторону деятельности фармацевтических компаний… Человек должен остаться при своем.
Главная роль здесь принадлежит философии, именно современные – и, похоже, прежде всего, российские – философы и богословы должны разрулить ситуацию. А литература да будет им в помощь. Если пойдет по худшему варианту, я даю примерно 100 лет – при условии, что из-за какого-нибудь события цивилизация не будет отброшена на уровень доисторических времен. Через 20-30 все останется примерно, как сейчас, только качественное произведение, не имеющее поддержки в виде телесериала или другого визуального ряда, окажется в заведомо проигрышной позиции по отношению к произведению пустому, но такую поддержку имеющему. За половиной 100-летнего срока, даже при нарастающих скоростях дигитальной экспансии, литература и, часть ее - публицистика, все еще останутся в области естественно воспринимаемого. Возможно, бумажное издание нового романа станет предметом роскоши, и какой-нибудь криминальный богач будет выставлять его напоказ. Но даже если и так, впадать в безысходное отчаяние не стоит: информация никуда не девается, и через сотню лет красивая девушка-изгой с чипом во лбу из огромного цифрового потока непременно выберет наши с вами, Сергей, творения.
Василий Киляков - обладатель «Бронзового Витязя» X МСЛФ «Золотой Витязь» в номинации «Проза»
- Василий, ваша книга «Посылка из Америки» - из тех, о которых часто говорят «писалась всю жизнь». Основной её вопрос и мотив, распределённый по часто кровоточащим новеллам, звучит во мне примерно так: «Как с нами удалось сделать то, что сделали?» - то есть, как из хранимого Богом от рассеяния и забвения народа удалось нарезать столько людей, чужих самим себе, безжалостным ко всем и особенно к соотечественникам, и почему среди разора всё ещё горят не отобранные в наказание за совокупные грехи лампады русской речи. Так ли я вас расслышал?
– Книга, как Вы сами хорошо знаете, поскольку Вы сами лауреат «Золотого Витязя», - пишется не за столом. Вернее, не только за столом. Она пишется жизнью самой, пережитым опытом. За столом она только «записывается». Она вызревает на переосмыслении прошлого, и оттого – на «пробросах» в будущее… Я понимаю одновременно и глубину Вашего вопроса, весь трагизм этого вопроса, который настраивает меня тотчас на глубокий разговор… Такие вопросы может задать только писатель писателю. Я пишу и не могу оставаться теплохладным к своему повествованию. Я сочувствую и переживаю «рефлексирую». Написание ведет меня, заводит. Я словно переживаю всё что случилось - заново. Я ничего не выдумываю. Я просто делаю слепок с жизни, с современности, а значит и холоден остаться никак не могу. Ведь жизнь не бутафория, ты не просто идешь мимо, ты участвуешь в «спектакле» по имени жизнь. Я же от литературы никогда не искал и не ищу коммерческого успеха. Рассказы и повести в этом сборнике «Посылка из Америки», которая и была отмечена «Бронзовым Витязем», - все прожиты. Они исключительно в традиции классической прозы старой русской школы. И главное в них – отношение к людям. Внимание к человеку. Этой главной «жилы» - давно и крепко не хватает современной литературе.
Не буду перечислять крупных авторов «соцреализма», крупных писателей – рассказчиков. Но, как бы их сегодня ни обозвали, как бы ни пытались принизить их достоинства, – ничто не умалит их величины. Об этом мы часто говорили с ушедшим недавно от нас писателем Олегом Павловым, творчество которого было завязано тоже на этот узел. Весь, начиная с «Казённой сказки» - он только об этом. Я старше его по возрасту, застал фронтовиков, ранен их свидетельствованием, поэтому никак не мог отдалиться от переживаний, идущих от самого детства. Мне есть, что и с чем сравнивать. И я, в разговорах с ним всегда думал, что об армии-то я всегда успею сказать. А вот нынешнее время сравнить с тем, оболганным, но героическим – это за меня никто не сделает. Поэтому этот главный ваш вопрос в самую точку. И именно об этом вся книга. Проза зреет медленно, к тому же я не был уверен, что я могу быть значим для литературы. Форум «Золотой Витязь» отыскал меня. И это оживляет мне сердце.
- Огромное влияние на вас, как и на Александра Орлова, написавшего книгу рассказов по мотивам «рассказов старших», оказало поколение и солдат Великой Отечественной, и тружеников её тыла, и «детей войны». Так что же в судьбе России остаётся до сих пор неразгаданным нами – стойкость, вера, тайна крушения идеалов, двойного и открытого перелома социальной системы, метаний целой цивилизации, не могущей смириться с чем-то жгущим её изнутри? Вряд ли же дело состоит в земле и воле и тем более вопросах собственности. Духовный разлад… так же?
– Интерес к людям, особенно повоевавшим, побывавшим, что называется «и на коне, и под конем» – особый интерес. Тем более, если этот человек верующий, православный.
Любить должно нам всех людей, но по опыту знаю, что глубокий человек всегда по-настоящему верующий. И это – главное, что роднит меня с золотым призером Х международного фестиваля «Золотой витязь» писателем Александром Орловым. Мне понятен его интерес к Великой Отечественной войне, не только как историка, писателя, а тем ещё, что он кровно, всеми корнями связан с бедой, постигшей нас в 41-м. Кроме всего прочего, он преподаватель крупной школы. Ко всему прочему, он рано остался без отца, которого очень любил. Есть в этом какая-то наша русская боль и надорванность. Но это и толкает к переосмыслению, к писательскому столу. А я тоскую – без своего фронтовика-деда. Так что мы, если можно так сказать, оба «ушиблены» (в хорошем смысле) войной. Я - через поколение, он – через два.
Говорят, будто бы гены не передаются напрямую от отца к сыну, а только через поколение. Вот и я чувствую в себе генетически близким деду. Это был острослов и философ. Он был великолепный рассказчик. Что-то от его таланта, надеюсь, досталось и мне. Но он рассказывал устно, увлекательно и с юмором. Записывать свои мысли и оформлять их усилием правки – всё же иное дело. И вот сегодня я словно примеряю его опыт и его кольчугу на себя, грешного.
Деда моего, Терентия Кузьмича, прошедшего войну, фашистский концлагерь, - отмолила моя бабушка Степанида Ильинична. Это я знаю точно. Он рассказывал, как в освобожденном концлагере, при наступлении наших войск, посбивали замки со складов с провиантом. И голодные заключенные ринулись вверх, стали карабкаться на горы этих ящиков с тушенкой, сгущенкой, колбасами. Тот, кто наелся досыта – страшно и мучительно умирал. Но, попробуй, удержись, если ежедневно, месяцами среди смертей от голода, снится хлеб, горячий хлеб… И вот дед, не удержавшись, тоже наелся жирной тушенки. Он, как он рассказывал, ночью услышал голос супруги Степаниды Ильиничны, и, уже мучаясь от боли в желудке, по её подсказке, развел в жестяной кружке, в крутом кипятке, много соли. Так она ему (за тысячи верст от него) молитвенно помогла, подсказала. Развел и выпил. И остался жив. А множество умерло от рвоты, разрыва кишок, от кровавого поноса. И когда он вернулся домой, доходягой, она встала, будто чувствуя его приход. И затем, каждое утро, затемно, читала за него молитвы у икон. Поила и кормила его, умирающего. И вымолила.
Три крутых «поворота» за один век - многовато, да каких поворота! Вот и народ наш теперь – излом да вывих.
К Вашему вопросу, о нашем похожем с Александром Орловым «больном» отношении к Великой Отечественной войне (возвращаясь к его книге «Кравотынь»). Само название за себя говорит. Я скажу так: литература – это не то что придумано, пусть и хитровато, с загибами, или отвлеченно-бессмысленно, игрой ума интеллектуалов, а литература – это то, что, помнится. Долго-на долго. Иногда прочтешь книгу, и вроде бы интересно читалась. День, два, три, - и ничего не помнишь. Боль правды – не забудешь никогда. Рассказы Орлова кровоточат, они как бы даже документальны. Или – даже и точно документальны. Их не забудешь. Правда – это то, что почти всегда нелицеприятно.
- Каковы ваши впечатления от Форума? Часто ли приходится выбираться на представительные собрания федерального уровня? Чем сегодня живёт выпускник Литературного института Василий Киляков? Если не чистым писательством, то чем зарабатывает он на хлеб?
– Часто ли мне приходится выбираться на представительные высокие форумы? Я слышу в Ваших словах понятную нам горечь. Печаль. И они понятны и оправданы. Пишущему человеку сегодня уделяется внимания до смешного мало. Нас лишили трибун. Многие сдаются. Бросают прозу и поэзию, творчество. Мало избранных. Мало тех, кто неустанно и самоотверженно делает дело.
Можно сегодня сколь угодно часто печататься в журналах, и всё же аудиторию ты не получишь. Вот что печально. Камнем в воду, и едва-едва круги на воде. Так ли на деле обстоят дела, как я их вижу, или нет, но я уверен, что писатель не просто оставлен на обочине жизни, но делается всё, чтобы измазать его грязью. Когда я вижу, кто получает сегодня первые премии по «нацбестам», «носам», и проч., кто заседает в жюри этих «конкурсов», меня передергивает, у меня зубы ломит. Это провокация. Настоящая провокация. Ну, представьте себе, ищущий, ждущий молодой человек видит очередную рекламу очередного Нацбеста, бежит и покупает его, этот «Нацбест». И что он там прочтёт? Да он после этого, простите меня за прямое «включение», - да он после этих нацбестов - ни Астафьева не прочтет, ни Распутина книг не пожелает взять в руки. Скажет: «… а, все вы, писатели, одним миром мазаны»? Но человека можно ли назвать человеком вполне, если он не читал этих писателей? Так «тихой сапой» происходит расчеловечивание молодежи. И это – более четверти века так!
Кого же встретим в итоге, человека или гориллу? А именно этим людям управлять Россией в недалеком будущем, в том числе и писать законы для нас с Вами. Или я не прав?
Впечатление от форума? Я не люблю эти украденные у американцев, перелицованные на русский новояз слова-погремушки, за которыми ничего не стоит: «потрясающе», «грандиозно», «гениально». Слово не прощает неряшливости. Я бы сказал так: впечатление самое благотворное и благодатное. Оно восхищает меня, зовёт туда, вверх, к вершинам Эльбруса, который встречал всех нас несказанной белизной двух своих вершин. Это не Эльбрус, а настоящий Олимп. И ещё восхищает меня – душа вознеслась под купол храма, Спасского Кафедрального Собора Пятигорска, который тоже встречал нас ежедневно золотом своих куполов и звоном колоколов. Нет, нет, это действительно восхитительное, безусловно, одно из самых значительных событий моей жизни! Я действительно почувствовал себя на форуме не просто среди единомышленников, а одним из знаменосцев. Это дорого. А мне известно вполне, что на войне, на фронте - снайпер первым выцеливает именно знаменосцев. Так что ж, я готов. Ко всему. Но стяг, вверенный мне Николаем Петровичем Бурляевым и Владимиром Евгеньевичем Орловым, Владимиром Николаевичем Крупиным 19 октября 2019 года, я не оставлю. И не передам никому. Обвяжусь им, но вынесу из огня.
- В интервью 2012 года «Парусу» вы замечательно сказали: «Если литература не взлетела над уровнем суетной жизни из-за коротких крыльев и укороченного хвоста, она становится неприемлемой, ядовитой». Видимо, эти слова относятся к «литературе для рукопожатных интеллектуалов». Первое: для кого же литература? Принадлежит ли искусство народу? И второе: ваш прогноз на ближайшее будущее –придёт ли на смену засилью якобы высокоумной мути, отдающей национальным предательством, то, что, не опускаясь на уровень зубоскальства, говорило бы о жизни людей так, как она, жизнь, того заслуживает, и при этом – влекла бы, обнадёживала, пела?
- «Рукопожатные интеллектуалы» - хорошо сказано. Именно они друг о друге всегда и отзываются в высшей степени восторженно, в превосходных степенях. Мы скромнее. Своего я всегда узнаю по его скромности, сдержанности. Именно их я и имел в виду, когда говорил об американо-русифицированных словах-погремушках, произносимых ими… Иногда и одного слова достаточно, чтобы понять кто перед тобой.
Я помню это интервью с И. В. Гречаник. У нее очень хорошая русская речь. Это сразу отмечаешь. Кстати, она тоже преподаватель, как и Вы, как Александр Орлов. Она доктор филологических наук, профессор кафедры русской литературы МГТУ им. М.А. Шолохова. Так вот, в прошлом году она прислала мне свою замечательную книгу, в которой ярко представлены многие процессы современной литературы. Книга так и называется «Очерки о современной литературе, эссе и критика». Я и сегодня повторю все, что сказал тогда. Многое ли изменилось? Правда - всегда права.
Мне и сегодня не стыдно за сказанные 7 лет назад слова. Действительно всё так, как Вы и процитировали: литература (и этот Ваш вопрос, Сергей Сергеевич, возвращает нас к самому истоку нашей беседы, «закольцовывает» её) пишется, что называется, «не на ногах».
А то, что пишется умственно, не сердечно, только лишь пальцами в золотых дорогих перстнях и за антикварным столом, превращается или в фарс, или в издевательство над своим народом – что приравнивается к издевательству над самим собой. Это мазохизм. Или – превращается в саркастический смех. Часто без всякого повода. Когда автор тычет пальцем во все подряд и хохочет, сам придумывает себе повод для смеха, какая же это литература. Либо, и это тоже не редкость, становится ядовитой и пошлой. Такая «литература» и взлететь не может (в силу отсутствия таланта). Только бегает по земле, бескрылая, с ощипанным хвостом. Бегает да дерется. Клюет, рвет когтями, гадит где попало и требует без всякой меры: и денег, и внимания, и премий…
А мы переможемся. Как говорил мой дед: «осилим как-нибудь». Не впервой… Но народ наш, что бы и кто бы не говорили – глубок, талантлив. Он столько пережил, что прижмёт и бесхвостых ящеров. Я об этом тоже написал в моей книге «Посылка из Америки», о которой вы так хорошо и с пониманием дела сказали, что «такие книги пишутся всю жизнь». Столько мы всего преодолели уже, а уж с этим-то разве не справимся?
Знаете, я иногда перечитываю… частушки, собранные мной по селам нашей родины. Толстая папка. Я мечтал ее издать, но поэт, солдат Великой Отечественной, преподаватель Литинститута Николай Старшинов опередил меня, и издал свои сборники в издательстве «Столица». Правда, наспех, и всегда потом стыдился этой своей поспешности. Издательство тогда было во дворике на Новом Арбате. Возможностей у него, у Николая Старшинова было, несомненно, больше. Правда, я отбирал только подлинные и «не солёные». Перечитываю «свои», и они, что, наверно, смешно, утешают меня. Столько силы, искрометного юмора, столько надежды на жизнь, на любовь в нашем народе, что мы и впрямь непобедимы. Вот бы собрать Международный Всенародный форум (шучу опять).
…Если бы я не верил искренне в непобедимость наших знаменосцев, звонарей, если бы я не верил в Благодать нашей Православной Церкви, если бы я не верил в Воскресенье Христово, я – первым делом сжег бы всё давно к ляду все свои бумажки. Но я теперь – знаменосец. И это всерьез. Поэтому всё сберегу. Доведу до ума. И я надеюсь еще не раз издаться и поднять стяг над головой. Мы ещё побываем на форумах, и не раз, Сергей Сергеевич и издадим, быть может, с Вами вместе на мелованной бумаге в процветающей и сильной России не одну книгу! «Золотой Витязь» не ошибся в выборе.
Беседовал Сергей Арутюнов
