«Если бы мы только умели смотреть!..»

  • Автор обзора: Анастасия Чернова

Большая книга рождественских рассказов.
Зоберн Владимир Михайлович. – Москва: Издательство АСТ, 2020. – 400 с. – (Воскресная школа).


Много ли нужно для рождественского рассказа? «Любовь и тайна, уют и тепло домашнего очага, немного волшебства, противостояние добра и зла…». И, конечно, главное событие, в котором обнаружит себя и любовь, и тайна, уют, тепло и волшебство… Но событие это должно быть приурочено ко дню Рождества Христова, к святочным дням, во время которых российские улицы обычно засыпаны снегом и так приятно воет за окном метель… 

До сих пор литературоведы спорят, пытаясь определить грань между рождественским и святочным рассказами. Приходится признать: четкой однозначной классификации здесь нет, каждый выдвигает ту или иную версию, нередко противореча сам себе, внутри одной статьи. Конечно, дело не в недостатке компетенции, но в том, что слишком уж зыбки границы двух близких жанров, которые к тому же развиваются во времени.

Впервые в русской литературе святочная тема прозвучала в середине XVIII века. Выросла она из анонимных комедий, игрищ, святочных быличек, в которых активно действует нечистая сила – черти, лешие, кикиморы. Сюда же относятся гадания, колядование ряженых, подблюдные песни. Русская Православная Церковь осуждала подобное поведение, в 1684 году патриарх Иоаким даже выпустил специальный указ, запрещающий святочные «беснования». Отзвуки народных гуляний звучат в балладе Жуковского «Светлана», отрывке из «Евгения Онегина» Пушкина – «Гаданье и сон Татьяны», стихотворениях Плещеева «Легенда о Христе-младенце», Полонского «Елка» и Фета «Гадания». Постепенно, однако, в период развития романтизма, святочный рассказ раздвигает свои границы, притягивая к себе весь мир чудного и чудесного. 

Рождественский рассказ берет свое начало в западных средневековых мистериях – карнавальных религиозных представлениях. В России интерес к этому жанру появляется после того, как были переведены рождественские повести Ч. Диккенса начала 1840-х годов – «Рождественская песнь в прозе», «Колокола», «Сверчок на печи». Эти повести имели огромный успех у русского читателя и породили множество вариаций. Одним из первых писателей, продолживший традицию Диккенса, был Д.В. Григорович. В 1853 году он опубликовал повесть «Зимний вечер». С тех пор кто только не обращался к рождественскому рассказу. Почти каждый известный писатель-классик потрудился в этом направлении; а еще – малоизвестные авторы и старательные подражатели, которые не смогли пройти мимо востребованной в журналах и газетах темы. 

Отобрать из огромной массы текстов те самые литературные жемчужины – труд не такой уж и простой. В предисловии составитель сборника В.М. Зоберн заметил: «Рождество – время чудес. И эта книга приобщит вас к чуду, создаст праздничное настроение, подтолкнет к размышлениям на вечные темы – о смысле жизни, о любви и надежде, о том, что такое настоящее счастье!» 

Поиск счастья. Пожалуй, именно этот лейтмотив объединяет Рождественские рассказы, собранные под одной обложкой. Счастье при этом понимается не как достижение и реализация земных удовольствий, но в тонком, духовном смысле. 
На страницах этой книги читатель не встретит откровенной фантастики в виде леших и зеленых кикимор, сумрачного потустороннего мира, завораживающего своим мрачным однообразием. Но фантастична сама реальность, способная вместить Вифлеемские ясли… Все остальное на фоне этого события не смотрится и как-то теряется, словно дешевая бижутерия рядом с натуральным жемчугом. Как и положено, герои рассказов окажутся в трудной ситуации, для разрешения которой потребуется чудо – от вмешательства высших сил до счастливой случайности (что чаще). Здесь мы можем убедиться, что произошла трансформация святочного рассказа в рождественский. Эти два наименования – «рождественский» и «святочный» – нередко начинают употребляться как синонимы. В предисловии к сборнику эти родственные понятия также стоят в одном ряду. 

Произведения в сборнике разделены на две части: «Рассказы зарубежных писателей» и «Рассказы русских писателей». Универсальным двигателем сюжета в историях как первой, так и второй части обычно становится невероятно сильная и долгая метель. Этот образ звучит как-то по-особому чудесно в наш дождливый и теплый январь-2020. «Густыми хлопьями», беспрерывно валит снег в Девоншире – в самой южной провинции Англии, где даже в зимнее время нередко цветут розы (рассказ Марии Луизы Раме, «Птицы на снегу»). «Снег валит валом» в истории Д. Макдональда «Портвейн в бурю», «разыгралась метель» в повествовании Павла Засодимского и т.д.... Можно много рассуждать о различиях западного и русского сознания, но снежная буря, безусловно, нас объединяет. Все мы становимся беззащитными и слабыми перед лицом стихии. Мерзнут птицы, гостям затруднительно доставить портвейн, плачет малютка, которую вытолкала на улицу злая хозяйка. 

Детское страдание – еще один лейтмотив, характерный сразу для нескольких рассказов, как русских, так и зарубежных. Так находит отражение событие, последовавшее вскоре за Рождеством Христовым: избиение Вифлеемских младенцев. Уютная семейная идиллия – и несчастные дети-сироты, голодные и замерзающие – вот два полюса рождественского рассказа. В радостном уже присутствует скорбное, но, и это самое главное, в страдании содержится и зерно будущей вечной победы… По словам преп. Ефрема Сирина, «если стеснят тебя несчастья, то знай, что Едем распростирает к тебе объятия свои». Или С.С. Аверинцев в статье «Иисус Христос русскими глазами» размышляет так: «…“радость” нельзя и думать отделить от “скорбного”, чтобы не подменить христианского таинства чем-то вроде героического триумфа». 

Самая же большая радость – помочь ближнему, порадовать обездоленного. И вот уже Митрич из рассказа Николая Телешева придумывает способ утешить детей-сирот. Достает елку, просит в храме свечные огарки, а вечером – зажигает, украсив ветви кругляшами редкостного лакомства – колбасы. «Дети прыгали, весело визжали и кружились, и Митрич не отставал от них. Душа его переполнилась такою радостью, что он не помнил, бывал ли еще когда-нибудь в его жизни этакий праздник». Утешение – это не просто пассивное действие, это напряженная работа души, озабоченной поиском нуждающегося человека. Кульминация такого настроя ярко проявляется в рассказе святителя Николая Сербского (Велимировича) «Праздник Рождества Христова для сестры Йованки». Эта удивительная сестра Йованка более сорока лет жила одна, никогда не знала радости, «кроме детских лет в родительском доме». Но никто не видел ее в печали: на людях она всегда была веселой и радостной, а оставшись одна, плакала. «Все считали меня счастливой, потому что другой меня не видели». Вернувшись с рождественской службы, она зажигает в комнате свечу, собирает угощение и ходит по комнате в ожидании гостя… И он пришел: «… я вскочила и открыла дверь, передо мной стоял слепой с поводырем, оба в лохмотьях, продрогшие… Я, словно на Небесах, провела их в комнату, усадила за стол и служила им, плача от радости». 

В других рассказах присутствует авторский сюжетный узор, своеобразный и причудливый. Разные по настроению – лиричные, юмористические или страшные (но совсем чуть-чуть!), рождественские истории, развлекая, обогащают жизненную палитру новыми красками. Без всяких поучений и прямой морали. Просто мир становится ярче и добрей. Классика жанра – «Дары Волхвов» О. Генри. Триллер с ружейными выстрелами и криками боли (но все закончится хорошо) в рассказе Майн Рида «Рождество в охотничьем домике». Или же философский рассказ «Новогодний подарок мадемуазель де Дусин» Анатоля Франса. Новогодняя тематика – это уже следующая ипостась трансформации рождественского рассказа, проступившая в ХХ веке.

Как дела обстает сегодня? Современные авторы в книге не представлены. 

«Большая книга рождественских рассказов» – это ворота в старый добрый мир, уютный и праздничный – несмотря на страдания и боль. Ведь Христос родился. Летают ангелы. Повсюду царит «ликование, радость, пение и веселье…» Если бы мы только умели смотреть – то все бы увидели! Обязательно. Как замечает Сельма Лагерлёф в рассказе «Святая ночь»: «Дело не в свечах и лампадах, не в солнце и луне, а в том, чтобы иметь очи, которые могли бы видеть величие Господа!».