Евангелие Достоевского
- Автор обзора: Полина Юдина
- Книга: Евангелие Достоевского
- Автор книги: митрополит Иларион (Алфеев)
Евангелие Достоевского. Митрополит Иларион (Алфеев).
М.: ИД «Познание», 2021. - 232с.
Русские классики XIX века – скрепы отечественной духовности, и обращение к одному из них – занятие, на первый взгляд, неблагодарное. За 150 лет поляна вся вытоптана литературоведами, от В.Г. Белинского до Б.И. Габдуллиной. Однако автору «Евангелия Достоевского», митрополиту Илариону (Алфееву), удается избежать повторений смыслов. Он скользит по биографии великого писателя, начиная с его детства, благочестивых родителей и поездок в Троице-Сергиеву Лавру и до самого его смертного одра.
Автор раскрывает подробности биографии писателя, скорее всего, неизвестные широкому кругу читателей. Например, что осужден на смертную казнь Достоевский был за безобидный, на первый взгляд, проступок: чтение вслух письма Белинского Гоголю. Конечно, в этом письме речь не шла о свержении монархии. Чтение письма могло рассматриваться как проступок против православия и церкви. Однако известно, что Белинский, вначале восторгавшийся «Бедными людьми» Достоевского, потом охладел к нему, так как ожидал присоединения Достоевского к идеям социализма и атеизма — Федор Михайлович выбрал другой путь. Находясь на каторге, на которую ему заменили смертную казнь, Достоевский раскаялся в этом поступке: «Меня обвиняют в том, что я прочел статью “Переписка Белинского с Гоголем” на одном из вечеров у Петрашевского. Да, я прочел эту статью, но тот, кто донес на меня, может ли сказать, к которому из переписывавшихся лиц я был пристрастнее? Пусть он припомнит, было ли не только в суждениях моих (от которых я воздержался), — но хоть бы в интонации голоса, в жесте моем во время чтения, что-нибудь способное выказать мое пристрастие к одному лицу, преимущественно, чем к другому из переписывавшихся? Конечно, он не скажет того».
Сочувствие к социализму Достоевский обличил как бесовское наваждение в своих «Бесах». «Образ Николая Ставрогина, — пишет митрополит Иларион, — продолжает традицию, начатую в русской литературе Пушкиным, подхваченную Лермонтовым и Тургеневым, каждый из которых изображал героя без жизненной цели и без дела. Пушкинского Онегина, лермонтовского Печорина и тургеневского Базарова объединяет то, что они, будучи одарены талантами и выделяясь из общей массы, не угадывают свое предназначение. Все трое живут без Бога и вне Церкви, каждый в той или иной степени является нигилистом, то есть отрицателем ценностей и идеалов, основанных на религиозном мировоззрении». Достоевский же, выстрадавший свое покаяние на каторге, считает такую праздную жизнь во грехе антихристианством. В качестве образцов для подражания митрополит указывает старца Зосиму и Алешу Карамазова.
Митрополит Иларион считает именно «Братьев Карамазовых» вершиной творчества Достоевского.
Интересно сравнение Ф.М. Достоевского с Л.Н. Толстым, которое делает автор: первый охвачен мистицизмом Церкви и верует в Христа как Богочеловека, второй предлагает создать новую перворелигию, где наравне почитать Будду, Магомеда и Христа. По мнению митрополита Илариона, «Толстой был русским барином, никогда не нуждался в деньгах, пытался слиться с народом через ношение холщовой рубахи, мужицких штанов и кирзовых сапог, но внутренне оставался частью своего барского мира, который и нашел всестороннее отражение в его романах. Достоевский четыре года прожил на самом дне, стал плотью от плоти народных «низов», познал изнутри мир преступников и грабителей; выйдя на свободу, он всю жизнь нуждался в деньгах, должен был много писать, даже когда не хотел, поскольку платили ему за каждый печатный лист».
В «Евангелии Достоевского» речь идет о духовных исканиях практически всех крупных русских писателей XIX века: Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Толстого, Лескова — и на их фоне Достоевский предстает как писатель, которому наиболее близки нравственно-религиозные вопросы в том ракурсе, как их рассматривает Православная Церковь.
Книга будет интересна широкому кругу православных читателей, любящих Достоевского: в ней они найдут новые ракурсы прочтения великого автора.
